Анти-Стариков. Почему история все-таки наука - Балаев Петр Григорьевич (лучшие книги txt, fb2) 📗
Ещё вполне забавный исторический факт. Перед первой революцией командующий Черноморским флотом вице-адмирал Чухнин издал приказ, запрещавший вход на Приморский бульвар Севастополя и хождение по главным улицам города (внимание!) «матросам и собакам». Как говорится, ни убавить, ни прибавить! Стоит только удивляться, что в 1917 году вообще кто-то из офицеров живым остался после таких приказов и принятых в той армии методов воспитательной работы.
Первая русская революция не удалась, была залита кровью черного люда. Стариков подводит итог: «Как ни страшно это признавать, именно кнут, а не конституционная уступка, сумел погасить первую русскую смуту. Тогда хватило твердости и решимости – в 1917-м Николай II дрогнет и тем самым погубит свою страну».
Ему страшно, а мне страшнее, что у девочек на фабриках кожа продолжала лопаться. И про погубленную страну – а мы в какой стране живем? Она же погублена еще в 1917?
А теперь посмотрим, являлось ли поражение в Русско-японской войне результатом революции. Сейчас для любителей экстремизма состоится глумливое уничтожение г-на Старикова.
Итак, цитата из А. А. Керсновского, бывшего офицера Добровольческой армии, видного историка, автора труда «История русской армии», вот в этой книге я и нашел:
«Японцы исходили из двух софизмов: невысокого качества русских войск (изучая предыдущие войны России через германские очки) и малочисленности их (нелепая предпосылка: русская армия в семь раз сильнее, но на театре войны силы будут равны). За первый из них они поплатились кровавыми потерями – 225000 убитыми и ранеными, за второй едва не поплатились проигрышем войны. Все их выкладки оказались никуда не годными – в исчислении сил противника японский Генеральный штаб просчитался в начале войны вдвое, а затем и втрое. Вместо одной дивизии в месяц русские могли подвозить три. Превосходство в силах с первого дня войны и до последнего было на русской стороне и в конце войны стало двойным. Японцы не избежали бы разгрома, находись во главе русской армии вместо папаши Линевича полководец, достойный ее».
И еще:
«Благодаря плохому управлению победа не увенчала знамен маньчжурских армий. Но безграничная доброта Императора Николая Александровича вознаградила героизм и самоотвержение войск многочисленными боевыми наградами».
Странно, даже бывший белогвардеец ничего не говорит о революции как поражающем факторе. Может Николай Викторович не читал Керсновского? Ага, держитесь за стулья, не падайте. Две цитаты (это становится традицией, не находите?).
1) «В демократической Франции завод, работающий на оборону и забастовавший в военное время, был бы оцеплен сенегальцами, и все зачинщики поставлены к первой попавшейся стенке. В стране произвола и кнута не сдвинулся с места ни один городовой… Правительство полагало, что это – дело самих рабочих и администрации».
2) «В демократической Франции завод, работающий на оборону и забастовавший в военное время, был бы оцеплен колониальными войсками, а все зачинщики были бы быстро арестованы, судимы и расстреляны. В «темнице народов», как нам представляют царскую Россию, не сдвинулся с места ни один городовой. Правительство полагало, что решение проблемы – это дело самих рабочих и администрации».
Какая из этих цитат взята у А. А. Керсновского, а какая у Н. В. Старикова? И кто из них раньше это написал?
Как некрасиво, Николай Викторович! Или вы Остап Бендер, который нечаянно сочинил «Я помню чудное мгновенье»?!
Глава 3. Два «миролюбивых» кузена
Как-то уважаемый мною писатель Ю. И. Мухин сказал, что антикоммунистом может быть только подлец, а умный человек подлецом быть не может. То, что господин Н. В. Стариков – антикоммунист, в доказательствах не нуждается, и пусть вас не обманывает его отношение к Сталину и СССР. Сталина и СССР он использует только как орудие для продвижения своих идей.
Можно было бы сказать, что Стариков выдвинул собственную версию о причинах начала и хода Первой мировой войны: Великобритания, с целью недопущения доминирования в мире какой-либо державы, кроме нее, организовала разрушительные революции в России и Германии, использовав в качестве катализатора революций спровоцированную ею же крупномасштабную войну между ними. Только при изложении версии используются такие слова и фразы, как «вероятно», «возможно», «вполне допустимо», «можно предположить». Стариков таких слов не употребляет. Он излагает не версию, а «правду», которую, как следует из употребляемых им стилистических приемов изложения, не поймет только кретин. Но он излагает свою «правду» так, что только кретин не поймет, что он городит глупость за глупостью.
Пока оставим в стороне разбор Стариковым механизма покушения в Сараево, послужившего толчком к конфликту, там загадки остались только для самого Старикова. Обратим сейчас внимание на следующее его утверждение:
«Главной целью английского плана было уничтожение России, во вторую очередь – Германии. Для нашего исконного врага – Англии – в ее политике стояла, как и прежде, всего одна главная задача – не допустить создания сильной континентальной державы или, что еще хуже, – сильного блока нескольких держав. Союз России и Германии – вот английский кошмар. Потому главная политическая задача британцев плавно делилась на две последовательные задачи: не допустить союза России и Германии, а затем стравить их между собой в смертельной схватке.
Но вот незадача – нет у России и Германии в начале XX века никаких противоречий, что могут послужить причиной для конфликта. Обеими странами управляют двоюродные братья Николай и Вильгельм, имеющие другу с другом вовсе неплохие отношения. С чего бы вдруг начать воевать? Это для нас, родившихся в конце XX века – Германия, наглый агрессор, дважды за столетие поставивший Россию на грань гибели. Совсем не так обстояло дело с исторической памятью у русских перед Первой мировой войной. Германия для них страна с традиционно дружественным режимом, последнее столкновение с которой было в период наполеоновских войн, т. е. ровно сто лет назад. Нужен был весомый повод, такое стечение обстоятельств, которое позволило бы обеим странам забыть о многолетней дружбе.
Поэтому провоцирование русско-германского конфликта становилось основным направлением политики Англии. К тому же результату стремились и во Франции, уже давно не имевшей своей собственной внешней политики. Вернуть Эльзас и Лотарингию можно было только в результате войны, а в одиночку разгромить Германию Франция не могла. Кто мог еще повоевать за «благородное дело» возвращения французских земель в лоно Родины, после чего рухнуть и развалиться на куски? Конечно, Россия!»
Тому, кто ещё не почувствовал, что автор делает из читателя идиота, можно напомнить, как не только двоюродные, а и кровные братья, едва обзаведясь собственной дружиной или шайкой рыцарей, начинали воевать друг с другом со страстью берсерков. Причем, что русские князья, что германские графы – никаких национальных различий. Нужно быть действительно идиотом, чтобы поверить, будто Вилли и Никки, один из которых приходился другому троюродным дядей, кстати, а не братом, никогда в жизни не будут ссориться! Только нашему автору это неважно, ему важно обосновать, что Никки и Вилли совсем в развязывании войны не виновны, это все гадкие англичане устроили!
Следующий довод автора не менее странный, рассчитанный уже на тех, у кого мозг кристально чист, ибо в нем нет даже следов элементарных школьных знаний по истории. От человека, который Александра Третьего считает идеальным русским царем, слышать это и вовсе странно. А Стариков фанат этого Всероссийского Держиморды, значит, о проводимой им внешней политике, вне всякого сомнения, осведомлен!
Дело в том, что еще с начала правления Александра Третьего отношения между русскими и немцами были, мягко говоря, не дружественными, а, скорее, враждебными. Есть вина в этой враждебности и Бисмарка, который заигрался немного в свои дипломатические игры, но его вина не решающая. А вот наш Держиморда гнобил немчуру со всей своей царской ненавистью! Ещё бы! Если бы этот подкаблучник датской смазливой мартышки по имени Дагмар, перекрещенной в Марию Федоровну, ненавидевшей, как и все датчане того времени, Германию до дрожи, не гнобил немцев, то мигрень у императрицы полностью блокировала бы возможность исполнения ею супружеского долга. Наш царь, главным достоинством которого было умение гнуть пальцами пятаки, встрял в конфликт Германии и Франции на стороне последней, окончательно испортил с немцами отношения, получил в ответ ужесточение немецкой таможенной политики, закусил удила и начал таможенную войну. В конце концов эта война закончилась торговым договором, но не союзным. А вот союзный договор был заключен со злейшим врагом Германии – Францией.
