Искусство слышать стук сердца - Зендкер Ян-Филипп (мир книг txt) 📗

Я совершенно не понимала, в чем секрет его профессионального успеха. Да, он работал как вол, но при этом был совершенно лишен личных амбиций. Он не болел тщеславием и никогда не пытался погреться в лучах славы знаменитых клиентов. Его имя не мелькало в колонках сплетен из жизни звезд. Он сторонился приемов и вечеринок, игнорируя даже роскошные благотворительные балы, которые вместе с приятельницами устраивала мама. Стремление любой ценой вписаться в жизнь новой родины, столь типичное для иммигрантов, было ему чуждо. Отец жил одиночкой, отшельником, начисто перечеркивая расхожий образ преуспевающего юриста, нарисованный массовым сознанием. Возможно, именно это и вызывало доверие, потому и поручали ему самые сложные и запутанные дела. Отцовским клиентам нравилось его спокойствие и собранность, отсутствие всякого притворства, бесхитростность и даже какая-то наивность в общении, а также полное безразличие к богатству и славе тех, кто находился перед ним. Но отец обладал еще двумя талантами, которые изумляли клиентов, а коллег и немногочисленных друзей порою откровенно пугали. У него была почти фотографическая память, а также умение безошибочно судить о характере человека. Бегло просмотрев финансовый отчет или контракт, отец запоминал его наизусть. Он дословно цитировал письма и деловые записки, составленные несколько лет назад. Начиная разговор с незнакомым человеком, отец закрывал глаза и сосредотачивался на голосе собеседника, словно находился не в офисе, а в оперном театре. Выслушав несколько фраз, он уже знал, в каком настроении посетитель, насколько этот человек уверен в себе, говорит ли правду или блефует. Иногда отец ошибался, но в основном попадал в «десятку». По его словам, было время, когда он не допускал ни одной ошибки. Став старше, я начала понимать: отец блестяще развил свои природные задатки. Но где и когда? У кого учился? Сколько я ни приставала с расспросами, сколько ни умоляла рассказать, он лишь улыбался и молчал.

Мне ни разу не удалось его обмануть. Ни в детстве, ни потом.

Самый старый из отцовских блокнотов был датирован 1960 годом. Я перелистала страницы. Ничего примечательного: места и даты деловых встреч, незнакомые имена. И вдруг где-то посредине я наткнулась на стихотворные строчки, выведенные отцовской рукой.

На самом дне коробки я обнаружила тонкий голубой конверт авиапочты, аккуратно сложенный в маленький прямоугольник. Я развернула его и прочла адрес:

Я колебалась. Вдруг в этом тоненьком конвертике — ключ к отцовской тайне? Что, если у меня впервые появилась возможность по-настоящему продвинуться к разгадке?

Но я не была уверена, что она мне интересна. Нужна ли всем нам эта правда сейчас, спустя четыре года? Мама примирилась с исчезновением мужа. Мне кажется, она даже стала счастливей, чем когда он был рядом. Мой брат жил в Калифорнии и больше думал о создании собственной семьи, чем о пропавшем отце. Между ними никогда не было особо теплых отношений. Последние два года брат вообще не вспоминал о папе. Я полностью ушла в карьеру, мечтая об адвокатской практике. Мои дела были расписаны на несколько месяцев вперед, я участвовала в двух крупных процессах. Смешно сказать, но у меня даже не было бойфренда за неимением времени на личную жизнь. Словом, мы все трое вполне сжились со случившимся и не хотели, чтобы оно снова вмешивалось в нашу жизнь. В тот вечер у меня не было ни сил, ни желания ворошить прошлое. Да и зачем, с какой целью? Я и так вполне счастлива.

Я взяла письмо и подошла к плите. Сжечь — проще простого. За несколько секунд огонь превратит ключ к разгадке в горстку пепла. Я повернула кран. Газ зашипел, автоматическая зажигалка выбросила сиреневую искорку, из которой вспыхнул голубой венчик. Я держала конверт у самой горелки, чувствуя ее жар. Стоит поднести письмо ближе, и покой в нашей семье будет восстановлен.

Не знаю, сколько я вот так простояла у плиты. Опомнилась, почувствовав, что плачу. По щекам катились слезы, все сильней и сильней, а я не понимала их причину. Не помню, как швырнула конверт на стол и погасила газ. И как очутилась на кровати — понятия не имею. Я лежала, уткнувшись лицом в подушку, и плакала навзрыд, громко всхлипывая, как маленькая.

Проснулась в шестом часу утра, чувствуя себя полностью разбитой. Не сразу вспомнила, что довело меня до такого состояния, а потому списала все на приснившийся кошмар. Встала, прошлепала босыми ногами в гостиную и увидела стол, пустую коробку из-под обуви и голубой конверт…

Приняв душ, я бросила в микроволновку замороженный круассан, приготовила кофе с молоком и, наспех проглотив завтрак, вернулась к письму. Осторожно взяла конверт и достала оттуда такой же тонкий лист бумаги. Я боялась, как бы отцовское послание не рассыпалось у меня в руках.

На этом письмо обрывалось. Я прочитала его второй и третий раз, после чего убрала в конверт. Посмотрела на часы: был восьмой час субботнего утра. Дождь прекратился, облака развеялись, и над медленно пробуждающимся Манхэттеном синело небо. За Ист-ривер взошло солнце, наполнив гостиную и весь окружающий мир теплым красноватым светом. Утро предвещало ясный, хотя и холодный день.

Следуя офисной привычке, я взяла лист бумаги, чтобы проанализировать случившееся и выработать стратегию дальнейших действий. Лист так и остался чистым.

Я уже прошла критическую точку и не могла повернуть назад. Я подчинилась решению, принятому за меня, но не знала, кто именно его принял. Номер «Юнайтед эйрлайнз» я помнила наизусть. Прямых рейсов на Рангун не было, и мне предложили вылететь послезавтра утром рейсом на Бангкок с остановкой в Гонконге. В Бангкоке я должна была обзавестись бирманской визой, чтобы в среду лететь в Рангун рейсом компании «Тай Эйр».

— На какую дату будете заказывать обратный билет? — спросил оператор.

Я задумалась.

— Еще не решила.

5

Мама уже ждала меня. Мы договорились встретиться в половине второго в ресторане «Сан-Амбреус» на Мэдисон-авеню. Я пришла на десять минут раньше и застала маму на ее обычном субботнем месте. С красного плюшевого диванчика просматривался весь небольшой зал ресторана, включая капучино-бар. В ожидании меня она заказала бокал белого вина и успела почти весь его выпить. Мама и ее подруги обожали этот ресторан, открывшийся двенадцать лет назад. Им нравились щеголеватые официанты в черных смокингах и подчеркнутое внимание владельца. Паоло (так его звали) приветствовал дам поистине королевским жестом, после чего каждой целовал руку, словно они бывали у него раз в несколько лет. На самом деле мама с приятельницами собирались здесь два-три раза в неделю. Зимой они обсуждали устройство благотворительных балов, а летом ругали автомобильные пробки на Лонг-Айленде, мешавшие добираться до их любимых мест отдыха.