Откровения Екатерины Медичи - Гортнер Кристофер Уильям (мир книг .TXT) 📗

— Ты могла бы убить его, — сказал Генрих, и я бросила на него пронизывающий взгляд. Он снова взялся за графин. — Есть один способ. Никто и не заподозрит, что ты приложила к этому руку.

— Что за способ? — тихо спросила я.

— Гиз. Он винит Колиньи в убийстве своего отца. Подвернись ему случай, он бы искупался в его крови. Разумеется, ему надобно подсказать, как действовать. Мы же не хотим, чтобы он заколол Колиньи на глазах у всего двора.

— И ты мог бы…

— Уговорить Гиза? — Генрих провел пальцем по краю кубка. — Безусловно. У нас с ним имеются разногласия, но, когда речь заходит о Колиньи, мы прекрасно понимаем друг друга.

Я обвела взглядом комнату. Каждая вещь тут была мне знакома и близка, но дороже всего я ценила развешанные по стенам портреты моих детей. Взгляд мой остановился на картине, изображавшей Елизавету. Сходство было передано так точно, что казалось, сама Елизавета, живая, глядит на меня со стены. Нечто зловещее, некая ужасная сила всколыхнулась в глубине моего сознания.

«Пока живы он и подобные ему, мир в стране невозможен…»

— Что ты предлагаешь? — спросила я и поразилась тому, как легко приняла мысль об убийстве.

А еще меня поразило чувство облегчения: будто с плеч спало тяжкое бремя, о котором я раньше и не подозревала.

— Все должно быть проделано тайно, так что Гизу понадобится выбрать время и место. У Колиньи, полагаю, имеется некий распорядок дня?

— Не знаю. — Я прикусила губу. — Бираго может это выяснить, однако нельзя допустить, чтобы неизбежный шум поднялся до того, как состоится свадьба. Вот после свадьбы… — Я задумалась. — Что, если я вызову Колиньи к себе?

— Ты думаешь, он придет? — Генрих изогнул бровь.

— Придет.

Мысленно я уже видела перед собой Колиньи — в черном камзоле, непреклонного, как всегда. Я вдруг осознала, что хочу встретиться с ним лицом к лицу. Хочу услышать, как он говорит правду, хотя бы раз в жизни.

— Колиньи подозревает, что я убила Жанну, и опасается за жизнь наваррца. Лишившись поддержки Карла, он неизбежно испугается потери влияния. Да, я думаю, что он со мной встретится. У него попросту не будет выбора.

— Когда? — Глаза Генриха засверкали, словно ограненные камни.

— Я сообщу. Скажи Гизу, что я оплачу услуги того, кого он наймет для этого дела, но дай понять, что он действует на свой страх и риск. Если дойдет до огласки, я буду отрицать свою причастность.

Генрих залпом осушил кубок. Затем наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку, и на меня повеяло резким мускусным запахом кларета, соли и пота, к которому примешивался аромат жасминовых духов — Генрих умащал ими шею и запястья.

— Предоставь Гиза мне, — проговорил он и, распустив волосы, уронил полоску кружев мне на колени.

Оставшись одна, я наконец-то распустила волосы. Спальню мою озарял неяркий свет; свечи были зажжены, покрывала на кровати откинуты. Меня дожидались Лукреция и Анна-Мария.

Вот только я знала, что нынешней ночью сон не принесет мне желанного покоя.

Повинуясь призывному перезвону колоколов, мы собрались не в прохладных недрах собора Нотр-Дам, но на помосте перед входом в собор, и теперь в громоздких пышных нарядах изнывали от жары. Вокруг помоста волновалось людское море — католики и гугеноты, ненадолго объединенные предстоящим событием. Моя дочь и ее жених преклонили колени у переносного, лишенного всех церковных примет алтаря. Марго была в лиловом; Генрих выбрал сиреневый, сочетавшийся с ее нарядом; его рыжие непокорные вихры торчали из-под шляпы того же цвета.

Монсеньор приступил к молитве — недолгой, чтобы дать нам возможность поскорее уйти с палящего солнца. Однако уже на середине молитвы Карл начал ерзать на троне, нетерпеливо барабаня длинными пальцами по подлокотнику.

— Ну же, ну! — бормотал он. — Благословил бы их, и вся недолга! Жара просто адская.

Я от души согласилась с ним. Мой чепец и платье из пурпурного дамаста насквозь промокли от пота. От жары страдали все; даже молодой Гиз, восседавший напротив со своей матерью, вдовой герцогиней, дядями, моей дочерью Клод и ее мужем, герцогом Лотарингским, — даже он, судя по всему, испытал облегчение, когда монсеньор наконец вопросил:

— Согласна ли ты, Маргарита Валуа, принцесса Французская, взять Генриха Бурбона, короля Наваррского, в законные супруги и жить с ним долго и счастливо, пока смерть не разлучит вас?

Я затаила дыхание. Марго не шелохнулась. Молчание затягивалось.

— Черт бы ее побрал! — прошипел Карл и, подскочив к сестре, увесистым тычком вынудил ее склонить голову, отчего венец съехал ей на лоб.

Лицо Марго вспыхнуло, и она резко выпрямилась.

— Она согласна! — ликующе выкрикнул Карл, и монсеньор обратился с тем же вопросом к жениху, который лаконично ответил:

— Да.

Венчание окончилось. Народ принялся бросать в воздух увядшие цветы, а мы, собравшись позади Марго, проследовали в Нотр-Дам. Идя по проходу к скамьям, я почувствовала, как кто-то тронул меня за плечо, и, обернувшись, увидела Генриха.

— Мои поздравления, матушка. Колиньи не прервал венчания.

— Тсс! — шикнула я под тягучие переливы труб. — Что с другим делом?

— Он согласился. — Сын придвинулся ближе. — У него на службе состоит некий… Морвер, так, что ли, его зовут. Думаю, тебе будет забавно узнать, что прежде этот господин служил в гугенотской армии. Он перебежчик, так же как тот, что застрелил Меченого. Вот ведь совпадение, правда?

— Да-да, конечно. Но помни: не раньше, чем я дам знать.

Я села рядом со своей невесткой, совсем измучившейся от жары. Елизавета до сих пор ничем не проявила своей способности к деторождению, хотя Бираго уверял меня, что Карл усердно исполняет супружеский долг. Я уже забеспокоилась, нет ли у нее каких-то изъянов; мне нужно было, чтобы Елизавета родила сына, который еще дальше отодвинет Генриха Наваррского от французского трона.

— После мессы тебе стоило бы удалиться к себе, — посоветовала я. — Вовсе незачем так переутомляться.

Елизавета устало кивнула в благодарность и снова обратила взгляд к алтарю. Там стояла на коленях Марго — одна. Генрих Наваррский сейчас присутствовал на гугенотской службе в храме неподалеку.

— Такая красивая невеста и такая печальная, — вздохнула Елизавета.

— Не беда, — резко бросила я, раздосадованная этим ее тоном. — Пускай только понесет дитя, тогда-то и будет счастлива.

Два дня спустя я вызвала к себе Колиньи.

Глава 31

Колиньи вошел в мой кабинет и поклонился. Жара словно вовсе не действовала на него — черный плоеный воротник подпирал подбородок, окаймленный бородой, камзол был застегнут наглухо, на плечи наброшен плащ. Я всегда отдавала должное его неотразимой притягательности; сейчас, будучи нацеленной на меня, она казалась проклятием.

— Присядьте, господин мой. — Я указала на кресло. — Не нужно церемоний.

— Если ваше величество не возражает, я бы предпочел постоять.

— Как вам угодно.

Я прошла к письменному столу, чувствуя, как взгляд Колиньи неотрывно следует за мной. И намеренно хранила молчание до тех пор, пока он не заговорил первым:

— Полагаю, меня вызвали сюда с некой целью?

Я повернулась, и наши взгляды скрестились. Уголки его губ дрогнули, словно он прятал столь редкую на этом лице усмешку. Может быть, его все это забавляет?

— Да, у меня была причина вызвать вас, и я уверена, что причина эта вам хорошо известна.

Я смолкла, разглядывая Колиньи. Лицо его хранило каменную неподвижность, и притом он нисколько не вспотел. Утреннее солнце уже припекало вовсю, однако на лице его не проступило ни единой капельки пота.

— Ваше величество говорит загадками.

— Вот как? Стало быть, вы не встречались с моим сыном и Генрихом Наваррским, не давали им советов, как управлять этой страной?

— Неужели я слышу упрек в нелояльности? — Колиньи сдвинул брови. — Если так, то вы заблуждаетесь. Я действительно встречался с его величеством и Генрихом Наваррским, но лишь для того, чтобы обсудить вопросы безопасности Франции.