Большое небо - Аткинсон Кейт (лучшие книги читать онлайн txt, fb2) 📗
– Папаша мой размолол педофила в труху, – рассказывал Томми Винсу. – А знал бы, кто он таков есть, вообще небось убил бы.
Винсу, которому мир рестлинга виделся загадочным и экзотичным, как двор китайского императора, слово «хил» пришлось гуглить. Злодей, антагонист, человек, который жульничает или всех презирает.
– Это в рестлинге такая роль, – объяснил Томми, – но папаше моему не приходилось даже особо играть. И так был сволочь первостатейная.
Винс сочувствовал Томми. Винсов отец был мягок, как мягкий эль пивоварни «Тетлиз», его любимого топлива.
История Томми стремительно взбиралась к вершине, от боксера к промоутеру, а сколотив капиталец на ринге, он обзавелся лицензией на грузовые перевозки, купил свой первый грузовик, и с этого начался его автопарк «Грузоперевозки Холройда». Может, и не самый крупный парк седельных тягачей на севере, но, судя по образу жизни Томми, успешный просто на удивление. Томми напоказ сорил деньгами, располагал бассейном и второй женой, Кристал – по слухам, бывшей гламурной моделью.
Томми был не из тех, кто отвернется и пройдет мимо, если ты в беде, хотя какую цену придется потом уплатить – еще вопрос. Винсу Томми, впрочем, нравился – Томми был свойский и обладал самостью, иначе не скажешь, эдакой северной лихостью, о которой частенько мечтал и Винс, в себе как самолично созданном изделии ощущая явную ее нехватку. А Кристал была – вообще закачаешься. «Кукла Барби» – такой вердикт вынесла ей Венди. Поскольку прежнее доброжелательное равнодушие Венди к Винсу изошло на отвращение, «закачаешься», подозревал он, она понимала, как «вдарить Винсу электрошокером». А что он такого сделал? Да ничего!
Незадолго до того, как Винса познакомили с Томми, Лесли, первая жена Томми, погибла от ужасного несчастного случая. Упала со скалы, пытаясь спасти домашнего питомца, – Винс помнил, как читал об этом в «Газетт» («Трагически погибла супруга крупного бизнесмена с восточного побережья»), помнил, как еще сказал тогда Венди:
– Ты поосторожнее, когда со Светиком по скалам гуляешь.
Светик – это их собака, в те времена щенок.
– Ты за кого больше волнуешься – за меня или за собаку? – спросила Венди, а Винс сказал:
– Ну-у… – И теперь-то понятно, что это был неверный ответ.
Веселый Вдовец – так Энди называл Томми, и на того трагедия в самом деле произвела замечательно мало впечатления.
– Ну, Лес была, скажем так, слегка обузой, – объяснил Энди, крутя пальцем у виска, словно дырку в мозгу проворачивал. – С прибабахом.
Энди – он не сентиментальный. Напротив. К скамье поблизости от того места, где Лесли Холройд сверзилась с обрыва, тогда еще были прикручены сохлые цветы. Недоразвитый какой-то памятник.
– Винс, как слышишь, прием? – сказал Томми. – На тебе чайка сейчас гнездо совьет, если с этой ти не сдвинешься.
– А в мини-гольфе у тебя какой гандикап, Винс? – засмеялся Энди: менять тему ему, видимо, пока не хотелось. – Там мельница сложная, лопасти эти хрен пройдешь. А чтобы ракету одолеть – это надо быть, конечно, профи. Ракета – вообще убиться можно, на ней вечно ломаешься.
Энди – он был не как Томми, не напоказ.
– М-да, он у нас тихоня, наш Эндрю, – усмехался Томми, обхватывая Энди за плечи и (очень) по-мужски обнимая. – За тихонями, Винс, нужен глаз да глаз.
– Отстань, – добродушно говорил Энди.
Я тихоня, думал Винс, за мной не нужен глаз да глаз. Энди был маленький и жилистый. Будь они зверями, из Томми получился бы медведь – и не безвредный плюшевый медведь, какими заваливала свою постель дочь Винса Эшли. Плюшевые медведи по-прежнему на месте – терпеливо ждут, когда загулявшая дочь вернется в страну после года путешествий. Нет, из Томми получился бы медведь, за которым нужен глаз да глаз, – белый, например, или гризли. Из Энди получился бы лис. Томми порой даже называл Энди «Хитрый». А из Винса кто? Олень, думал Винс. Замерший под фарами машины, которая вот-вот размажет его по дороге. За рулем, надо думать, Венди.
Они оба, интересно, хоть раз вообще играли в мини-гольф? Пока Эшли была маленькая, Винс проводил с ней многие часы – приятные (по большей части), – стоически подбадривая, когда она снова и снова промахивалась мимо ти или настырно пробовала патт, снова и снова, а позади них росла очередь, и всякий раз, когда Винс показывал людям, что, мол, пусть идут вперед, Эшли взвывала: «Па-а-а-ап». Эшли в детстве была упрямая. (Да нет, Винс не в обиде. Эшли он любил!)
Винс вздохнул. Пускай Томми с Энди смеются – чего ж не посмеяться, раз охота. Мужские подколки, раньше они и его веселили (более или менее) – и бахвальство это, и спесь. Павлины северные, все как на подбор. У мужиков это в ДНК или в тестостероне, что-то такое, но Винс сейчас слишком депрессивен и не в силах подключиться к добродушным (по большей части) насмешкам и этому вечному «кто кого».
Томми на жизненном графике по-прежнему лезет наверх, а вот Винс явно катится под уклон. Дело движется к пятидесяти, а последние три месяца он живет в двухкомнатной квартирке на задах лавки, где торгуют рыбой с картошкой, и происходит это с того самого дня, когда Венди поутру повернулась к нему за столом – он поедал на завтрак мюсли, у него как раз случилось краткосрочное увлечение здоровьем, – и сказала:
– По-моему, хватит, Винс, не находишь? – и в изумлении он так и отвесил челюсть над своими «Ягодно-вишневыми» из «Теско».
Эшли со своим парнем-серфером только-только умотала кататься стопом по Юго-Восточной Азии. Насколько понимал Винс, «перерыв в образовании» – это затишье между выплатами за дорогую учебу в частной школе и выплатами за дорогую учебу в университете, временное финансовое послабление, которое все равно стоило ему дочериных авиабилетов и ежемесячных денег на расходы. Винсу в детстве внушили достойные нонконформистские добродетели – самодисциплину и самосовершенствование, – а вот Эшли (не говоря о ее парне-серфере) верила только в «само». (Да нет, Винс не в обиде. Эшли он любил!)
Едва Эшли встала на крыло (то есть села в самолет «Эмиратов» до Ханоя), Венди доложила Винсу, что их брак скончался. Еще труп остыть не успел, а она уже флиртовала в интернете, как крольчиха на спидах, предоставив Винсу чуть ли не каждый вечер трапезничать рыбой с картошкой и гадать, когда все пошло под откос. (Три года назад на Тенерифе, как выяснилось.)
– Я тебе принесла коробок из «Косткаттера», вещи сложить, – объявила Венди, а он непонимающе на нее таращился. – Не забудь достать свои грязные шмотки из корзины в кладовой. Я тебе стирать больше не буду. Двадцать один год рабства. С меня довольно.
Вот, значит, каковы дивиденды с принесенных жертв. Вкалываешь с утра до ночи как ненормальный, наматываешь сотни миль в неделю на корпоративной машине, на себя времени толком не остается, и все ради того, чтобы твоя дочь делала бесконечные селфи в Ангкор-Вате, или где там ее носит, а твоя жена сообщила, что вот уже год гуляет с владельцем местного кафе, по совместительству членом команды спасения на водах, что, похоже, в ее глазах оправдывало адюльтер. («Крейг рискует жизнью каждый раз, когда откликается на СОС. А ты, Винс?» Да, по-своему и он тоже.) Все это оттяпывало от души по кусочку – тяп-тяп-тяп.
Венди любила строгать и стричь, среза́ть и срубать. Летом она почти каждый вечер выволакивала на лужайку «Флаймо» – за многие годы провела с газонокосилкой больше времени, чем с Винсом. И вполне могла бы отрастить вместо рук секаторы. У нее вообще были диковатые хобби – помимо прочего, она выращивала бонсай (мешала ему расти, про себя уточнял Винс) – жестокое занятие, приводило на ум истории про китаянок, которые себе ноги бинтовали. И вот так же она теперь поступала с Винсом – оттяпывала по кусочку от его души, подстригала, чтобы Винс получился карликовый.
Он еле тащился по жизни ради жены и дочери, они даже не догадывались, какого героизма это ему стоило, – и вот благодарность. Вряд ли случайно, что слово «тащиться» созвучно слову «тощища». Винс думал, тащишься-тащишься – и в конце дотащишься до цели, но обнаружилось, что в конце ничего нет – надо тащиться дальше.
