Две половинки (Просто о любви) - Алюшина Татьяна Александровна (читаемые книги читать txt) 📗
А теперь вот беда… Василий Федорович был плох, это Степан понял сразу и тут же принял решение.
А девушка сильно перепугалась и переживала ужасно за соседа.
Хорошая девушка.
Ему сейчас было не до рассматриваний и оценок – ни до каких: ни мужских и не очень мужских, но то, что она полезла через калитку, чтобы помочь Василию Федоровичу, рискуя быть пойманной как воришка бдительными соседями или разбиться, свалившись с непокорившейся «вершины», ему понравилось.
А еще ее огромные перепуганные сострадающие глаза, смотревшие на него с мольбой и ожиданием чуда. Степан не отметил, да и вряд ли увидел, какого цвета у нее глаза, но тот ее взгляд запечатлелся в мозгу четкой картинкой.
Им повезло, пробок не было по всему маршруту движения. Сосредоточившись на дороге, в постоянном напряжении, боясь, что может отключиться в любой момент, Степан и не заметил, как добрались до места.
Подъехав к больничному шлагбауму, он объяснил вышедшему из будки охраннику, что их ждут, и стал набирать номер на мобильном.
– Леш, мы у ворот, – предупредил он, кивнул, благодаря, охраннику, поднимавшему шлагбаум, и не спеша поехал на территорию больницы.
Как только машина остановилась у приемного покоя, началась суета. Степан Сергеевич выскочил из машины и вместе с людьми в белых халатах переложил Василия Федоровича на каталку, и они все как-то быстро ушли.
Стаська растерялась, отстав, и плелась сзади, прижимая к груди пакет с собранными заботливой Зинаидой Ивановной вещами.
– Девушка! – окликнули ее. – Вы с инфарктом приехали?
– Я? – удивилась Стаська. – Нет, я здорова.
– Да не вы! Пациент, которого сейчас доставили с инфарктом, вы с ним?
– Да. Да!
– Документы давайте!
Дежурная за стойкой приемного отделения, женщина пожилая, грузная и, на вид, строгая, как классная руководительница, в сверкающем белизной и хрустком от крахмала халате, подчеркивающим этот имидж, протянула руку.
– Какие документы? – тупила Стаська.
Женщина собралась было ответить, но, присмотревшись к Стаське, спросила:
– Дочка, что ли? Да вы так уж не переживайте! У нас замечательные врачи! Если до нас довезли живым, значит, вылечат!
– Да… – согласилась с какой-то частью ее речи Стася.
– Документы… – напомнила дежурная.
– Ах да, да! – засуетилась девушка и полезла в пакет.
Зинаида Ивановна головы не теряла, не в пример нервной барышне Игнатовой, собрала все необходимые документы, кому как не пенсионеру знать, какие могут потребоваться. Стася извлекла из большого пакета другой, маленький, прозрачный целлофановый, в котором были пачка бумаг, какие-то удостоверения и паспорт, и протянула регистраторше.
– Вы сядьте, посидите, я все заполню и вас позову, – пожалела ее женщина.
Стася кивнула – что-то она сегодня раскивалась, как заведенная, на каждый поступающий приказ, отвлеченно подумалось ей – и отошла к ряду кресел, стоявших вдоль стены. Но тут же спохватилась и вернулась:
– Да, вот его вещи, меня ведь к нему не пустят.
– Сегодня не пустят. Точно. Давайте, я оформлю и передам, – дежурная встала со стула и забрала у нее увесистый пакет. И никакая не суровая, а очень даже доброжелательная.
А Стаська села в кресло и принялась ждать Степана Сергеевича.
Ждать пришлось не особо долго – она успела пересчитать все кресла в больничном холле, выстроившиеся красными рядами вдоль стен, все линолеумные квадраты синего и серого цвета на полу. Затем расписаться в амбарной книге за отданные документы и на отдельном листочке с перечнем вещей, получить бумажку с телефонами справочной, узнавать о состоянии больного, вернуться на свой «пост», в кресло, и пересчитать все лампы на потолке, посмотреть в окно и понять, что уже темно в городе Москве.
Вечер.
В момент, когда в ее голове возник столь глубокий вывод, в конце длинного коридора появился Степан Сергеевич. Как-его-там, хороший доктор.
Он шел очень тяжелой походкой, и было очевидно, что силы у него кончились. Стаське сразу расхотелось язвить, шутить, в любой форме – вслух или мысленно.
Он остановился возле нее, посмотрел с сомнением на соседнее с тем, на котором сидела Стася, кресло и все-таки сел, сморщился, с силой потер ладонями лицо.
– Инфаркт. Обширный. Но он стабилен. Хромов хороший врач, да и Василий Федорович мужик крепкий. Сегодняшняя ночь все решит. Навещать его пока нельзя. Звонить, узнавать, как состояние, – можно.
Стаська смотрела на него, не отрываясь, поражаясь самой себе: как она могла подумать, что не рассмотрела его раньше? Все она рассмотрела и запомнила в деталях, как сфотографировала, но, поддавшись панике и боясь за Василия Федоровича, отодвинула куда-то эти знания вместе со снимком.
Очень большой, беспредельно замученный мужик, с посеревшим от перегрузок лицом, темными, совсем темными, в чернь, кругами вокруг глаз и пожелтевшей, натянувшейся на висках кожей.
Все пределы усталости он перешел давным-давно, когда они еще существовали, напоминая о себе.
А он подтвердил очевидное.
– Не спал трое суток. Устал, – словно оправдываясь, пояснил он.
И Станислава Игнатова приняла решение.
Мгновенное.
У нее всегда так. Когда надо что-то решить важное, порой судьбоносное – без сомнений, излишних размышлений правильно-неправильно, что-то внутри нее срабатывало – раз, и действовать! А уж ошиблась она или попала в десятку, это потом разберемся. Стася и экзамены так сдавала, и собеседования важные, и в чиновничьи кабинеты входила, не понимая, как можно стоять под дверью, трястись, набираться смелости – нет уж, это другим девочкам! А Стаська шла с ходу, первой – потом расхлебывать будем!
Вот такая натура досталась!
Причем расхлебывать никогда не приходилось – в десятку, как правило, ну иногда не совсем так уж хорошо попадала, но «на щите»! «На щите»!
– Дайте ключи от машины! – решительно потребовала Стася.
Когда Степан сдал Василия Федоровича на руки Лешке, посмотрел кардиограмму, обсудил с Хромовым диагноз и прогнозы, расслабился, то навалилась задвинутая на время силой воли тяжесть. Лешка, посмотрев на него с пониманием, предложил:
– Давай, Степан, я тебя на койку в отделении уложу. Выспишься, никто не помешает, я прослежу. Ехать тебе никуда таким нельзя!
В его состоянии ой какое заманчивое предложение, но… нет!
Он еще помнил, что там где-то ждет его с новостями девушка Станислава, и под дверью приемного стоит его машина, да и спать в больнице – нет, увольте, наспался в свое время!
– Нет, Леш, спасибо, я домой.
– Куда? – возмутился Хромов. – В поселок свой? Не доедешь, ты что!
– Разберусь, – без эмоций и воодушевления пообещал Степан.
В поселок, домой, он на самом деле не доедет, значит, остается в Москве. Можно к Вере поехать, правда, он и не позвонил, не сообщил, что прилетел, но это мелочи, пугает другое – в Чертаново. Очень сомнительно, что он потянет и такое расстояние.
Тогда куда?
К родителям в Орехово или к любимой сестрице в Текстили?
То, что он куда-нибудь доедет, это не вопрос. Вопрос в том, чтобы сориентироваться, куда проще и быстрей отсюда добираться. И второе, пожалуй, главное: не попасть в пробку – в пробке он может вырубиться в момент и не заметить!
«Ладно. Разберемся!» – теперь уж самому себе пообещал Степан.
Девушка Станислава встретила его беспокойным выжидающим взглядом, не тем, что запомнился ему, а просто настороженным.
А глаза у нее карие, светло-карие, как гречишный мед.
Несколько секунд он принимал важное решение – сесть с ней рядом или постоять – вполне мог и не встать, расслабившись. Уступив соблазну, Степан сел, вытянул ноги и, не лучшим образом понимая, что говорит, рассказал о состоянии Василия Федоровича.
Она смотрела на него во все глаза, не отрываясь, если б у него были силы, он, пожалуй, подивился пристальности, с какой его разглядывали, может, и смутился даже под таким-то взглядом.
