Вилла в Италии - Эдмондсон Элизабет (книги онлайн без регистрации .txt) 📗
— Ты в него не влюблена. Была влюблена, и просто остались следы. Лучшее средство, конечно, — это влюбиться в кого-нибудь другого. Может оказать чудодейственный эффект. Ради Бога, Делия, тебе же не восемнадцать, подростковые гормоны свое отыграли. Перестань о нем думать и подпитывать свою блажь. А сейчас допивай молоко — и баиньки.
— Легко сказать — перестань думать.
— Знаешь что? Взрослые люди так и делают. Так мы справляемся с жизнью, детка.
— Все было бы по-другому, если бы он действительно любил Фелисити.
— О, неужели?
— Да. Но он ее не любит.
— Прекращай, а? Допила? Тогда давай мне чашку. Гаси свет. Новый день — новая надежда.
— Спасибо за молоко, Джессика. Я все равно не засну, но ты это хорошо придумала.
Марджори поджидала за дверью.
— Ну что, выпила?
Джессика приложила палец к губам и пошла к своей комнате.
— Не хочу, чтобы она слышала, как мы шепчемся. Скажет, что мы строим козни. Да, выпила. Мы просто пара интриганок. Насколько крепок был тот бромид, что ты налила ей в молоко?
— Он вырубит ее до утра.
— Если она проснется заторможенной, то что-то заподозрит.
— Ни проснется заторможенной, ни заподозрит. Просто подумает, что перебрала накануне, а это истинная правда. Почему она в таком состоянии? Только из-за того, что здесь Тео?
— Ты ведь знаешь про нее и Тео? Кажется, мой брат устроил ей разнос.
— Нелегко ему, когда младшая сестра жены так по нему сохнет. Его-то она нисколько не интересует, это сразу видно, разве что как член семьи.
— Тебе видно, мне тоже, но ей — нет.
— Он ей совершенно не подходит. И очень хорошо, что он женился на ее сестре, которая исключительно глупая женщина.
— Да нет, Фелисити не глупа. У нее, конечно, не такой ум, как у тебя или у Делии, но она на редкость расчетлива и практична под внешней оболочкой, тебе не кажется?
— А Люциус понимает, что происходит?
— Не уверена.
— Думаю, что понимает; он человек, от которого мало что можно скрыть. В таком случае для него это порядочный удар.
— Значит, ты тоже заметила?
— Это совершенно очевидно.
— Делия говорит, он не в ее вкусе.
— Ох уж эти мне вкусы!
— Женщины западают на определенный тип мужчин. Я, например, западаю. Почему отчасти и попалась на удочку Ричи, помоги мне Бог.
Они спустились на нижний этаж; ни одна не могла помыслить, чтобы уснуть.
— А где мужчины? — спросила Джессика в холле. — В гостиной? Тогда пойдем посидим на террасе. Там нас, пожалуй, заедят комары, но у меня нет желания сидеть в мужской компании и нюхать дым. Поразительно, как присутствие Тео мгновенно превратило гостиную в курительную мужского клуба. Разумеется, он из тех мужчин, которые больше времени проводят в клубе, чем дома.
— Надо положить этому конец, — заявила Марджори. — Не хочу, чтобы гостиная стала его территорией. Но сейчас давай посидим под звездами.
— Боюсь, — начала Джессика, когда они устроились на мраморной скамье, — что если мистер Уинторп сообщил Тео, где я нахожусь, тогда и газеты могут пронюхать. О Господи, как бы я хотела, чтобы пресса не скатывалась в сплетни, слухи и инсинуации. Когда все это началось? Раньше было не так.
— Они сделались такими беспардонными после того, как в Америке появились разные журналы, повествующие о жизни голливудских звезд и других знаменитостей. Английские газеты поняли, что существует огромный круг читателей, охочих до подобной грязи, и пошли у них на поводу. Посмотри на всю ту дрянь, что пишет в своей колонке Джайлз Слэттери.
— Джайлз Слэттери? Жуткий тип! Это проклятие моей жизни!
— У него репутация репортера, который не выпустит «материал» из рук, пока не выжмет из него все, что можно.
— Уму непостижимо, что людей может интересовать моя жизнь или еще чья-то, если они никогда с нами не встречались, да и не встретятся. Не логичнее ли заинтересоваться тем, что происходит по соседству или у тетушки Фло с молочником. По-моему, это в любом случае куда интереснее.
— Так уж устроен мир, — посетовала Марджори. — В книгах герои не могут считаться героями, если они обычные люди; они должны быть более энергичными, более решительными, более порочными, более ловкими и коварными, чем человек, живущий по соседству, или начальник на работе. Вот почему книга так захватывает. То же самое и с газетами — им нужна занимательная история. Твоей ошибкой было выйти за публичного человека. Если бы ты уехала преподавать в школу для девочек на южном побережье, то и за год не увидела бы в прессе своего имени.
Верно, подумала Джессика и на какой-то момент от всего сердца пожалела, что не поступила именно таким образом. Тогда ее интересовало бы только, получит ли стипендию Джемайма из шестого, делает ли успехи после первых неудач маленькая Хетти и слышал ли кто, что вчера мисс Хопкинс сказала мисс Фредериксон. Она засмеялась:
— Боюсь, что учительская в любой школе — ничуть не меньший рассадник сплетен, чем любое другое место. Все мы помешаны на том, чтобы знать больше о своих собратьях, не так ли?
— Мне бесконечно интересны люди и любая подробность о них, какую я могу выкопать. Но это не из болезненного любопытства, а потому, что это мое оружие как литератора.
— Разве ты не говорила, что не срисовываешь своих персонажей с реальных людей?
— Писатель пользуется составными элементами, деталями, гранями характеров, фрагментами событий. Все это входит ему в голову в виде некоей каши, а затем выходит в тысяче разных форм.
Джессика потянулась и зевнула.
— Нам не повредило бы немного красок в книгах. Все мы теперь экзистенциалисты; жизнь не несет в себе никакого смысла и ничего, кроме абсурда и произвольного набора событий. Мы их не вызываем, не можем изменить — они просто данность. Живем бессмысленной жизнью, а потом умираем, и кому какое дело?
— Беатриче Маласпина не разделила бы такую точку зрения.
— Она была из другого поколения. Тогда люди верили во что-то.
— Во что?
— В Бога. В истину. В прогресс. В управление собственной жизнью. А сейчас мы все умные, нас не проведешь.
— Чушь. Платон сказал, что жизнь неосмысленная не стоит того, чтобы ею жить. И именно этим занимался Сократ.
— Сократ давно умер. И держу пари, Сократ не знал такого первостатейного ублюдка, как Ричи.
— И, зная это, ты за него вышла?
— Я не знала этого, когда выходила. Мелдон был настойчив, а также хорош в постели, если тебе это о чем-нибудь говорит, и давал мне какую-то надежду, когда я была порядком растеряна. И он богат.
Делия проснулась, вовсе не чувствуя себя заторможенной. Напротив — пробудилась с ясной головой и чувством умиротворения. Воэн лежала в кровати и наблюдала за игрой света на закрытых ставнях. Вот сейчас она встанет, откроет их, впустит в комнату яркий свет и увидит море. А ведь здесь человек может быть очень счастливым, подумалось вдруг. Потом нахлынули воспоминания о вчерашнем, о том, как она была несчастна.
«Ты живешь эмоциями, Делия», — звучали в голове слова Тео. И слова Джессики, призывающей повзрослеть, больше думать мозгами, а не гормонами. Певица болезненно поморщилась при этих воспоминаниях — словно туча набежала на солнце.
Но стоило лишь бросить взгляд на окна, как все стало по-прежнему. Туча существовала только в ее воображении, заслоняя окружающий мир, а в данном случае — мир, полный красоты.
Теперь уже задумчиво Делия вылезла из постели и распахнула ставни. Вышла на балкон и вдохнула воздух, такой чистый и свежий, что почти резал легкие. Она сощурилась от яркого света, а потом с умилением понаблюдала, как любопытная ящерица на стене под балконом с забавной поспешностью бежит вниз.
Птичий гомон. Оказывается, это такая удивительная смесь, если вслушаться. Тут и пение, и щебет, и стрекот, и быстрый шелест крыльев ласточки, парящей в ослепительно синем небе. Певица сымитировала несколько птичьих трелей и засмеялась, когда в ответ полился новый поток звуков.
