Поводырь - Дай Андрей (книги онлайн полностью бесплатно txt) 📗

И если с доходными домами особых вопросов не возникало, то с планами губернаторского дома мы просидели долго. Во-первых, я настаивал на исключительной архитектуре, а не как это делалось в те времена – брался готовый эскиз из «рисунков высочайше утвержденных образцовых фасадов» и адаптировался под земельный участок. Так, например, дом Асташева строили. Я же хотел нечто совершенно отличное. И добился своего.

Еще больше споров вызвало предназначение помещений. Я хотел обширные подвалы под архив и встроенный сейф. Зал для занятий спортом. Небольшой зал приемов, кабинет и множество гостевых спален. Оказалось, что я совершенно забыл о нуждах слуг – горничных, денщика, личного слуги, конюха и каретника. Поменяли и сразу вспомнили о собственно каретах и конюшне, дровяном сарае и амбаре. Домина увеличивался в размерах, расползаясь по отведенному под него участку, пока я не смирился с мыслью, что садика, даже совсем небольшого, у меня не будет.

Зато я выторговал себе сразу два черных хода. Объяснил тем, что не намерен терпеть непрестанное хлопанье парадными дверьми от снующих туда-сюда слуг. Инженеры пожали плечами и согласились. У каждого свои тараканы, и каждый сам должен их ублажать.

А о дополнительных способах покинуть усадьбу я задумался после устроенной коллежским секретарем Пестяновым, известным в узких кругах под прозвищем Варежка, глобальной облавы на всевозможных окопавшихся по окраинным притонам варнаков. О том, что «сети» доморощенного Пинкертона расставлены всего на одного человека, пять сотен казаков, роту пехотинцев и тридцать полицейских оповещать не стали. В тюремном замке было еще много свободного места.

Очнувшийся уже в тюрьме единственный оставшийся в живых участник на меня любимого покушения любезно сообщил, что проживали они в задних комнатах публичного дома на Малой Кирпичной. И что часто контактировали с тамошним воровским сообществом. И даже будто бы один из подпольных главарей этой «мафии», некий малоуважаемый господин по кличке Красненький, приносил Караваеву с компанией сведения о моем распорядке дня, пристрастиях и месте обитания. Приносил написанными на канцелярской бумаге, хорошим, легко читаемым почерком с характерными бюрократическими оборотами речи. Это ли не повод повстречаться с Красненьким?

Я не перестаю поражаться способностям моего Варежки! Никаких заплечных дел мастеров в Томске не имеется, признания из шантрапы и шаромыжников выбиваются старыми добрыми кулаками или кнутом. Но моему чиновнику особых поручений при губернском совете даже силы применять не потребовалось.

Поначалу-то варнак даже имя свое назвать отказался. Ругался на русско-польском, обещал все кары небесные, стращал недовольством какого-то жутко важного господина, способного Варежку в бараний рог согнуть. Интересно было наблюдать за молодым Арчи Гудвином, абсолютно уверенным, что самый главный господин в губернии – это я.

– А знаешь ли ты, бродяга, – ласково спросил сыщик у рычащего бандита, – кого именно вы убивать-то шли?

– То мне ни к чему знать, szumowiny d'avolovo [27]. Какой-то kiepski pies [28] – купиец али барига. Не все ли одно?! За живот схизматика Bog nie bede oceniac [29].

– Да-а-а? – удивился Варежка. – Так ты даже не знаешь, за покушение на кого в петлю голову сунул? За убийство государева генерала и губернатора – судьи снисхождения не ведают…

– Szef prowincji? – отшатнулся убийца. – Nie oszukali mnie? [30]

– Экий ты, братец, доверчивый. Дружбаны твои, поди, и добычей обижают?

Вот тут пленный враг и разговорился. Выяснилось, что зовут его Анджей Завадский. Сам из мещан Гродненской губернии. Сослан на поселение в Сибирь за участие в грабежах и нападениях на военнослужащих Русской Императорской армии. С места поселения бежал. Прибился к ватаге Караваева. Короче – вел активную работу по самоуничтожению.

Много сведений из варнака удалось вытянуть, касающихся укрытий банды вдоль Сибирского тракта. Ни о каких спрятанных главарем сокровищах Завадский не знал, но именами хозяев выселок, укрывавших добычу, охотно поделился. Так же как и приметами хитрохвостых купцов, не гнушавшихся скупать награбленное.

Но больше всего беглого поляка возмущало, что задаток, полученный покойным Караваевым за мою смерть, достался городской полиции. Опасаясь чего-то, атаман перед выходом на дело делить еще не «заработанные» деньги отказался, а пухлую пачку ассигнаций зачем-то таскал с собой.

Одной безлунной апрельской ночью пять сотен казачков тихонько оцепили исторический район Томска со звучным названием Кирпичи. Потом к месту облавы вызвали «по тревоге» большую часть полицейских и караульную роту. Губернский прокурор, расположившись в четвертом, Болотном, полицейском участке, приготовился к приему многочисленных, хоть и не добровольных, посетителей. Когда все было готово, по сигналу – одинокому удару колокола с Троицкой церкви – кольцо оцепления стало сжиматься.

По данным местного полицейского урядника, в прочесываемый район попало не больше сорока землевладений. Вся операция длилась почти сутки, в течение которых я успел четырежды отлучиться и вернуться обратно. И, естественно, по закону подлости, самые интересные и напряженные эпизоды, также числом четыре, случились именно в тот момент, когда меня рядом не было.

Когда полуголые, в хорошем подпитии, проститутки напали на пятерку осматривающих их «заведение» казаков и пуще кошек расцарапали служивым физиономии – я по просьбе Гинтара проверял ведомости доплат для губернских чиновников. В канцелярии Фонда уже имелось несколько жалоб на бюрократические «фокусы» некоторых моих подопечных, и стоило как-то показать остальным, что этакий «цирк» может обойтись весьма дорого. Решили составить общие списки с указанием сумм и вывесить их в доступном месте для всеобщего обозрения.

Кстати, мой седой прибалт совершил небольшое экономическое чудо. Как я уже говорил, в казне Фонда различных более или менее добровольных пожертвований собралось на сумму чуть меньше ста тысяч рублей ассигнациями. По меркам Томска – огромная сумма, эквивалентная целой улице деревянных усадеб, или трем пароходам, или полугодовому жалованью всех чиновников всех присутственных мест губернии. Сумма, вполне сравнимая с общей казной сибирской столицы и всего на пару десятков тысяч меньшая, чем годовой бюджет самого Томска.

Так вот. Господин Мартинс распределил деньги следующим образом: половина была помещена на счет в Сибирском Общественном банке и предназначалась для оплаты расходов на строительство зданий. Небольшая часть из оставшихся была отложена для первой, майской, выплаты. А остальное роздано в долг под проценты нуждающимся в увеличении оборотных средств купцам и промышленникам. Под залог адекватных долей в их предприятиях. Все документы были оформлены со всей тщательностью, зарегистрированы в магистрате, у окружного судьи и у прокурора. Как-либо оспорить залоги у нечистоплотных дельцов ни за что бы не вышло.

Выплаты процентов по займам должны были совершаться один раз в месяц и только наличными деньгами. И за май капитал Фонда должен был увеличиться на триста рублей. А с учетом приобретенных земельных участков – так и больше. Учитывая, что я полагал нормальным, если первый год моя затея будет действовать в убыток, бывший слуга поступил наиболее эффективно. Так что, заняв время финансовыми отчетами и списками чиновничьего люда, я ничуть не жалел, что пропустил «лицераздирающую» сцену из «бабского бунта».

Ближе к обеду на сакраментальный вопрос одной из досмотровых бригад: «Где они?» – управляющий одного из притонов ткнул пальцем в закрытый люк подвала. Но стоило тяжелой крышке открыться, как из тьмы раздались выстрелы. У откровенно радующихся развлечению казаков был четкий и недвусмысленный приказ: татей брать живыми. Потому палить из ружей в ответ они не стали, а принялись сбрасывать вниз тлеющие связки тряпок и соломы. Когда внизу стало совершенно нечем дышать, лиходеи полезли к свету и чистому воздуху. Где их уже ждали нагайки и крепкие веревки. Красненького среди арестованных не обнаружилось. Но полицейские не переживали – среди «детей подземелья» были не менее колоритные личности.