Корона, Огонь и Медные Крылья - Далин Максим Андреевич (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt) 📗
— Вы, ваше прекрасное высочество, в предсказания верите?
— Не дури, — ответил я как можно внушительнее, чтоб он понял, какую на самом деле глупость сморозил. — Лжепророки — они враги Божьи, все слова у них — от Тех Самых, и от этой ереси помогают молитва и Всезрящее Око. Ты что, испугался?
— Испугаешься тут, — сказал Стивен. — Как вы, ваше высочество, этих подлюк не боитесь! У нее такая рука холоднущая была, я чуть не бросил все к псам, только вас постыдился.
— Да уж, — сказал Альфонс. — Вы, ваше прекрасное высочество, смелы просто на редкость. Я бы не стал связываться. Как она ржала-то! Мне даже жутко стало…
— Ну, — сказал я, — ей уже не долго ржать, адовой кобыле. И нечего бояться Всех Этих, они только страхом и сильны. И вообще — у нас сегодня день богоугодных дел, потому — Господь нас защитит и отблагодарит.
И точно. Господь отблагодарил.
Мы, конечно, больше ни в какой притон не полезли — никакой радости уже не было. Обедали дома, потом я сходил на псарню, посмотреть, как мои пойнтера: через пару дней собирался охотиться. Булька была рада до невозможности, со всеми перенюхалась, уходить не хотела — так уж, только потому пошла, что я позвал. За спасибо.
Хотел зайти к отцу, но у него была толпа послов из Приморья, только без женщин. Не свадебная свита, слава Богу. Я подумал, что они опять насчет какой-нибудь торговой ерунды, не прислушивался. Поболтал в приемной с какой-то провинциальной штучкой, пригласил ее к себе — ну, у меня она еще слегка поломалась, пришлось ей напомнить, что имеет дело с принцем. Через четверть часа дурочка перестала хныкать, а через час уже мило лизалась. Велел ей прийти вечером — Шарлотта уже надоела своими глупостями, да и фигура у этой была получше. Пышка такая, ямочки над поясницей.
И когда эта дамочка уже дошнуровывалась, ко мне вдруг заявился секретарь отца. Велел срочно идти, а мину имел такую, будто его любимую часть тела прищемили дверью. Я слегка занервничал, но пошел.
В приемной никого чужих уже не было, а у отца в кабинете торчали Мартин и Эмиль. И Эмиль рыдал, представляете себе, дамы и господа?! Рыдал, а Мартин обнимал его за плечо и на меня посмотрел как-то странно. То ли сердито, то ли сочувственно.
А отец оторвался от какой-то своей писанины и сказал, ужасно хмуро:
— Пришел корабль из Приморья, Антоний. Послы интересовались здоровьем принцессы Жанны. Она должна была прибыть еще на позапрошлой неделе.
Я стоял, как оглушенный. А Мартин сказал:
— Помните бурю, которая сломала ясень в королевском парке? В эту бурю попал ее корабль. Ваша невеста погибла. Утонула.
Эмиль снова захныкал. А я вдруг понял — все! Господь меня освободил! Он мне руки развязал! И больше ничего раз навсегда запланированного с моего рождения уже не будет! Никогда!
Не стану вам докучать описаниями начала нашего пути. Несколько дней корабль — он назывался "Святая Жанна" в честь моей небесной покровительницы — плыл по спокойным волнам, подгоняемый свежим соленым ветром. Дамы из тетиной свиты не позволяли мне беседовать не только с матросами, но и с офицерами, считая, что для невесты принца недопустимо общество мужчин столь низкого ранга. Это было мне весьма досадно, потому что среди моряков были особы презабавные, к примеру, толстый коротенький офицер с огромными косматыми бакенбардами, в добром расположении духа свистевший жаворонком, а в дурном кричавший на матросов: "Бесы пересоленные! Сто собак вас зубами за пятки!" Вообще, наблюдать за работой моряков, все время вязавших какие-то веревки на мачтах, лазавших по лестницам, тянувших канаты и певших печальные песни, было куда веселее, чем слушать опостылевшую дамскую болтовню — но наблюдать мне не давали.
Мои фрейлины в первый же день взяли с меня обещания, что я выдам их замуж за приближенных моего жениха, как только все устроится. Они напирали в особенности на то, что приближенные должны быть богаты и влиятельны — и болтали лишь о кружевах, выделываемых на Трех Островах, об аметистах из знаменитых островных копей, о румянах и прочих давно надоевших мне пустяках.
Я попыталась спросить одну из дуэний, отнюдь не девицу, а почтенную вдову, каково состоять в браке. Она разразилась прочувствованной речью, из которой я узнала, что быть замужем несносно, что супружеские обязанности — тоскливое бремя, а мужчины — отребья рода человеческого, терпимое Господом лишь из-за того, что женщин кто-то должен кормить и защищать. К ней присоединились две другие дуэньи, которые никогда не имели мужей — одна по несклонности души к семейной жизни, а вторая — из-за какой-то ужасной истории. Они все втроем долго учили нас, молодых девиц, как надо вести себя в супружестве, чтобы муж не устроился у тебя на голове — в конце концов, мне стало тошно и я вышла на воздух, сославшись на морскую болезнь.
Морская болезнь оказалась очень удобным предлогом. Ею страдали все дамы — но не я по какому-то странному капризу природы. Это давало мне возможность проводить больше времени на воздухе, а не в духоте нашего покоя, ссылаясь на естественное нездоровье — и все верили мне. Вообще, смотреть на море во всей его переменчивой прелести было для меня большим наслаждением, хотя все прочие и находили путешествие скучным и утомительным в крайней степени.
Так спокойно прошли первые дни пути, а после покой сменил сплошной кошмар.
Помню, все началось ночью. Я спала в нашем закутке, на узкой, но довольно-таки удобной постели, когда мне приснился сон, чрезвычайно яркий, как явь, и чрезвычайно глубоко врезавшийся мне в память. Его смысл я узнала значительно позже — и поразилась силой предчувствия.
Мне приснилось, что я вхожу в огромный зал, наполненный сумраком. Тяжелые колонны шершавого темно-красного камня уходят куда-то в темноту, а их нижние части освещены рваным пламенем, горящим в медных чашах. Я иду между двух рядов этих пылающих чаш. Пахнет какими-то благовониями, пряно и сладко сразу. Вдруг передо мной подымается статуя, окутанная мягкой и блестящей серою тканью, так что виднеются только ступни, необыкновенно искусно изваянные из темной бронзы, но по форме и размеру точь-в-точь как босые ступни живой молодой женщины. Я чувствую любопытство увидеть статую целиком и стаскиваю с нее ткань.
Передо мной оказывается бронзовое изваяние нагой, очень гибкой женщины. Ее наготу несколько прикрывает целый поток тонких косичек длиной по самые лодыжки, схваченный на лбу тонким обручем. Низ лица статуи напоминает кошачью мордочку с плоским носом, а верх — человеческий, но в громадных раскосых очах под крылатым взмахом тонких бровей все же есть что-то звериное. И эти очи с узкой щелью зрачка не бронзовые, а живые, зрячие, золотисто-зеленые — и дева-зверь глядит на меня.
Я помню, как оцепенела под этим взглядом, не злобным, а каким-то сосредоточенно-любопытным, как у кошки. И тут статуя протянула ко мне свою узкую бронзовую руку, а на ее ладони лежали игральные кости.
Я видела почти такие же у матросов. Два кубика, испещренные точками — их бросают и смотрят, сколько выпадет очков. У кого больше — тот и выиграл…
На костях выпало две шестерки — и я как-то поняла, что это мой выигрыш, две шестерки. Я испугалась и обрадовалась разом, подняла глаза — а статуя улыбнулась, показав неожиданно длинные острые клыки. В этот миг я вдруг подумала, что это демон.
Я проснулась в диком страхе. Корабль болтало, как щепку, и было слышно, как пронзительно, будто рог самого Короля Ада, завывает ветер. Волны с ревом обрушивались на борта, везде плескало и скрипело — я решила, что корабль идет ко дну, и то же самое думала моя свита. Никто уже не спал; мы в ужасе прижались друг к другу, шепча молитвы, а пол под нами ходил ходуном и вода проливалась под запертую дверь.
Страшный шквал, невесть откуда налетевший, довольно, как я потом узнала, редкий в наших широтах, сломав мачту и сорвав паруса с двух уцелевших, гнал наш корабль неведомо куда.
