Удельная. Очерки истории - Глезеров Сергей Евгеньевич (читать книги онлайн без сокращений .TXT) 📗
Любопытное свидетельство о писателе Е.В. Дубровском (Леснике) можно встретить в воспоминаниях известного литературного и художественного критика русского зарубежья, поэта и журналиста Вячеслава Завалишина (1915– 1995), опубликованных в 1952 году в ньюйоркской газете «Новое русское слово»:
«В 1934 году я, как специальный корреспондент газеты „Крестьянская правда", выехал в Ладогу, на торжества, связанные с десятилетием со дня пуска в ход Волховской гидроэлектростанции, которой большевики очень гордились, как „первенцем грандиозных новостроек". В Ладоге я познакомился с замечательным писателем Лесником, который приехал сюда, если не ошибаюсь, по поручению журнала „Вестник знания“ (выходил сперва в издательстве Сойкина; затем в издательстве „Красная газета", журнал этот следует признать „однофамильцем“ дореволюционного „Вестника знания").
– Вот вы, батенька мой, третий день инженерам глаза мозолите, а слона-то и не приметили. Самое интересное и самое важное проморгали, мимо глаз пропустили, – сказал мне как-то Лесник.
Я полюбопытствовал, в чем же это „самое важное“ состоит.
– Извольте, покажу.
И мы вечером пошли по направлению к плотине. Темная вода бурлила, клокотала от рыбы. Косяками шел сиг. Но рыбы не могли перепрыгнуть через плотину и, разбивая грудь о гранит, отступали назад, – с тем, чтобы снова предпринять безуспешную попытку пробиться в реку Волхов. Вдоль плотины и вблизи от нее бродили толпы рыболовов с большими сачками в руках. Рыбаки без труда вытягивали усталых сигов.
– Вот оно, индустриальное варварство. Во всей красе! – пояснял Лесник. – Сиг из Ладожского озера по Волхову идет метать икру в озеро Ильмень. И это из года в год, в течение долгих тысячелетий. Через пороги сиг пробивался, а через плотину не может. Промысел сига гибнет у нас на глазах. Понимаете, что это значит? То, что ильменские рыбаки обречены на нищету. Если мы подсчитаем убыток, причиненный стране гибелью сигов, то увидим, что ущерб будет стоить дороже Волховстроя. Почитай три таких станции соорудить можно!
Когда мы возвращались в Ленинград, Лесник прочел наброски очерка о гибели сиговых промыслов. Описания природы удались Леснику блестяще. Я заметил, что без влияния Бунина дело не обошлось...»
Е.В. Дубровский умер в 1941 году, во время блокады, и был похоронен на Шуваловском кладбище. Как отмечалось в публикации на страницах сборника «Наша охота» (1975), посвященной Е.В. Дубровскому, к великому сожалению, впоследствии автор был основательно забыт. И только в 1952 году снова издана его книга «Далекие годы», в 1959 году – «Лесные тропы».
Писателя Е.В. Дубровского (Лесника) высоко ценил С.Я. Маршак, называя его «оригинальным и талантливым лесным корреспондентом, который приносит городскому жителю в рассказах, очерках и фельетонах освежающие сведения о погоде, об охоте, о рыбной ловле, о том, что делается в лесах, реках, в парках и заповедниках»...
В бывшем доме Дубровского в совсем еще недавние времена находилась автошкола. В 2006—2007 годах она выехала, здание осталось пустым и обреченным на разрушение. К сожалению, беда не заставила себя долго ждать: в августе 2008 года случился сильный пожар, и от старинного деревянного дома остались лишь одни обгоревшие руины. Даже не надо быть специалистом, чтобы прийти к выводу: то, что уцелело от дома Дубровского, восстановлению не подлежало. Увы, так погибла еще одна реликвия удельнинской старины.
Конечно, можно утешать себя мыслью, что, мол, памятников у нас много, и от потери одного старого дома, причем такого ветхого и гнилого, Петербург не обеднеет. Что ж, если следовать такой логике, историческое пространство Петербурга может в конце концов сузиться до нескольких кварталов в центре города. Имеем ли мы право позволять себе такое расточительство по отношению к своему же собственному историческому наследию?..
Что же касается Малой Ивановской, то она проходила между Ильинской (ныне Гаврской) и Алексеевской (впоследствии Лагерной) улицами. Название Малой Ивановской улицы, как указывается в «Топонимической энциклопедии Санкт-Петербурга», было известно с 1904 года и происходило, скорее всего, от фамилии одного из местных землевладельцев. С 1920-х годов использовался также и вариант наименования в форме «Мало-Ивановская улица». Упразднили улицу 15 мая 1965 года, во время реконструкции района, однако как проезд без названия она продолжила свое существование...
Э.Р. Прокофьев и его двоюродная сестра И.Г. Агаширинова – возле бывшего дома Е. Дубровского на Малой Ивановской улице. Фото автора, июль 2008 г.
Для петербуржца Эдгара Рихардовича Прокофьева, старожила Удельной, дом Дубровского – как семейная реликвия: здесь находился детский сад, куда он ходил еще до войны. Однако это не просто напоминание о детстве, но и зримый ориентир старой Удельной. Малая Ивановская для Эдгара Рихардовича – улица детства. Тут прошли четырнадцать лет его жизни – с 1928 по 1942 год. Здесь пережил он самые страшные месяцы первой блокадной зимы, здесь от голода умерла его мать. Потом был детский дом, эвакуация в Ярославскую область, возвращение в Ленинград в начале 1944 года в ремесленное училище. Дом на Малой Ивановской оказался цел, но квартиру заняли чужие люди...
Бывший дом Дубровского на бывшей Малой Ивановской улице. Фото автора, март 2008 г.
Руины дома Дубровского после разрушительного пожара. Фото автора, сентябрь 2008 г.
Детская жизнь в Удельной была яркой и насыщенной событиями. «На Малой Ивановской мы воевали с домом № 4, а еще воевали с ребятами с расположенной неподалеку Прудковой улицы, – признается Эдгар Рихардович. – Причем сражались не на шутку – даже вспоминать страшно, рубились деревянными мечами, даже пушка была самопальная, заряжавшаяся дробью. В Сосновке играли в казаки-разбойники. Причем Сосновка тогда делилась на „первую“ и „вторую": от Старо-Парголовского проспекта шла „Первая Сосновка“, она отделялась рощицей от „Второй Сосновки“, располагавшейся ближе к нынешнему Тихорецкому проспекту. Нам разрешалось ходить в ближнюю Сосновку – „первую”, а у „второй“ была дурная репутация бандитского места: там можно было запросто напороться на воров и бандитов. В Удельный парк нам тоже ходить не разрешалось – он считался злачным местом. Правда, когда на Комендантский аэродром прибыл дирижабль „Цеппелин“, мы бегали смотреть на него через тот самый Удельный парк. И плевали мы тогда на всякие запреты...»
Э. Прокофьев. 19 марта 1951 г. Из архива Э.Р. Прокофьева
На разделительной полосе между «первой» и «второй» Сосновками, примерно там, где теперь стрельбище, до войны располагался лагерь Осоавиахима. Не случайно одна из улиц Удельной, бывшая Алексеевская, которая как раз вела к лагерю, стала зваться Лагерной.
«Изредка мы ходили загорать за Сосновку на пески, на месте которых теперь находится Ольгинское водохранилище, – продолжает Эдгар Прокофьев. – Кстати, рождение самого водохранилища проходило на моих глазах – во второй половине 1930-х годов. Началось с того, что песок оттуда начали организованно вывозить, причем исключительно с территории вдоль Ольгинской улицы – теперь это улица Жака Дюкло. Таким образом стал образовываться песчаный овраг. Постепенно в этом искусственном овраге сама собой стала появляться вода, и получился продолговатый пруд вдоль Ольгинской улицы, в котором мы стали купаться. Правда, место это было коварное – песок засасывал, и купаться там было небезопасно»...
