Пролетая над гнездом кукушки - Кизи Кен Элтон (книги онлайн полностью бесплатно TXT, FB2) 📗

Мы рассказали ему о своем плане побега, а он заявил, что торопиться не стоит, и напомнил о свидании Билли.

— Мы ведь не можем разочаровать парнишку Билли, верно, ребята? Только не теперь, когда он готов расстаться с невинностью и разменять ее на наличные. И если мы постараемся, то сегодня ночью устроим хорошенькую маленькую вечеринку. Я бы даже сказал, что это будет моя прощальная вечеринка.

В эти выходные Большая Сестра работала — не желала пропустить его возвращения — и устроила нам собрание, чтобы решить кое-какие вопросы. На собрании она еще раз попыталась выступить со своим предложением применить к Макмерфи более решительные меры, настойчиво убеждая доктора обдумать подобного рода действия, «пока не оказалось слишком поздно, чтобы помочь пациенту». Большая Сестра говорила, а Макмерфи вертелся как юла, моргал, зевал и отпрыгивал с такой яростью, что она, в конце концов, вспыхнула, а когда это случилось, Макмерфи принялся, как припадочный, кивать доктору и остальным пациентам, демонстрируя, что совершенно согласен со всем, что она сказала.

— Вы знаете, возможно, она права, док; посмотрите, сколько пользы принесли мне несколько жалких вольт. Может быть, если мы удвоим напряжение, я смогу принимать восьмой канал, как Мартини. Я уже пытался лежать в кровати и вызывать галлюцинации, но не увидел ничего, только четвертый канал с новостями и погодой.

Большая Сестра прочистила горло, пытаясь снова обрести контроль над собранием:

— Я не говорила, что нам следует обдумать увеличение шока, мистер Макмерфи…

— Мадам?

— Я предлагала подумать над операцией. Очень простой, в самом деле. У нас есть успехи в устранении агрессивных тенденций в конкретных случаях, сопровождавшихся враждебностью…

— Враждебностью? Мадам, я дружелюбен, словно младенец. На протяжении двух последних недель не вытряс душу ни из одного санитара. И теперь уже нет причины делать какое-либо обрезание, разве не так?

Она выставила вперед свою улыбку, умоляя его осознать, сколько в ней искренности и сочувствия:

— Рэндл, речь не идет об обрезании…

— Кроме того, — продолжал он, — не будет никакого проку в том, чтобы их обкорнать; у меня в тумбочке есть запасная пара.

— Запасная… пара?

— Здоровых, словно бейсбольные мячи, док.

— Мистер Макмерфи! — Ее улыбка треснула, словно стекло, когда она поняла, что смеются над ней.

— Но другая пара тоже достаточно велика, чтобы считаться нормальной.

И он продолжал в том же духе до тех пор, когда пришла пора готовиться ко сну. К тому времени в отделении воцарилась праздничная атмосфера, словно перед большой ярмаркой. Мужчины шептались о том, что, вполне возможно, ожидается вечеринка, если девушка прибудет с выпивкой. Все пытались поймать взгляд Билли, хихикали и подмигивали ему всякий раз, как он смотрел. А когда мы выстроились в очередь для приема лекарств, Макмерфи прошел вперед и спросил маленькую сестру с распятием и родимым пятном, не может ли он получить парочку витаминов. Она выглядела удивленной, но сказала, что не видит причины ему отказать, и выдала несколько пилюль размером с птичье яйцо. Он положил пилюли в карман.

— Разве вы не собираетесь их проглотить? — спросила сестра.

— Я? О господи, конечно, нет. Мне не нужны витамины. Я взял их вот для этого мальчишки Билли. Мне кажется, в последнее время у него изможденный вид, — очень похоже, что малокровие.

— Но тогда почему вы не отдадите их Билли?

— Отдам, сладкая моя, отдам, только дождусь полуночи, когда они очень ему понадобятся. — И двинулся к спальне, зацепив рукой, словно крюком, пылающую шею Билли, одарив Хардинга подмигиванием, а меня — тычком своего огромного большого пальца, когда проходил мимо, и оставил сестру с вытаращенными глазами проливать воду себе на ноги на сестринском посту.

Вам стоило бы узнать кое-что о Билли Биббите: на лице у него были морщины, а в волосах пробивалась седина, но он все еще выглядел словно мальчишка с оттопыренными ушами, веснушчатым лицом и выпирающими зубами, босоногий мальчишка, насвистывающий что-то себе под нос на одном из цветных календарей, с куканом бычков, валяющимся перед ним в пыли — и тем не менее, он не был таким. Увидев его стоящим рядом с другими мужчинами, вы всегда с удивлением обнаруживали, что он ничуть не ниже любого из них, и при ближайшем рассмотрении вовсе не лопоух, и зубы у него не торчат вперед, да и веснушек нет, и что ему, правду сказать, тридцать или около того.

Я только один раз слышал, как он говорил про свой возраст, честно сказать, просто подслушал, когда он беседовал в вестибюле со своей мамашей. Она работала там в справочной, плотная, крепко сбитая леди с волосами, которые каждые несколько месяцев меняли цвет — от белокурых к голубым, а потом — к черным, и снова к белокурым. Она жила по соседству с Большой Сестрой и, насколько я понял, была ее дорогой и близкой подругой. Куда бы мы ни отправлялись, Билли всякий раз обязан был остановиться и наклонить к ней алую пылающую щеку, чтобы получить поцелуй. И это приводило всех нас в такое же смущение, как и самого Билли, именно по этой причине никто и никогда не дразнил его за это, даже Макмерфи.

Однажды после полудня, даже не вспомнить, как давно это было, мы задержались по дороге на терапию и расселись в вестибюле на больших пластиковых диванах снаружи, на полуденном солнышке, пока один из черных парней названивал своему букмекеру, а мамаша Билли воспользовалась случаем, чтобы оставить работу. Она вылезла из-за стола, взяла своего мальчика за ручку и вывела его на улицу посидеть на травке. Я как раз оказался неподалеку. Она сидела там на траве очень спокойно и ровно, согнувшись ровно посредине и вытянув прямо перед собой круглые ноги в чулках, и цветом напоминала мне болонскую колбасу. Билли лежал рядом с ней, положив голову ей на колени, и позволял щекотать ему ухо пушистым одуванчиком. Билли говорил о том, что ему пора присмотреть себе жену и когда-нибудь отправиться в колледж. Мамаша щекотала его одуванчиком и смеялась над такими глупостями:

— Солнышко, у тебя еще куча времени для всего такого. У тебя вся жизнь впереди.

— Мама, мне т-т-т-ридцать один год!

Она рассмеялась и пощекотала его ухо травинкой:

— Солнышко, неужели я выгляжу как мать мужчины средних лет?

Мать Билли сморщила носик, раскрыла губы ему навстречу, изобразила что-то вроде поцелуя, и я вынужден был признать, что она вообще не выглядит ничьей матерью. Я не мог поверить себе, не мог поверить тому, что Билли тридцать один год, пока не придвинулся достаточно близко, чтобы разобрать дату его рождения на повязке на запястье.

В полночь, когда Гивер и остальные черные ребята, а также Большая Сестра закончили дежурство, и старый цветной медбрат, мистер Теркл, приступил к своим обязанностям, Макмерфи и Билли уже вскочили с кроватей и, как мне представлялось, принимали витамины. Я вылез из кровати, натянул пижаму и отправился в дневную комнату, где они разговаривали с мистером Терклом; Хардинг, Скэнлон, Сефелт и некоторые другие парни тоже пришли. Макмерфи расписывал мистеру Терклу, что их ожидает, когда придет девушка, — вернее, напоминал, потому что все выглядело так, словно они вдоль и поперек обсудили подробности еще за пару недель до ожидаемого события. Макмерфи говорил, что требуется всего ничего, — просто разрешить девушке влезть в окно, вместо того чтобы рисковать, впуская ее через вестибюль, где может оказаться ночная надзирательница. А после этого — открыть изолятор. Разве это не настоящий райский уголок для любовников, — хоть медовый месяц там проводи. Исключительно уединенное место. («А-а-х, Макмерфи», — только и пытался выговорить Билли.) И выключить свет. Так что надзиратель ничего не сможет разглядеть. И закрыть двери спальни, чтобы не разбудить всех слюнявых Хроников в отделении. И вести себя тихо; мы же не хотим их беспокоить.

— Ах, М-м-м-ак, давай, — сказал Билли.

Мистер Теркл все продолжал кивать и трясти головой, похоже было, что он наполовину спит. Но когда Макмерфи сказал: «Полагаю, что дело чудненько улажено», мистер Теркл ответил: «Нет, не ф-фполне» — и продолжал стоять, ухмыляясь, в белой куртке, с лысой желтой головой, качающейся на конце шеи, словно шарик на палочке.