Новые приключения Майкрофта Холмса - Фосетт Куинн (книги серии онлайн .TXT) 📗

Она кокетливо вскинула голову:

– С удовольствием, мистер Гатри.

М. Х. вернулся домой в шесть сорок. Он привез с собой Саттона, которого водворили в спальне М. Х., где бедняга останется до тех пор, пока не придет в себя. Ухаживать за Саттоном в отсутствие М. Х. поручено мне. Саттон очень плох, на его лице заметны следы истязаний, голова в нескольких местах обрита, но для чего – он объяснить не в силах. Я готовлю наваристый бульон, которым буду понемногу отпаивать его, пока он не оправится. Саттон до сих пор находится под воздействием морфия, который ему давали несколько часов назад; должно пройти какое-то время, чтобы организм мог полностью избавиться от наркотика. Сейчас он плохо понимает, что? происходит вокруг, очень вял и не способен связно мыслить. Кроме того, его надолго оставили в холодной мокрой одежде, отчего он крайне изнурен и при малейшем сквозняке начинает дрожать. Я разжег камин в спальне М. Х. и принес еще одно одеяло, чтобы помочь ему побыстрее согреться.

Г., в вечернем костюме, приехал не больше десяти минут назад. Он жадно расспрашивал меня о состоянии Саттона и был рад услышать, что М. Х., перед тем как отправиться на Сент-Мартинс-лейн, послал за Уотсоном, которого мы ожидаем к девяти. К счастью, славный доктор – воплощенное благоразумие. Г. также спрашивал, не было ли новостей, пока они с М. Х. разыскивали Саттона. Я сообщил ему (как несколько ранее уведомил М. Х.), что около половины пятого доставили курьерский пакет и что в нем, по-видимому, содержатся новые сведения относительно смерти герра Криде. Судя по всему, за этим событием кроется куда больше, чем казалось вначале. М. Х. намерен заняться всем этим с утра, когда покончит с сегодняшними делами.

Я очень сожалею, что не смогу побывать на спектакле; М. Х. уехал из дому, закутавшись в кашне и плащ с капюшоном и низко надвинув на глаза кучерскую шляпу, так чтобы никто не сумел как следует разглядеть его, до того как он наденет сценический костюм и нанесет грим. Я с нетерпением предвкушаю возвращение Г. и его рассказ о том, как прошел спектакль…

Глава двадцать шестая

Беатрис Мазеруэлл в пышном одеянии леди Макбет стояла против своего «супруга». Глаза ее пылали. Она простерла руку и схватила его за край одежды, притянув к себе.

– «Натяни решимость на колки, и все удастся» [37].

Она обошла Макбета кругом, прижалась лбом к его плечу и стала расписывать ему, как напоит слуг Дункана вином, а ее муж тем временем заколет короля.

– Она кое-что поменяла, – шепнул я мисс Хелспай.

– Не в тексте, – тоже шепотом ответила она.

– Нет, в движениях. Раньше она вела себя не так, – нахмурившись, пояснил я.

– То есть во время прежних представлений, при… при нашем друге, она этого не делала? – спросила мисс Хелспай.

Тут какой-то зритель, сидевший позади, шикнул на нас.

– Во всяком случае, я такого не видел, – едва слышно проговорил я. – Интересно, зачем ей это?

– Смотрите пьесу, – посоветовала мне мисс Хелспай.

В третьем акте, в первой сцене с Убийцами, Майкрофт Холмс запнулся на словах «Ваш дух высокий радует меня». «Интересно, – подумал я, – заметил кто-нибудь его ошибку или все решили, что он сделал это нарочно? Никто из актеров и виду не подал, но вряд ли они не поняли этого».

В антракте, когда мы с мисс Хелспай пили чай, она сказала:

– На мой взгляд, он неплохо держится. Жаль, что его бедный друг не может посмотреть на него. Думаю, он бы одобрил Холмса. Весьма убедительная трактовка роли.

Ее ученые рассуждения заставили меня улыбнуться.

– Да, – согласился я. – Вероятно, он и сам останется доволен представлением.

Она лукаво взглянула на меня:

– Пьеса еще не окончена.

– Ах да… м-м… «Зрелище – ловушка»? – процитировал я «Гамлета» [38].

– По крайней мере, сегодня уж точно, – многозначительно ответила она.

В первой сцене четвертого акта Ведьмы вызывали для Холмса-Макбета Видения потомков Банко, которым было суждено править после него:

– «Гнусные старухи! К чему мне видеть их?» – Неожиданно его голос дрогнул, и я подумал, что либо это намеренное ухищрение, либо Холмс начал уставать. Мне хотелось верить в первое, но более вероятным казалось второе.

К третьей сцене пятого акта я понял, что Холмс хрипнет. Очевидно, некоторые актеры тоже заметили, что он не в лучшей форме: они заставили его выдвинуться на авансцену и повернуться лицом к зрительному залу, чтобы уставший голос был слышен как можно лучше.

– «Впредь не докладывать. Пусть все бегут. Пока Бирнамский лес не вышел в бой на Дунсинан, я тверд». – Макбет скрывает свою тревогу под маской высокомерия. – «Мне духи, которым все раскрыто, возвестили: „Будь смел, Макбет. Тебя не одолеет рожденный женщиной“».

Холмс сделал величественный, широкий жест, подсмотренный им у Саттона, но придал ему больше плавности и сопроводил его более ироничным поклоном. Я был рад, что пьеса почти окончена, так как видел, что Холмс предельно измотан.

– «Бесчисленные „завтра“, „завтра“, „завтра“ крадутся мелким шагом, день за днем…» – Голос его звучал как похоронный колокол.

– Он очень, очень неплохо держится, – прошептала мисс Хелспай. – Даже несмотря на выходки леди Макбет.

Зритель, сидевший позади, опять зашикал на нее. Ее одобрительные восклицания раздражали его с самого начала пьесы.

– «…Безумцам освещали путь к пыльной смерти…»

Поскольку я довольно хорошо знал Холмса, то сразу различил в этих словах глубоко личную интонацию, в то время как остальные зрители воспринимали их как прощание с надеждой. Я тоже, вспоминая о смерти Якоба Браатена, ощущал болезненные уколы совести, но до настоящего момента мне удавалось не думать об этом, погрузившись в пьесу.

– «…Фигляр, который час кривляется на сцене и навсегда смолкает…»

Горькие эти слова потрясли меня: я понял, что Холмс прощается со сценой, на которую ему больше никогда и нигде не выйти.

– «…Где много и шума и страстей, но смысла нет» [39].

Припомнив, что грядет битва, я понадеялся, что Саттон часто повторял эту сцену и Холмс сумел перенять его движения. Я подозревал, что эта часть пьесы окажется наиболее сложной для моего патрона. Несмотря на бурные события, происходившие на сцене, а также на двойное напряжение, которое я испытывал (оттого, что был захвачен трагедией, и оттого, что знал, кто исполняет в ней заглавную роль), меня одолевала усталость. Мне не грозила опасность задремать, но я неловко развалился в кресле, ощутив боли, которых прежде не замечал. Я спрашивал себя, наслаждается ли мисс Хелспай представлением, или треволнения сегодняшнего дня лишили ее этого удовольствия.

Началась последняя битва. Волею Барда Макдуф одержал верх. Пьеса окончилась, занавес опустился, затем публика, как водится, стала вызывать актеров на поклон. Я аплодировал вместе с остальными, чувствуя облегчение оттого, что тяжкое испытание, выпавшее на долю Холмса, подходит к концу.

– Надо пойти за кулисы, – сказала мисс Хелспай, дернув меня за рукав, – и поздравить его со столь удачным исполнением.

– Может быть, – ответил я, не зная, будет ли Холмс рад нам.

– Во всяком случае, мы должны попытаться, – заявила она и стала пробираться к центральному проходу. – Если он не захочет нас видеть, то не пустит. Служитель узнает.

Я не сумел сказать ей «нет», да, говоря по правде, и не хотел. Мне оставалось только покорно следовать за ней. Мы вышли из театра, обогнули здание и вновь зашли со служебного входа. Я встал у двери, а мисс Хелспай подошла к служителю со словами:

– Мы к мистеру Саттону. Возможно, он внес в список наши имена – мистер Гатри и мисс Хелспай?