Очаг и орел - Сетон Эни (книги .TXT) 📗
Так что Эймос, удовлетворенный осмотром, поехал домой.
В шесть часов он, Эспер и Генри сели за семейный ужин. Когда Эспер разливала гороховый суп из серебряной супницы, то заметила пленку жира на краю тарелки. Она нахмурилась и вытерла ее салфеткой. Но тут же заметила, что столовое серебро — тусклое, а скатерть в пятнах. За выпуклыми ножками буфета из красного дерева скопились комья пыли, и паутина свисала с лепного потолочного карниза.
— Анни, — спокойно сказала она, когда молодая женщина вернулась из буфетной с блюдом жареного мяса, — скатерть и серебро грязные, а когда последний раз ты вытирала пыль в столовой?
Анни вздернула подбородок с едва скрываемой дерзостью, огорчившей Эспер.
— Я не знала, что вы спуститесь к ужину, — ответила она угрюмо. — У меня и без этого слишком много дел. Я и Бриджет, мы нуждаемся в помощнице на кухне и еще одной горничной.
Эспер хотела резко ответить ей, что забота о трех людях не требует больших усилий от прислуги и что в любом случае ситуация не менялась за те четыре года, в течение которых Анни работала у них, но она не чувствовала в себе сил на выяснение отношений с горничной. Эспер была расстроена неожиданной враждебностью девушки и подумала о хлопотах, которых прибавится во время месячного пребывания здесь медсестры и суматохи родов. Когда Анни бросилась обратно в буфетную, Эспер сказала мужу:
— Может быть, нам следует взять еще одну служанку? Я не хочу неприятностей с Анни и Бриджет именно теперь.
Эймос отрезал еще один ломоть жареного мяса и полил его соусом прежде, чем ответить. Он знал, что секрет дерзости Анни был в том, что он еще не заплатил ей майское жалованье.
— Посмотрим, — ответил он ласково. — Может быть, в следующий раз, когда я поеду в Бостон, я найду кого-нибудь. А пока не забивай себе этим голову, Хэсси, я прослежу, чтобы слуги вели себя прилично.
— Анни проводит много времени в конюшне с Тимом, — заметил вдруг Генри, проливая новый свет на эту историю. — Они там обнимаются и целуются.
— Довольно! — разом закричали Эймос и Эспер.
Генри подчинился. Они закончили ужин «королевским пудингом», затем отправились, как обычно, в библиотеку.
Эспер никогда не признавалась себе, как сильно эта комната подавляет ее, даже больше, чем гостиная. Стены библиотеки были оклеены обоями с рисунком из пурпурно-каштановых листьев, дубовая мебель в этой комнате была затемнена до цвета красного дерева. Восточная стена — заставлена рядами книг за стеклянными дверцами. Издание Скотта в коричневых переплетах, двадцать томов «Маленьких Отрывков» из классики в зеленых переплетах телячьей кожи, энциклопедия и Лонгфелло. Там стояли три мягких кресла и небольшой диван. Ковер был темно-коричневым в тон мебели, и даже после того, как были зажжены все четыре плафона газовых рожков, комната оставалась мрачной, как и было задумано. Атмосфера библиотеки призывала к сосредоточенности.
Когда Эспер новобрачной приехала в этот дом, она очень гордилась этой комнатой, и она все еще гордилась ею, но чувствовала тут себя неловко.
Они следовали ежевечерней традиции, Эймос наслаждался чтением вслух и читал очень медленно и звучно. Раньше он прочел им «Айвенго» и «Квентина Дорварда», но он счел Скотта слишком мелодраматичным для нынешнего состояния Эспер и читал самые спокойные страницы романа миссис Дины-Марии Мюлок.
Пока Генри слушал, ему разрешалось заниматься цветными картинками, уже порядком наскучившими ему, но он и не думал восставать, так же, как и его мать — это был установившийся закон для времени после ужина.
В девять часов Эймос посмотрел на свои золотые часы и закрыл книгу.
— Пора спать, сын.
Генри проворно соскользнул со своего стула и поцеловал родителей.
— Ты тоже, Хэсси?
Эспер кивнула и с трудом встала. Эймос поддержал ее.
— Я скоро поднимусь. Только закончу статью в «Трэнскрипт».
Эспер с сыном шли через паркетный холл к лестнице, когда зазвонил колокольчик парадной двери. Они удивленно остановились и ждали, пока Эймос открывал дверь.
Низкорослый оборванный мальчишка, стоявший на коврике, мигал от неожиданно яркого света.
— Ну, — спросил Эймос, — что тебе нужно?
Анни высунула всклокоченную голову в холл, но, увидев там хозяев, исчезла. Мальчик вошел в холл, шаркая ногами.
— У меня послание для Эймоса Портермэна, — сказал он, изумленно таращась в пол. — Мне было сказано: большой дом около развилки на Салем, чучело оленя во дворе.
— Все верно, — кивнул Эймос нетерпеливо, — это тот дом, а я — мистер Портермэн. Что тебе нужно?
Мальчик равнодушно посмотрел на Эймоса, чуть подумал, затем снял свою кепку и покрутил ее в руках.
— Он велел вам прийти на фабрику. Немедленно. Поспешите.
Эймос окаменел. «Что случилось?» — подумал он, его губы сжались.
— Кто велел тебе? — спросил он, хотя не сомневался, что это Джонсон.
— Я его не знаю, — ответил мальчик. — Тот человек остановил меня на улице. Он дал мне два десятицентовика. Сказал, что подождет, пока вы придете.
— Хорошо, — сказал Эймос. — Я иду.
Мальчик, передав то, что ему велели, шмыгнул за дверь.
— Ничего страшного, — поспешил успокоить Эймос взволнованную жену. — Я думаю, Джонсон хочет показать мне что-то. Полагаю, надо пойти пешком. Это гораздо быстрее, чем запрягать лошадь. А сейчас иди спать и не жди. Я могу вернуться поздно, хочу, чтобы ты уже спала.
Эспер кивнула, наблюдая, как он берет свою шляпу с вешалки и завязывает на шее черный шелковый шарф.
— До свидания, дорогой, — произнесла она, и эта маленькая фраза эхом отдалась в ее ушах. Ей стало не по себе. Пытаясь избавиться от зарождающегося страха, она резко повернулась к Генри:
— Поспеши в постель, сынок.
— Что этот грязный мальчик хотел от папы?
— Да это просто посыльный от мистера Джонсона. Ты знаешь, иногда папа отправляется на фабрику ночью, когда там много работы.
Генри был удовлетворен. Он пошел наверх и позволил матери укутать себя одеялом и даже спеть колыбельную — глупое удовольствие, которое он обычно не доставлял ей.
Эспер вернулась в свою спальню. Но ей больше не хотелось спать. Она беспокойно ходила по комнате. Наконец она легла поверх одеяла, еще одетая в домашнее платье. Она зажгла газовый рожок у своей кровати и начала читать. Некоторое время содержание книги лишь поверхностно занимало мозг, а затем она потеряла нить сюжета в растущем беспокойстве. «Это смешно, — подумала она, — снова нервы». Эспер положила книгу на столик, прикрутила газ и закрыла глаза. Вскоре она задремала, и вынырнувшие из подсознания зловещие лица уставились на нее. Они колебались, как темная вода, наблюдая за нею желтыми глазами, исчезая в черноте скал. И затем ей показалось, что из этих скал маслянистой спиралью сочится вода. Поток набирал скорость и увеличивался в объеме, был слышен нарастающий рев, и вода обрушилась на нее, стена злобной черной воды накрыла ее распластанное тело.
Эспер вздрогнула и проснулась. Она дрожала, ладони ее были мокрыми.
Ужас ночного кошмара отступал медленно, хотя Эспер пришлось употребить весь свой здравый смысл. В комнате было слишком тепло, ужин был слишком плотным. Ей следовало раздеться и лечь в постель, как велел Эймос. Он будет сердиться, когда вернется и обнаружит, что она не спит и еще одета.
В спальне не было часов, и Эспер лежала еще несколько минут без движения, совершенно не желая узнавать, который час. Наконец она встала и, подойдя к своему туалетному столику, взяла маленькие часы, покрытые эмалью. Час ночи.
— Ничего страшного, — подумала она вслух, — дела могли задержать его.
Эспер прошла в ванную и вымыла лицо холодной водой, и тут она услышала через стену сонное бормотание Генри. Она вошла в комнату сына, зажгла свечу и укрыла его одеялом. Мальчик зашевелился и приоткрыл глаза. Его комната выходила на восток и была прохладнее, чем их спальня, так как ветер дул с моря. Эспер прошла к окну, собираясь прикрыть его, но, положив ладонь на скользящую раму, остановилась и сдавленно вскрикнула. Подняв раму, она высунулась из окна.
