Грант вызывает Москву. - Ардаматский Василий Иванович (читать полную версию книги TXT) 📗
Сначала они не отвечали и продолжали обыск, но потом наблюдавший за ней гестаповец вдруг спросил:
— Где тайник мужа?
— Что, что? — спросила Зина.
— Где он хранит оружие, документы? — пояснил гестаповец.
— Оружие? — испуганно вытаращила Зина глаза. — Сохрани господь, да вы что? Да я своими руками выбросила бы это на помойку. Да если бы он принес в дом такое, я бы его самого из дома выгнала.
И все–таки ее забрали и продержали в СД двое суток. Когда ей говорили, что ее муж — враг Германии, тайный агент Москвы, она то принималась смеяться («Ой, боже ж ты мой, не могли вы выдумать чего полишее!»), а то принималась реветь, требуя, чтобы ей тут же вернули мужа.
— Мы же с ним, как полные дураки, жили с полной верой в германский порядок, — рыдала она. — А вы как нас обласкали за это? Бог накажет вас за вашу неправду.
В конце концов следователь отказался от мысли подозревать в чем–нибудь эту тупицу. Для порядка, что ли, они избили Зину и на другой день приказали ей убираться к чертям.
Утром Зина снова была в приемной СД. Там она быстро перезнакомилась с родственниками других арестованных, узнала все царящие здесь порядки и приметы. Она узнала, например, что, пока идет следствие здесь, в СД, арестованным ничего передать нельзя, не принимают. Зина тотчас сбегала домой, соорудила маленький сверточек с едой и вернулась в СД. Передачу у нее не взяли ни в этот день, ни на следующий, ни на третий. А на четвертый вдруг взяли. Это была вдвойне хорошая примета: значит, ее Дымко долго не мучили и в ближайшее время переправят в тюрьму. Теперь надо ходить туда.
В тюрьме у Зины не принимали передачу целую неделю. Отвечали: «У нас такого не значится». Тогда Зина бежала в СД, но там ей говорили то же самое. Кто–то из опытных посетителей этих страшных мест сказал, что дела ее плохи. Когда не берут ни там, ни здесь, это чаще всего означает, что с арестованным покончили.
Поздно вечером Зина, обессилевшая от горя, плелась домой. Возле самой калитки ее поджидал незнакомый мужчина.
— Ты Зина Дымко? — тихо спросил он.
— А что?
— Что, что… Если ты Зина Дымко, скажи, тогда и узнаешь что.
— Ну да, я Зина Дымко, — устало произнесла она.
— А как мужа звать?
— Сергей, — автоматически ответила Зина.
— Тогда держи записку и бывай здорова. — Мужчина сунул ей в руки свернутую бумажку и быстро ушел.
Дома Зина зажгла коптилку и прочитала записку. Она задохнулась от волнения, сразу узнав почерк Сергея.
«Срочно помолись за всех нас в церкви. Помяни за здравие отца и детей его. Уповай, дорогая моя Зиночка, на бога, молись исправно, ну и, даст бог, увидимся. Одну твою зачерствелую посылочку сегодня получил. Не надо больше, самой, поди, есть нечего, а мы тут какую ни на есть похлебку имеем. А вот к жене отца и к свекрови сходить надо, чтобы помолились они о нем. Остаюсь твой любящий муж Сергей».
Зина сорвалась с места и, забыв про комендантский час, помчалась через весь город к попу. Она правильно поняла, что Сергей приказывает ей обратиться к Величко. Еще до ареста муж как–то сказал ей: «Если со мной что–нибудь случится, поскорей дай знать об этом попу Величко». Она тогда еще стала спрашивать, почему об этом нужно знать попу. А Сергей рассмеялся и сказал: «Если бы все попы были такие, я бы, Зиночка, в бога поверил».
Неожиданный стук в окно порядком напугал Величко, он подумал, что пришли и за ним. Все улики своего небожественного промысла он надежно спрятал в церкви и как раз в этот вечер пришил к рясе под мышкой две петельки и подвесил туда «кольт». Величко решил: если за ним придут гестаповцы и он увидит, что они ведут себя уверенно, он поделит обойму между ними и собой.
Увидев Зину, он даже растерялся немного:
— Будь ты неладна, что это тебе ночью до бога потребовалось?
Когда он узнал, кто такая Зина, и прочитал записку Сергея, он сказал:
— Мне все ясно. Отец, он же Батя, значит Шрагин, и все его товарищи живы. И тебе надо сходить в семью, где жил Шрагин, не помогут ли они со своими связями. Ладно, Зина, будем думать, что делать, но ты ко мне больше не ходи. Будет у тебя что ко мне срочное, поставь на свое окно… вот это. — Он оглянулся и взял с полки глиняный горлач. — Если тебя сейчас остановят возле моего дома, скажи, что носишь мне молоко и приходила за посудой. А на другое утро, как поставишь у себя на окне горлач, к восьми утра иди на рынок. Там я тебя буду ждать. Тебе все понятно? Ну и хорошо, а теперь иди, только не на улицу, а через сад.
Как только Зина ушла, Величко повесил на шею массивный крест, взял завернутый в парчу требник и вышел из дому. Он торопился к связному от подполья. Если его сейчас остановят, он скажет, что идет причащать умирающего.
Но его никто не остановил…
Спустя два дня на квартиру, где жил Шрагин, отправилась Юля. Это было опасное поручение, потому что дом Шрагина был, конечно, под наблюдением и посыльный мог быть схвачен.
Было решено, что утром Юля снова пойдет в СД и еще раз поскандалит там по поводу того, что ей не дают работу. А потом она пойдет на квартиру Шрагина, и, если там ее схватят, она скажет, что в приемной СД ее попросила сходить сюда незнакомая женщина. Да и все–то поручение — попросить снести в тюрьму передачу Шрагину. Все носят…
Дверь открыла Лиля. Она не узнала в Юле той, которой она однажды ночью передала свою подругу Раю.
— А мы с вами знакомы, — решила напомнить ей Юля. — Помните, я вашу подружку однажды спасла?
— Извините, темно тогда было, — смущенно пробормотал Лиля и вдруг испуганно спросила: — Так вы от Раи?
— Нет, я от Шрагина, — ответила Юля.
Лиля сделала шаг назад, и в это время в переднюю вышла Эмма Густавовна.
— Что здесь происходит? Кто это? — раздраженно спроси старуха.
— Она пришла от Игоря Николаевича, — тихо произнес Лиля.
— Ему надо помочь, — сказала Юля. — Передачу в тюрьму снести.
— Почему это мы должны ему помогать? Кто он нам? Что он нам принес, кроме беды? — закричала Эмма Густавовна, не обращая внимания на протестующие знаки дочери.
— Он же в тюрьме сидит, — укоризненно сказала ей Юля. — Голодают там люди.
— Вы что хотите? Чтобы и нас туда упрятали? — продолжала кричать старуха. — Убирайтесь отсюда! С меня довольно горя без вас! — Эмма Густавовна распахнула дверь на улицу. — Убирайтесь! Слышите? Убирайтесь! Иначе я позову полицию!
— Ну и люди же вы! — с ненавистью сказала Юля и выбежала из квартиры.
Эмма Густавовна и Лиля вернулись к прерванному завтраку, но еда не шла им в горло, и они долго сидели молча, не глядя друг на друга.
— Я снесу ему передачу, — тихо сказала Лиля.
— Ни за что! — взвизгнула Эмма Густавовна. — Ты сошла с ума! Сделать такое, когда все решено с твоей поездкой в Германию! Ты подумай только! Может, наконец, лопнуть терпение у доктора Лангмана.
— Я снесу, — повторила Лиля.
Эмма Густавовна вдруг решительно сказала:
— Ладно, твоя жизнь впереди, а моя уже окончена. Я снесу сама.
И действительно, на другой день Эмма Густавовна явилась в тюрьму. Она стояла в очереди к окошечку тюремщика с таким: видом, что никто не решался с ней заговорить. Сама она боялась прикоснуться к этим людям, будто они были прокаженные.
Тюремщик принял от нее сверток, проверил его содержимое и спросил:
— Записка есть?
— Нет и не будет, — с гордым достоинством ответила Эмма Густавовна.
Тюремщик глянул на нее удивленно.
— А кому передача–то?
— Некоему Шрагину.
— От кого?
Эмма Густавовна молчала. Лицо ее покрылось красными пятнами.
— Ну, говорите же — от кого, я записать должен, — грубо торопил ее тюремщик.
— От знакомых, — еле слышно произнесла старуха.
— Ответа ждать будете?
— Нет, нет, — Эмма Густавовна отшатнулась от окошечка и быстро вышла из тюремной канцелярии.
Она вернулась домой взвинченная до предела. Всю дорогу она репетировала сцену, которую собиралась устроить дочери за те унижения, через которые она ради нее прошла. Но дома оказался Лангман. Поздоровавшись с ней, он сказал:
