Глазастая, ушастая беда - Донцова Дарья (электронная книга .txt) 📗

– Стойте, стойте, – пробормотал я, – если память мне не изменяет, Булкина говорила о наличии у нее четырехкомнатной квартиры. А вот у Ларисы была крошечная однушка. Женщины съехались жить на территории Ольги, а конуру Гранкиной сдавали.

– Учитывая вашу прекрасную память и отменный слух, а также запись беседы… – завел батлер. – Вы же ее сделали?

Я поднял руки.

– Каюсь, грешен. Клиентка велела мне положить телефон на стол и выключить. Но она не учла, что мобильных может быть и два, и три. А у меня в придачу в кармане был очень чуткий звукозаписывающий аппарат. Мобильный может подвести, а в диктофоне я всегда уверен. Обманул я Булкину. Некрасиво, конечно, но…

– Иван Павлович, – остановил меня Боря, – вам не надо оправдываться. Закончим работу и уничтожим запись. Выпейте лучше чаю, залейте бунтующую совесть. Вы слукавили во время беседы с Ольгой. Невелик грех, если учесть, что полученные сведения нужны для помощи ей же. А вот госпожа Булкина ввела вас в заблуждение. Что весьма глупо, так как затрудняет нашу работу. На Ольгу Михайловну в те годы была записана крохотная двушка. Возможно, вы посещали такие квартирки. Пятиэтажка без лифта и мусоропровода, ее двушка была на первом этаже. Вошли в дом, сделали пару шагов, слева дверь в квартиру. Открыли ее, попали в тесный коридорчик, примерно метр длиной. Это, так сказать, прихожая. Два шага вперед – и у вас выбор, куда направиться. Например, налево, там второй коридор, он еще меньше первого. В нем дверь в совмещенный санузел. Втискиваетесь в него, справа сидячая ванна. Впереди умывальник, руки моете и умываетесь, передвигая длинный кран, прикрепленный к душу над ванной. Рядом расположен унитаз, он похож на детский горшок, который водрузили на высокую подставку. Выходите из санузла задом, развернуться в нем трудно. Ежели вам не надо освежиться, то идете мимо двери в ванную. Еще шаг, и кухня. Пять квадратных метров. Или четыре с половиной. Двухконфорочная плита, крохотная мойка и такой же разделочный столик. Использовать в этом пространстве хозяйки пытались не то что каждый сантиметр, а даже миллиметр. В «апартаментах» две комнатушки, в «большой» тринадцать метров, в маленькой семь.

– Некомфортно, – пробормотал я.

– Высота потолка два пятьдесят пять, – добавил Борис, – эти дома первой серии называли хрущобами. Свое имя они получили, потому что строить халупы решил Никита Хрущев, руководитель Советского государства. У него были благие цели, генеральный секретарь ЦК КПСС хотел расселить коммуналки. Потребовалось много дешевого жилья, которое должны были быстро построить. Люди выезжали из общих квартир, очень радовались собственным квадратным метрам. Своя ванная, нет расписания на двери, когда какая семья моется по утрам и вечерам. На кухне нет скандалов, все горелки твои! Въезжали в эти дома с песнями и слезами радости. Но вскоре понимали, что жить в этих хоромах трудно. Если чихнешь, то из соседних квартир кричат: «Будь здоров!» Не было никаких подсобных помещений. Где хранить лыжи, санки летом, велосипеды зимой? Куда спрятать ненужную детскую коляску? Сейчас-то она без надобности, малыш подрос, а вдруг второй появится? Не покупать же новую, это дорого! Повезло тем, у кого были гаражи, весь хабар стаскивали туда. А «безлошадным» что делать? И народ превратил в чуланы балконы. На них же и белье сушили. При первой возможности люди пытались уехать из этих «дворцов».

– Понятно, – остановил я поток объяснений Бориса, – мне повезло, я родился в семье писателя, отец купил просторную кооперативную квартиру. Мои одноклассники жили в таких же. А у Ольги все было иначе.

– Ее отца расстреляли, – неожиданно заявил батлер.

– По приговору суда? – уточнил я. – Или он попал в уличную перестрелку?

– Михаила Ивановича арестовали как члена банды врачей.

– Банда врачей? Но дело врачей было возбуждено в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году и быстро развалилось, потому что пятого марта умер Сталин.

– Ну это я так сказал: «банда врачей», – уточнил Боря, – все произошло, когда Ольге исполнился год. Семья тогда жила в приморском городке Марунинск. Михаил Иванович работал невропатологом в местной больнице, считался прекрасным доктором. Вскоре после рождения дочери на Михаила написали донос, дескать, он занимается подпольной частной практикой. Лечит людей с помощью капиталистического, чуждого советской стране метода под названием «гипноз».

Я потянулся за чайником.

– Надеюсь, вы шутите. Гипноз применялся в медицине с давних времен.

Борис показал на ноутбук.

– Здесь краткая информация. Могу поискать подробности. Пока я узнал лишь то, что Михаил Иванович вводил в состояние транса разных больных. Купировал таким образом панические атаки, разные страхи. Практиковал он не бесплатно. Больные понимали, что он лечит незаконно, но помалкивали, потому что до того, как прийти к Синяеву…

– Это фамилия отца Ольги? – перебил я батлера.

– Михаил Иванович Синяев, – кивнул Борис, – люди к нему обращались от безнадежности. Когда его арестовали, нашли у него обширный архив. Невропатолог заводил на клиентов карточки. Понятно, что стали опрашивать тех, кто прибегал к его помощи. Люди Синяева очень хвалили, говорили: «Никто не мог мне помочь, потом я случайно узнал про Синяева и выздоровел». Но, к сожалению, не всем так везло. Михаил Иванович взялся помочь женщине, которая до обморока боялась похода к стоматологу. Тряслась от ужаса, никогда не обращалась к дантисту. Понятно, что у нее развился кариес, потом пульпит, потребовалось удалить нерв. Бедняжка плакала от боли, но отказывалась от свидания с бормашиной. А потом в ее жизни появился Михаил Иванович, он загипнотизировал несчастную, отвез ее в клинику…

Борис оторвался от экрана.

– Иван Павлович, пока никаких подробностей я не знаю. Больная умерла в кресле дантиста. Выяснилось, что до нее у этого стоматолога погибли еще два человека, с ними тоже работал Синяев. Обоих врачей арестовали, стоматологу дали двенадцать лет, Михаила Ивановича расстреляли.

Я погладил Демьянку, которая положила голову мне на колено.

– Странная клиентка эта Булкина. Накормила меня ложью. Про квартиру нафантазировала. Про родителей сообщила, что они никогда ни в чем дурном не были замешаны. И вдруг такое!

Боря пошел в зону кухни.

– Возможно, она до сих пор не знает правды.

Глава 9

– Полагаете, что мать не рассказала девочке о судьбе ее отца? – предположил я.

– Екатерина Семеновна Синяева уехала с крошечной Олей в Москву. Где она жила, чем занималась, покрыто мраком. Есть информация, что, когда дочке исполнилось три года, у нее появился отчим. По странному совпадению он был полным тезкой родного отца – Михаил Иванович, но фамилия Воробьев. Он оформил брак с Екатериной и удочерил Ольгу.

Я взял ломтик сыра.

– Думаете, мать не открыла дочери правду?

– Вполне вероятно, – согласился батлер, – а вы бы решились рассказать ребенку, что ее отец расстрелян по обвинению в убийстве?

– Навряд ли, – после короткой паузы признался я.

– В маленьком городке шила в мешке не утаишь, – продолжал Борис, – а столица – идеальное место для того, кто решил исчезнуть.

– Мы отвлеклись от квартиры Гранкиной, – напомнил я.

– Верно, – согласился Борис, – возвращаемся. У Ольги Михайловны была неудобная двушка. А у Гранкиной – прекрасная четырехкомнатная квартира, которая ей досталась от покойного мужа.

Я почувствовал себя Ваней в стране лжецов.

– Покойного?

– Да, – подтвердил Боря. – Василий Петрович Гранкин, супруг Ларисы, сын академика. Он жил в прекрасных хоромах, они к нему перешли после того, как родители умерли. Василию на момент женитьбы на Ларисе пятьдесят стукнуло. А невесте только восемнадцать исполнилось. Она, наверное, происходила из необеспеченной семьи. Я не копался пока дотошно в ее биографии.

– Ольга говорила, что они с подругой ходили в один класс престижной школы, там богатые дети обучались, – вздохнул я. – Чем дольше вас слушаю, тем яснее понимаю: Булкина – та еще лгунья.