Волхв - Фаулз Джон Роберт (читаемые книги читать txt) 📗
Я потер переносицу. Не стоит больше досаждать ему каверзными вопросами. Постоянные хвалы моему уму пробудили во мне заячью подозрительность. Есть три вида умных людей: первые столь умны, что, когда их называют умными, это выглядит справедливым и естественным; вторые достаточно умны, чтобы отличить правду от лести; третьи скорее глупы, ибо все принимают на веру. Я знал, что принадлежу ко вторым. Я не мог совсем не верить Кончису; его объяснения казались довольно стройными. Очевидно, любвеобильные родственники и в наше время берут под крылышко богатых психов, чтобы не помещать их в лечебницу; однако Кончиса любвеобильным никак не назовешь. Не сходится, не сходится. Некоторые ужимки Жюли, ее неадекватная реакция, слезливость вроде бы подтверждали его правоту. Но ничего не доказывали; возможно, это очередной выверт сценария, и Жюли не захотела открыть все карты сразу…
— Ну ладно, — сказал он. — Вы мне верите?
— Разве по мне не видно?
— Видимость обманчива.
— Зря вы предлагали мне пилюлю с ядом.
— Думаете, в этом доме вся синильная кислота заменена миндальным сиропом?
— Я этого не говорил. Я ваш гость, г-н Кончис. И потому верю вам на слово.
Казалось, на мгновение маски сброшены; передо мной сидел человек, не расположенный шутить, а перед ним — человек, не расположенный поддакивать. Война объявлена; кто кого. Мы разом улыбнулись, сознавая, что эти улыбки не смягчают очевидного: мы не верим друг другу ни на грош.
— Напоследок хочу сказать вам две вещи, Николас. Первое. Принимаете вы мою версию или нет, не имеет большого значения. Но запомните. Жюли сама не отдает себе отчета, насколько она обидчива и мстительна. Она как безопасная бритва: ее легко сломать, но ею и легко пораниться. Мы все поневоле выучились смирять эмоции, которые она в нас вызывает. Ибо как раз на эмоциях она при удобном случае и спекулирует.
Вперившись в бахрому скатерти, я вспоминал обволакивавший девушку ореол скромности, невинности; с точки зрения патологии эти черты ее характера легко объяснимы… явная неопытность плоти, пожизненное, вынужденное целомудрие. Дико, но в словах Кончиса был свой резон.
— А второе?
— И о втором скажу, хотя без всякого удовольствия. Ужас положения Жюли еще и в том, что ее обуревают естественные для молодой женщины желания, но естественной разрядки не получают. Как видный юноша, вы даете ей возможность этой разрядки, что само по себе можно только приветствовать. Если напрямик, ей необходимо с кем-то кокетничать… на ком-то испытывать свои женские чары. Догадываюсь, что в этом она уже преуспела.
— Вы ж видели, как я ее целовал. Вы ведь не предупредили…
Подняв руку, он остановил меня.
— Вы не виноваты. Когда красивая девушка напрашивается на поцелуй… все понятно. Но теперь вы знаете правду, и я должен подчеркнуть, сколь трудна и деликатна ваша роль. Не требую, чтоб вы избегали любых заигрываний, любого, даже мимолетного, телесного контакта, но помните: существует граница, которую нельзя пересекать. По чисто медицинским показаниям позволить это я не имею права. И если, паче чаяния, обстоятельства сложатся так, что вы не сумеете себя перебороть, я вынужден буду вмешаться. Прошлым летом ей удалось внушить Митфорду, что, стоит ему увезти ее и сделать своей женой, она выздоровеет… и это не лукавство. Она сама верит в то, что говорит. Поэтому ложь в ее устах столь убедительна.
Я сдержал улыбку. Даже допуская, что в остальном он не врет, трудно представить, что Жюли прониклась нежными чувствами к дураку Митфорду. Но во взгляде старика сквозила такая истовая уверенность в собственной правоте, что у меня не хватило духу его подкалывать.
— Надо было объяснить все с самого начала.
— Я не думал, что вы такой быстрый. Реакция пациентки опередила самые оптимистические прогнозы. — Улыбнулся, откинулся на спинку стула. — Тут есть еще одно соображение, Николас. Я никогда, повторяю, никогда не втянул бы вас в эту историю, знай я, что ваше сердце уже занято. Из того, что вы рассказали…
— Все уже в прошлом. Если вы имеете в виду радиограмму… я не поеду к ней в Афины.
Отвел глаза, покачал головой.
— Конечно, это не мое дело. Но ваш рассказ об этой девушке — и об искренних чувствах к ней — глубоко меня тронул. По-моему, неразумно было бы отвергать дружбу, которую она пытается возобновить.
— Не сердитесь… но это действительно не ваше дело.
— Не прощу себе, если на ваше решение хоть в малой мере повлияли здешние события.
— Не повлияли.
— Допустим. Но теперь, когда вы разобрались что к чему, подумайте, стоит ли вам продолжать бывать у меня. Если вы захотите прекратить всякие отношения с нами, я не обижусь. — Не дал мне ответить. — В любом случае моей бедной крестнице явно требуется отдых. Дней на десять я, пожалуй, увезу ее отсюда. — И важно, как психиатр психиатру, прибавил: — Перевозбуждение затрудняет лечебный процесс.
В жгучей досаде я мысленно проклял Алисон с ее чертовой радиограммой. Но напрягся и сдержал разочарование.
— Тут и думать нечего. Мне хочется у вас бывать. Внимательно посмотрел на меня, кивнул. Старый бес! Словно не его, а моя правдивость подлежала сомнению.
— И все же советую не рубить с плеча и провести каникулы в Афинах, с девушкой, по всей видимости, очаровательной. — Я открыл было рот, но он быстро вставил: — Я врач, Николас. Позвольте мне говорить откровенно» Здесь вы обречены на воздержание, а молодому человеку это только во вред.
— Да я уж на собственном кармане почувствовал.
— Помню, помню. Тем более.
— А следующие выходные?
— Посмотрим. Давайте пока на этом остановимся. — Порывисто встал, протянул руку для пожатия. — Хорошо. Ладно. Рад, что теперь между нами нет недоговоренностей. — Подбоченился. — Вот что. Не хотите ли на славу потрудиться?
— Да нет. Но если нужно, так нужно.
Он отвел меня в дальний угол огорода. Часть стены, поддерживавшей терраску, рухнула, и он растолковал, как ее восстановить. Разрыхляешь почву мотыгой, укрепляешь в ней камни, подравниваешь, просыпаешь землей — мокро», чтоб кладка схватилась. Как только я взялся за работу, он ретировался. В этот час бриз обычно стихал, но сегодня дул как ни в чем не бывало, унося вечернее тепло; тем не менее я скоро взопрел. Истинный смысл моей барщины был прозрачен: ему требовалось чем-то меня занять, чтобы без помех разыскать Жюли и выпытать, что между нами произошло… а может, поблагодарить за то, что новая роль у нее выходит еще убедительнее прежней.
