Затерянный дозор. Лучшая фантастика 2017 (сборник) - Дивов Олег Игоревич (читаем книги бесплатно txt, fb2) 📗
Однако Лариса не стала ее искать, уселась на подоконник на прежнее место. Таня раз или два заглядывала в комнату, но двоюродная сестра сидела как вырезанная из угля — черная и неподвижная, только большой палец с обломанным ногтем гнал кротким касанием картинки по дисплею телефона.
Таня поиграла с соседской кошкой, зашедшей после обеда проведать бабушкин куст валерианы, поела смородины на огороде, но убежала, услышав, как Ирина Викторовна заявила маме:
— Вон что я, Татьянке твоей не дам на нашем огороде смородины поесть, раз любит? Уж, чай, всю не объест…
— Это не ваш еще… Не решили. Может, раз любит моя дочь смородину, я и не соглашусь на тот огород. Там только все посажено, нет еще ничего, ребенку скучно будет. А у вас свой огород есть дома, зачем вам этот-то?
— Где тебе понять, Надежда. Ты ж городская, вот и думаешь, как все потребители. Ведь за ягодками-то ухаживать нужно… — наставительно протянула Ирина Викторовна.
— То-то я смотрю, вы располивались, — огрызнулась мама. — Собрали все, в контейнеры ссыпали да уехали. А весь июль я здесь с ведрами бегала. Без спины осталась.
— Так уж и без спины… А я осенью прошлой всю клубнику обрезала, Юрий лук таскал да сушил — сколько килограммов! Чай, не вспомнили, когда зимой-то трескали…
В доме было так тихо, что становилось слышно, как стонет дерево под тяжелой ногой дяди Юры, поднимающегося на чердак, как щелкают кнопки телефона под пальцами Ларисы, как бьется в стекло лохматый ночной мотылек… Как кто-то плачет тихо, хрипло всхлипывая… Кажется, совсем рядом.
Сначала Таня подумала, что это бабушка. С тех пор как папа и дядя Юра решили делить дом, бабушка часто плакала, хоть Таня и не понимала почему. В доме бабушка жить не собиралась: она уже четыре года, с той осени, как не стало дедушки и появилась Таня, зимовала в городе, а прошлой осенью перебралась в городскую квартиру, оставшуюся ей от сестры, бабы Кати. Зато домом как-то незаметно увлекся папа. Стал ездить, красить, строить. Дядя Юра не строил: у него было свое большое хозяйство в райцентре, но исправно давал денег на стройматериалы и рабочих. В общем, родительский дом был ему не так уж нужен, но бабушка, проведшая четвертую в жизни Тани зиму не с внучкой, а в какой-то далекой больнице, куда Таню не брали, настояла, чтобы сыновья при ней разделили все «по-людски». За эту мысль уцепилась страшная Ирина Викторовна. И теперь бабушка часто плакала, а папа, мама, дядя и тетка ругались, едва сходились вместе.
Тане было жалко бабушку. Девочка прислушалась, пытаясь понять, откуда доносятся всхлипы. Они слышались совсем рядом, словно шли из стены или открытых по случаю жары продухов. Наверное, бабушка плакала в комнате, а подполье, словно большая чашка, ловило и усиливало звук. Таня и папа однажды делали чайный телефон — слушали друг друга через стенку, приложив ухо к перевернутым чашкам. Было весело, пока мама не забрала чашки и не отругала папу, что учит дочку подслушивать. Таня запомнила, что подслушивать — очень плохо. Все в семье хотели, чтобы Таня выросла хорошей, и сами старались быть хорошими, поэтому никто никого особенно не слушал.
А Таня никак не могла этому научиться. Она слышала все. Мир был полон звуками, как садовая бочка упавшими яблоками и личинками комаров. Он словно просил приложить ухо к его фарфоровому донышку и подслушать.
Девочка прислушалась и двинулась по следу.
Но тут под окнами послышался другой всхлип, громкий и резкий. Дверь распахнулась, и в нее влетела заплаканная мама. Метнулась мимо дочки в комнату. Следом, перескакивая через ступеньку, пробежал папа.
— …как Фаина Дмитриевна не понимает, что Ирка же продаст дом тотчас, как бумаги подпишут! — раздался из-за двери несчастный мамин голос.
— Да с чего ты это взяла, Надя… — попытался вклиниться папа.
— И нашей Тане, — не унимаясь, всхлипывала мама, — останется огрызок огорода с тремя яблонями толщиной с палец да дощатая дачка, где даже летом холодно… А в доме будут чужие люди жить…
— Не станет Юрка отцов дом продавать, — оборвал мамины жалобы папин голос, непривычно строгий и холодный. — И не наговаривай, он все-таки брат мой.
— Ирина еще весной говорила, что участок рядом с их фермой присмотрела, который хотела бы купить. Продаст этот и купит рядом, чтобы удобней было… ягодки полива-ать, — зло потянула мама, сквозь слезы пытаясь передразнить невестку.
— Как решите, так и будет, Юрий! Как решите! Не рвите только сердце мне этим проклятым дележом, — раздался с другой стороны, со двора, голос бабушки. Ему вторил рокочущий шепот дяди.
— Лариска-а! Лари-и-иска! — донесся издалека голос Ирины Викторовны.
Таня зажмурилась, забилась под заваленную телогрейками вешалку в коридоре, закрыла уши ладонями. Под вешалкой пахло пылью и овечкой. Зудел в бревенчатой стене жучок — точил нору. Вскрикивали вверху над окошком птенцы, что вывелись с неделю назад под застрехой, — просили есть.
— Лари-иска! — кричала тетка далеко за стеной.
— Как решите, так и будет, — повторяла на одной безжизненной ноте бабушка.
— Да что ты, мама, что ты… — отвечал дядя.
Закипевшая картошка бурлила на плите, все звякала и звякала крышкой кастрюли.
— Перестань, Надя, глупо, — вполголоса ругал маму папа.
— Лари-иска!
Проскрипел возле крыльца велосипед почтальона.
— Фаина! Фаина, будешь ли газ-то брать?
— Буду!
— Лари-иска!
— Он брат мне…
— Как решите, Юрий, как решите…
— Фаина-а, спишь, что ли?
Кто-то все всхлипывал, дышал хрипло где-то рядом, под стеной, в ней самой, болезненно скрипели доски под ногой почтальона, всходившего на крыльцо.
— Ну что ты, мама, не надо…
— Ла-а-арка!
Мимо прогрохотали ботинки сестры.
— Не будет, дядь Вась, бабушка газ брать, — бросила она с крыльца почтальону. — Сережа с Надеждой ее в город заберут. В бабы-Катину квартиру.
— А Катерина Дмитриевна что ж, померла? — расстроился дядя Вася.
Звякнул печально звонок на руле велосипеда.
— Третий год как, — ответила Лариса.
— А ты что, Ларочка, нынче какая черная вся? — посмеялся почтальон.
— Так все кружева нынче Танькины, — расхохоталась сестра, грохоча ботинками с крыльца. — Не лезет на меня ангельский костюмчик уже. Вот и вы не лезьте…
— Ла-а-а-арка!
— Бабке привет передай, бесстыдница, — проворчал почтальон.
Велосипед скрипнул под ним и зашелестел прочь.
Голоса, что вились вокруг Тани плотным мучительным роем, словно отступили. Вышли за околицу бабушка и дядя Юра, папа прошел в комнату широким и сердитым шагом. Скрипнула панцирная сетка кровати — это мама упала на постель, зарывшись лицом в подушку, как всегда делала, когда они с папой ругались. Смолкли сытые птенцы под стрехой. Унялась тетка.
Только тихий всхлип остался, превратившись в хриплое тяжелое дыхание.
Таня выбралась из-под вешалки, прислушалась — попыталась просунуть голову в продух. Отверстие оказалось слишком маленьким, чтобы пролезть, но достаточным, чтобы понять: плакали там, под полом, в большой яме, где хранили картошку.
Таня побежала на кухню, изо всех сил потянула за кольцо на крышке подпола, но та не поддалась. Таня дергала и дергала, пока на пальцах не осталась синяя, пахнущая железом складка.
— Не трогай, бестолочь. Еще свалишься, а мне шею намылят, что не уследила. — Голос Лариски раздался над самым ухом.
Подлая дылда сняла свои ботинки, иначе Таня услышала бы ее и не испугалась. Она и сейчас вскрикнула только потому, что Лариса застала ее врасплох.
— Они ругаются сутками, а я должна тебе сопли вытирать, — фыркнула Лара. — Хочешь, я тебя в подполе закрою? Посмотрим, как скоро семейка хватится…
«Там плачет кто-то», — хотела сказать Таня, но голос застрял в горле, как цыпленок в сетке, которой бабушка закрывает клубнику от ворон, забарахтался, забился, превратившись в испуганный писк.
— Да не боись, мелюзга, нужна ты мне как козе гитара. Но если будешь под ногами путаться, точно в погребе запру.
