Исчезнувший фрегат - Иннес Хэммонд (бесплатные полные книги txt) 📗

Я отрицательно покачал головой.

— Вы считаете, это он там? Вы это хотите сказать?

Поначалу он молчал и задумчиво жевал свой шоколад.

— Вы своего рода ученый, — заговорил он наконец, — так ведь? Всю свою жизнь после окончания школы вы имели дело со всякими химикатами и ядовитыми порошками и жидкостями от всевозможных вредителей, древоточцев, точильщиков, тех червей, что водятся в тропических водах. Как там они называются?

— Тередо.

— Да, точно.

Он замолчал, глядя на меня так, будто сомневался, продолжать ему или нет, а я сидел напротив и ждал, пока он в конце концов, положив автомат на стол, не наклонился вперед.

— Название «Портон-Даун» вам что-то говорит?

— А при чем тут Портон-Даун?

Но потом я вспомнил: он мне говорил, что брат Айрис там был. Или Айрис сама мне это говорила? Я уже забыл. Это, казалось, так давно было, будто в прошлой жизни.

— Не хотите ли вы сказать, что те люди в трюме были убиты отравляющим газом? Портон-Даун — это правительственный исследовательский институт, занимающийся химическим оружием. Отравляющий газ в условиях замкнутого пространства корабля сделал бы воздух настолько токсичным…

— А если убийцы были в противогазах?

— Я не заметил тут противогазов.

— Да. Они могли выкинуть их за борт. Но я не об отравляющих веществах вроде газа говорю.

Айан снова замолчал, скосив глаза на окна. Солнце только что село, полярные сумерки погрузили каюту в полумрак. Он медленно поднялся на ноги, подошел к двери и открыл ее.

— Так и есть. Смазать надо бы. Еще когда первый раз открывал дверь, показалось, что петля скрипнула.

Толкнув, он захлопнул ее и прошел в кладовку.

— Чего хотите? Может, мясных консервов? Тут остались две совсем ржавые банки. Он, видимо, приберег их для Пасхи. Он, скорее всего, католик. Наверняка морит себя голодом в пост. Впрочем, выбора у него особо и нет. Тут есть вода и овсяная крупа. Крупа на вид ничего, так что мы можем наварить себе овсяной каши или можем отрезать кусок тюленьего мяса. Так вам чего?

— Вы говорили, там есть чай? А консервный ключ есть?

— Чай-то есть, но у нас закончилось молоко. И нет ни лимона, ни сахара. Есть кофе, остатки, выглядит как темная гуща на дне банки.

— Так как насчет консервного ключа?

Я услышал, как он стал выдвигать ящики, потом поднялся и подошел к нему. Открыв дверцу буфета, он склонился над оливкового цвета рюкзаком, полным камешков.

— Чай, — сказал я.

Он, казалось, поначалу меня не услышал, внимательно глядя на белесый обломок, который держал в руке.

— Да-да, чай.

Кивнув, он ссыпал камни назад в рюкзак.

— Или, может, хотите кофе?

Впихнув рюкзак назад в буфет, он закрыл дверцу и распрямился.

— Вид у него не очень аппетитный. Я имею в виду кофе.

Я терялся в догадках, зачем тут камни.

— Да, не ахти. И мы же не хотим заработать расстройство желудка, верно?

Он осклабился, показывая мне гнутый и страшно ржавый консервный нож.

— Вуаля. Чай о натюрель и консервы а-ля старинный фрегат. Вас это устроит, мон ами?

Его шутка показалась мне немного мрачноватой в данных обстоятельствах, но, возможно, он просто старался так скрыть то, что чувствовал сейчас в действительности.

— Вы говорили о Портон-Дауне…

Я снова уселся, чувствуя себя очень уставшим.

— Да, — подтвердил он, ковыряя ржавую консервную банку. — Но не будем же мы говорить об этом за такой изысканной трапезой? Давайте сперва закончим.

Однако к тому времени я уже почти спал, глаза закрывались сами собой, и, казалось, утомленному сознанию уже было все равно, кто мог войти в эту дверь и проснусь ли я вовремя, чтобы хотя бы это узнать. Его голос доносился словно издали, он что-то говорил о каком-то острове.

— Гринйерд.

Это название он повторил несколько раз, наклонившись вперед и хлопая меня по колену.

— Вы слыхали когда-нибудь о таком?

— Да, — промямлил я. — Кажется, слышал.

Но в какой связи или хотя бы где он находится, я вспомнить не мог.

— И что он?

— Проснитесь, приятель! Вы уже почти спите, а я хочу с вами поговорить.

В его резком голосе прозвучало раздражение.

Я открыл глаза, но в потемках мог различить только его неясный силуэт.

— А чай еще есть? — спросил я его. — Чай бы меня взбодрил.

— Боже праведный! Вы хотите чаю, а тот, что я вам заварил, так и стоит, холодный уже.

— Тут холодно, и спать хочется.

— Вы проспали последние два часа, и даже больше. Уже второй час ночи.

— Боже, какая рань, — пробормотал я.

— Да, рань, и он может появиться в любую минуту.

Я выпрямился. Весь ужас нашего положения воскрес в моем сознании.

— Почему вы так в этом уверены?

Он хохотнул.

— Значит, дошло все-таки. Теперь в любую минуту.

Я повторил вопрос, но он, пожав плечами, проворчал что-то про воду.

— Интуиция, другими словами.

— Вы говорили об острове.

— Просто сам с собой разговаривал.

— Вы говорили со мной. — Я начинал выходить из себя. — Вы со мной говорили.

Что он, черт возьми, несет?

— Гринйерд. Вот что вы сказали. Вы спросили, слышал ли я когда-нибудь о таком.

А потом меня осенило:

— Это же тот остров! На Внутренних Гебридах [152], на который никому не разрешалось высаживаться со времен Второй мировой войны.

Причину я не мог вспомнить.

— Какое-то отравляющее вещество, верно?

Но теперь он молчал.

— Вы говорили о Портон-Дауне. Там занимаются не только химическим оружием, так ведь? Биологическим тоже…

Вдруг раздался резкий щелчок, негромко, приглушенно. Выстрел? Нельзя было сказать наверняка. Было похоже на тот звук, который я принял за треск льда, когда Айан ушел вперед меня к кораблю.

Я принялся было вставать, но он сказал, чтобы я сел.

— Подождите!

И как только он это сказал, прозвучала очередь. Не оставалось сомнений, что стреляли из автомата.

— АК-47, — прошептал Айан.

Затем раздался одиночный выстрел, а за ним крик боли.

Потом тишина. Надолго. Звук выстрелов донесся спереди корабля. Глаза привыкли к темноте, и я уже видел дверь. Айан оставил ее чуть-чуть приоткрытой.

«Теперь в любую минуту», — сказал он.

Послышались голоса, очень слабо. Словно призраки, они, казалось, проникали через деревянные стены корабля. Вдруг раздался вопль, он длился и длился, потом внезапно оборвался. Но почти сразу вновь начался, теперь приглушенный, он звучал иначе, скорее призыв о помощи, а не крик боли. Он поднялся и затих на молящей ноте. Потом удар, как будто бревно упало на бревно, и после этого ни звука, мертвая тишина.

— Что это было?

Тишина пугала больше, чем выстрелы и крики. Я чувствовал, как неестественно округлились мои глаза, которые я не в силах был отвести от смутно видневшихся очертаний двери. Но видел я не дверь. Перед моим взором стояла та поднятая секция батарейной палубы впереди корабля. Крышка ловушки, вот чем она мне представлялась, и Айан сказал, что она находилась в вертикальном положении с тех пор, как он поднялся на борт. Ловушка. И этот удар. Тишина.

— Господи, помилуй! — пробормотал я, и если бы я был католиком, то осенил бы себя крестным знамением.

Я подумал о человеке там, внизу, среди тех заледеневших тел. Страшное, ужасающее заточение.

— Нужно что-то делать. — Я вскочил на ноги.

— Сядьте!

— Нет, послушайте, вы должны…

— Сядьте, черт вас возьми, и заткнитесь! — сказал он тихим, но очень повелительным тоном. — Вспомните о тех несчастных, погибших там. Я только молю Бога, чтобы к ним присоединился тот человек, что нужно.

Едва ли не против собственной воли я снова сел, а он прибавил, понизив голос до шепота:

— Теперь ждите. И ни звука.

И мы стали ждать, и ожидание казалось бесконечным. Мои глаза, теперь освоившиеся в темноте, улавливали очертания его головы на фоне чуть более светлых окон, тусклый металлический блеск дула автомата. Он держал его на коленях, чтобы применить, как только понадобится. На столе перед собой он поставил ту непристойную глиняную скульптурку, которую ему подарил индеец, высаженный нами на Панамериканском шоссе к северу от Лимы. Он поглаживал ее почти ласковыми прикосновениями, как будто эта жалкая фигурка была его талисманом, приносящим удачу.