Троянская тайна - Воронин Андрей Николаевич (мир книг .TXT) 📗
Говорить это было незачем; ни к чему это было говорить, особенно если он относился к Буре с неприязнью и недоверием. А сказано это было скорее всего для того лишь, чтобы лишний раз подчеркнуть свою значительность и указать Буре его место – место водителя и охранника, на которого принято обращать внимание не больше, чем на предмет обстановки, и при котором можно вести любые разговоры: все равно, дескать, это чучело ничего не поймет. Однако Бура и на этот раз не обиделся, тем более что информация была в высшей степени полезная и окончательно развязывала им с Игорем руки.
Игорь тоже это понял, и у него снова вспотели ладони. Он поймал в зеркальце внимательный взгляд Буры и вопросительно приподнял брови: ну, что? Бура едва заметно кивнул и сразу же, не давая Игорю времени на раздумья и сомнения, перестроился в крайний правый ряд, включил указатель поворота и начал притормаживать.
– В чем дело? – резко спросил Гальцев, подавшись вперед и просунув голову между спинками сидений.
Момент был идеальный. Не чувствуя собственных конечностей, двигаясь замедленно, как во сне, Игорь Чебышев вынул из кармана правую руку и левой снял с иглы зеленый пластиковый колпачок. Он хотел было, как полагается, поднять иглу вверх и выдавить из шприца воздух, но спохватился: сейчас это не имело ни малейшего смысла.
Он прицелился Гальцеву под лопатку и протянул руку, чтобы воткнуть иглу прямо сквозь легкий светлый пиджак.
– Отлить надо, – сказал в это время Бура, отвечая на вопрос Гальцева.
– А, – немного разочарованно отозвался тот и откинулся назад – прямо на иглу.
Этого можно было ожидать, но движение Гальцева застало Игоря врасплох. Он успел надавить на поршень и ввести препарат, а вот выдернуть иглу уже не получилось – она сломалась с хрустом, который Игорь не столько услышал, сколько почувствовал кончиками сжимавших шприц пальцев.
– Ай! – воскликнул Гальцев, подскочив от боли, и резко повернулся к Игорю. – Ты что де...
Он замолчал на полуслове и застыл с открытым ртом. Кровь отлила от его лица, оно посерело, глаза остекленели. Чебышев удивился тому, как стремительно действует препарат. Гальцев захрипел, силясь что-то сказать, его руки вцепились Игорю в рубашку, комкая ее. Не испытывая ничего, кроме гадливости, Игорь уперся Гальцеву ладонью в грудь, чтобы тот, чего доброго, не вцепился зубами в глотку или не выкинул чего-то еще в этом же роде.
В этот миг машина остановилась с несильным толчком, от которого Гальцев качнулся вперед, ударился о спинку переднего сиденья, отскочил от нее, как неживой предмет, и завалился назад. Его руки упали, выпустив рубашку Игоря, глаза наполовину закрылись.
– Готов? – спросил с водительского места Бура.
– А я знаю? – огрызнулся Игорь, думая о сломавшейся игле.
– Так проверь, – предложил Бура, характерным жестом дотронувшись до перебитого носа.
Игорь принялся искать у Гальцева пульс, другой рукой незаметно ощупывая место укола. Нащупать не удалось ни того, ни другого.
– Черт его знает, – сказал он дрожащим голосом. – Вроде готов.
– "Вроде" нам не подходит, – проворчал Бура. – Эх, вы, интеллигенция, всему вас учить надо, белоручек...
Игорь даже думать боялся о том, что скажет, если узнает о сломавшейся и, похоже, застрявшей где-то глубоко в мышце игле. Этот мизерный кусочек металла делал бессмысленными все ухищрения: с таким же успехом Гальцеву можно было раскроить череп топором или разнести ему голову в клочья из любимого обреза Буры.
Впрочем, если сам Игорь, точно зная, куда колол, не сумел нащупать обломок, то его, очень может быть, вообще никто не найдет. Кому это надо – искать? Умер человек от сердечного приступа, бывает... Может, правда не заметят? Да конечно же, не заметят!
Успокоив себя, Игорь посмотрел на Буру, который деловито и профессионально ощупывал шею Гальцева в поисках пульса, и вороватым движением надел на обломанную иглу зеленый пластиковый колпачок. Шприц он спрятал в карман и решил, что выбросит его в урну где-нибудь в городе, предварительно стерев отпечатки пальцев.
– Готов, – констатировал Бура и брезгливо вытер пальцы о пиджак убитого. – Давай убирать его отсюда на хрен.
Машина стояла возле навеса пустой автобусной остановки. Вдвоем они выволокли Гальцева из машины, отнесли под навес и усадили там на скамейку, поставив рядом кейс, из которого Чебышев извлек компакт-диск в прозрачном пластиковом футляре, а неисправимый Бура – бутылку виски.
– В подарок вез, наверное, – сказал Бура, засовывая бутылку в бардачок, когда они вернулись в машину. – "Ред лейбл"... Жмот!
– Почему? – тупо переспросил Игорь.
Его мутило.
– Потому, что "Блек лейбл" раза в полтора дороже, – не совсем понятно ответил Бура и включил передачу.
Не прошло и минуты, как бетонный навес остановки с сидевшим на скамейке, будто в ожидании автобуса, медленно остывающим трупом окончательно скрылся из вида за плавным изгибом шоссе. Игорь Чебышев сидел на переднем сиденье, засунув руки в карманы. Пальцы его левой руки касались гладкой пластиковой коробочки, внутри которой лежало его светлое будущее, а правая то и дело ощупывала шприц с обломанной иглой – последнюю, если не считать Буры, ниточку, что связывала Игоря Чебышева с темным прошлым.
Сквозь толщу желтоватой речной воды виднелось выложенное плиткой дно канала, на котором темнели продолговатые тени пришвартованных у дощатого причала лодок. Дно было чистым, без песка и уж тем более водорослей и тины, но от воды все равно тянуло характерным запашком, усиливавшимся, когда с той стороны начинал дуть легкий прохладный ветерок. Белоснежные скатерти и салфетки шевелились, как живые, под его порывами, и Глеб всякий раз думал, что, подуй ветер сильнее, этот в высшей степени великосветский пикничок мигом превратился бы во всеобщую погоню за разлетающимся во все стороны мусором.
Иногда ветер менял направление, и тогда вместо острых речных запахов сидевшие за столом обоняли дразнящий аромат жарящегося шашлыка. Сие аппетитное амбре больше не вызывало обильного слюноотделения, как в начале застолья, потому что это была уже не первая порция. Тем не менее, вдохнув этот запах, трудно было не повернуть голову в сторону мангала, возле которого сосредоточенно орудовал некий гуманоид баскетбольного роста, похожий на обряженный в белоснежную рубашку и черные брюки шведский холодильник "Электролюкс".
За столом говорили в основном о деле. Это никого не удивляло и не шокировало, как и то, что в доме всемогущего и известного тонкостью вкуса и склонностью к роскоши Виктора Назарова сегодня угощали не импортными деликатесами, а простецкими шашлыками, пусть себе и из отборной баранины. В самом начале застолья хозяин произнес тост, в котором заранее объяснил обе эти странности, сославшись на желание именинницы, которое, сами понимаете, имеет силу закона. Сама именинница была, как всегда, красива, чертовски мила, но одета, вопреки обыкновению, очень просто – в джинсы, кроссовки и белую блузку с закатанными до локтей рукавами, открывавшими красивые, покрытые ровным золотистым загаром руки.
Назаров тоже был в джинсах и просторной, навыпуск, белой блузе без воротника, в треугольном вырезе которой виднелась загорелая безволосая грудь. На гладкой загорелой коже поблескивал скромный золотой крестик на тончайшей, почти незаметной цепочке – тоже, надо думать, не медной. На фоне этой парочки одетые в строгие выходные костюмы Потапчук и Сиверов выглядели как два грача, заглянувшие в гости к чайкам. Глебу подумалось, что это могло быть подстроено нарочно, а если и нет, то такая ситуация наверняка прогнозировалась заранее: парочка плебеев, старающихся выглядеть светскими львами, против олигарха и его подруги, настолько уверенных в себе, что могут быть демократичными и небрежными в одежде.
Впрочем, такие нюансы Глеба Сиверова не волновали уже очень давно, а если хорошенько порыться в памяти, то, пожалуй, и никогда. Он и в прежней своей жизни не страдал комплексом неполноценности, а уж после того, как умер и родился вторично, все до единого люди на свете раз и навсегда стали для него равны. Потому что пуля с одинаковой легкостью убивает сильного и слабого, умного и глупого, могущественного и беспомощного...
