Мадемуазель Шанель - Гортнер Кристофер Уильям (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .txt) 📗

Я отправила сообщение Бендору, яхта которого стояла на якоре возле Венеции, но в назначенный час он так и не появился. Управляющий выразил озабоченность: Дягилев умер, оставив огромный счет, кроме того, его мучили тревожные соображения, что смерть в его отеле неблагоприятно скажется на бизнесе. Счет я оплатила и похороны организовала так, что тело вывезли на рассвете, еще до того, как проснулись постояльцы отеля.

Когда мы стояли возле вырытой могилы и смотрели, как опускают в нее гроб, Мися была похожа на призрак.

— Ему будет здесь так одиноко, — простонала она. — Так далеко от Парижа, от всего, что он любил… и от всех, кого он любил.

— Венецию он тоже любил, — сказала я. — А кроме того, его самого здесь уже давно нет.

Не обошлось и без нескольких поистине драматических минут: Лифарь, не в силах вынести огромный груз утраты, вдруг взвыл и сделал вид, будто кинется в могилу вслед за гробом. Мы вцепились в него и крепко держали, а он бился в истерике, кричал и плакал и бросал по сторонам отчаянные взгляды, словно не мог поверить в случившееся, словно с ним кто-то сыграл злую шутку и сейчас в любой момент из-за могильных камней выйдет живой и здоровый Дягилев. Я и сама чуть не поверила в это. Когда мы переправлялись обратно в город, я то и дело оглядывалась через плечо, будто надеялась хоть мельком увидеть его осанистую фигуру в каракулевой шубе, при галстуке с перламутровой булавкой, которая машет нам рукой на прощание.

— Надо известить Игоря, — сказала я; Мися высморкалась в платочек. — Боюсь, он будет раздавлен. Он любил Дяги, как родного брата.

Стравинский и в самом деле был для них братом, подумалось мне, как и Кокто, Пикассо, танцовщики и все остальные, которым выпало счастье участвовать в его фантастических, экстравагантных, сенсационных спектаклях, потрясающих все устои и традиции. Такого, как он, ни один из нас больше не увидит.

В этой жизни мог родиться только один Сергей Дягилев.

Его смерть подействовала на меня больше, чем я сама сознавала, но, жалея Мисю, я вынуждена была подальше спрятать свою печаль. Мися и в самом деле совсем расклеилась, совсем потерялась в этом мире без своего Жожо, без своего обожаемого Дяги, утратив место, где она царила в качестве музы. Прервав наш круиз с Бендором в конце августа, мы с Мисей вернулись в Париж, в мой дом на Фобур Сент-Оноре. Я предоставила ей одну из гостевых комнат, чтобы они с Кокто, который тоже гостил у меня, могли жаловаться друг другу на жизнь. Я, конечно, не сомневалась, что они сойдутся на почве опиума, но в сложившихся обстоятельствах решила спускать им эту слабость; сама я вернулась в ателье и с головой окунулась в работу, которой, казалось, не будет конца.

Скоро приехала погостить Вера Бейт. Совсем недавно было объявлено о ее помолвке с одним итальянским офицером и первоклассным наездником Альберто Ломбарди. В свое время я поручила ей проследить за предстоящим открытием моего бутика в Лондоне. И теперь Вера просила подыскать ей замену, поскольку после женитьбы Ломбарди хотел бы вернуться в Италию. Я, в свою очередь, поделилась новостью о Дмитрии, который сделал предложение богатой американке, наследнице огромного состояния, а также о моей тете Адриенне. Вздорный и придирчивый папаша ее барона, который больше всего противился ее связи с его сынком, был уже при смерти, и остальные родственники наконец дали согласие на ее свадьбу с Нексоном после его смерти.

— Ну, значит, все как-то налаживается, — сказала Вера, когда мы с ней устроились у барной стойки, а остальные друзья, развалившись на диванах, выпивали, разговаривали. — Кроме тебя, Коко, дорогая. Похоже, ты решила всю жизнь оставаться как сфинкс — загадочной, великолепной и вечно одинокой.

— Надо же кому-то оплачивать ваши свадьбы, — улыбнулась я. — Если бы я вышла замуж и перестала работать, каково бы пришлось остальным?

— Ммм… — промычала она; я бросила на нее подозрительный взгляд, и тогда она продолжила: — Я все думала, что такое случилось с Бендором. Мы с ним встречались в Лондоне, он был с дочерью лорда Сисонби, но не скажу, чтобы он сиял от счастья. Он спросил, приедешь ли ты в Лондон на открытие бутика. Я ответила, что понятия не имею. — Она помолчала. — Надеюсь, я правильно сделала?

— Да, конечно, — ответила я, но все веселье вечеринки как-то сразу потускнело для меня. — У меня, как всегда, напряженный график. В любом случае у нас с Бендором все в порядке. Вопроса о браке у нас не стояло, если ты об этом. Мужчины меня не понимают. Они говорят: «Тебе больше не о чем беспокоиться, ничего не надо делать, я о тебе позабочусь». Но на самом деле они хотят сказать: «Ты ничего не должна делать, потому что всегда должна быть у меня под рукой». — Поймав ее испуганный взгляд, я нервно засмеялась. — Словом, в мои намерения это не входит. Не хочу повисать на мужчине мертвым грузом.

И не успела она ответить, как я, вся из себя такая шикарная — в жемчуге и черном крепдешине, — решительно направилась к столику Кокто, — который, кстати сказать, снова подсел на опиум, — чтобы выбить у него рук бокал с шампанским. Перекинулась парой слов с женой Пикассо Ольгой, которая была одета в одно из моих последних платьев из бежевого джерси и двухцветные туфельки, но казалась совершенно измученной изменами своего знаменитого живописца.

Потом одним махом я взлетела по лестнице. В последние дни я не прощалась с гостями, и все уже привыкли к моим неожиданным исчезновениям. Они будут сидеть до тех пор, пока или не упьются так, что не смогут сдвинуться с места и дворецкому Жозефу придется разводить их по одному до своих комнат, или не отчалят куда-нибудь в ночное кабаре.

Я легла на кровать, мои верные собаки устроились рядышком, но, несмотря на это, всей своей тяжестью на меня навалилось страшное чувство одиночества.

Действие пятое

Безвременье для моды

1929–1945 годы

1

Американская фондовая биржа обрушилась 29 октября 1929 года. Последствия оказались катастрофическими: в несколько секунд были уничтожены целые состояния, газеты пестрели сообщениями, что финансовые магнаты один за другим вместе с женами выбрасываются из окон небоскребов в страхе перед нищетой и лишениями. Не прошло и года, как волны американской депрессии докатились и до нас. Число заказов из-за границы у меня резко упало, и это был тревожный знак. Клиенты засуетились, заметались, и по всему было видно, что тратить деньги они будут не скоро.

А ведь Бендор меня предупреждал. Мы с ним все-таки остались друзьями. Он сделал предложение леди Понсонби, и она, естественно, приняла его. Перед свадьбой он повез невесту в Париж, они зашли ко мне на чашку чая (леди Понсонби оказалась как раз такой, как я себе и представляла: хорошенькой, ласковой и голубых кровей), и Бендор сообщил, что целый полк его финансовых аналитиков давно предвидел беду, грозящую заморской державе. Чтобы защитить свой бизнес, я предприняла срочные меры: для начала уменьшила прием на работу новых сотрудников и урезала число демонстрируемых платьев. Но как следует подготовиться к последствиям депрессии не получилось. Поток американцев и британцев, толпами валивших в мои бутики, иссяк. Даже разрекламированное открытие магазина в Лондоне не вызвало ожидаемого резонанса. И снова пришлось привыкать к строжайшему режиму экономии.

Богатая отделка бисером и украшения теперь были неуместны или нерентабельны. Только мое маленькое черное платье словно переживало период возрождения — возможно, потому, холодно прокомментировала я этот факт, что оно идеально вписалось в общую похоронную атмосферу десятилетия. Для дебюта в Лондоне я создала самые разнообразные недорогие ансамбли из хлопка, сократила количество вечерних туалетов до нескольких платьев из пике, органди и кру?жева с расклешенной юбкой и строгих жакетов из шелкового бархата и одновременно расширила ассортимент блузок и юбок из набивной ткани для женщин с небольшими средствами. Еще я представила мягкие костюмы из шантунга — это совершенно новый тип чесучи из шелка и шерсти, вытканный специально по моему заказу, а также сумочки с ремешком через плечо из простеганной кожи.