Сокровища - Кингсли (Кингслей) Джоанна (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗
Где доброта пересекается с лицемерием?
Когда Пит размышляла над дилеммой, когда говорить правду, когда воздержаться, ей вспоминалась ее стычка с Люком Сэнфордом. Он не удержался и был с ней честен, а она его за это отвергла. Она не первый раз думала об их разговоре. По мере того как шло время, она все больше сожалела, что не смогла отбросить его критику. Ей так много в нем нравилось, он был таким внимательным и разумным, когда помогал ей справиться с матерью. Однако она пресекла возможность дружбы в самом начале, потому что он был с ней откровенен. Правда, он отнесся к ее честолюбивому плану как к занятию, не представляющему большой важности; возможно, это всегда будет больным местом в их взаимоотношениях. У человека, говорящего правду и ничего, кроме правды, есть что сказать.
Не так давно Пит решила выяснить, куда делся Люк, и написать ему письмо. Но, приехав к матери в клинику, она узнала, что Робби в начале марта выписался и уехал к брату. Персонал клиники охотно сообщил ей, что братья живут в Калифорнии, но точного адреса они не сказали, не назвали даже города.
— Мы с радостью перешлем вам письмо, мисс Д’Анджели, — объяснил доктор Хаффнер. — Если Робби ответит вам напрямую, значит, он так решил. Но наше правило — хранить все данные о каждом пациенте в секрете, до малейшей подробности. Вы должны понять нас.
Каким бы малым ни было это препятствие, оно заставило Пит задуматься. Проведя годы в клинике, Робби Сэнфорд начинал новую жизнь. Возможно, он не хотел никаких связей с клиникой, никаких напоминаний. В таком случае, почему Люка спустя так много времени должно интересовать, что она не обиделась на его откровенное высказывание? Он был в Калифорнии, в тысячах миль от нее.
Если и был шанс узнать его лучше, то теперь с этим покончено, поняла Пит. Вместе с другими возможностями.
После обеда время тянулось еще медленнее, чем утром. Серьезные покупатели драгоценностей, вероятно, сбежали от апрельских дождей Нью-Йорка в Париж.
За полчаса до закрытия ее плохое настроение взорвал глубокий сильный голос, поднявшийся к ней в мезонин с первого этажа.
— Добрый человек, — нараспев произнес громкий красивый голос. — Будь любезен, посторонись и пропусти меня в ваш торговый зал, когда мне это удобно.
Пит подошла к балкону, который возвышался над входом. Фрэнк, дородный швейцар, избранный на эту работу не только из-за своей физической силы, но и благодаря безупречным манерам и веселому нраву, бесстрастно преграждал путь.
— Если вы сообщите, какое у вас дело, сэр, — произнес он вежливым голосом, в котором звучала непреклонность.
Человек, желавший войти, был высок и строен, с темно-русыми волосами, вьющимися сейчас от дождя. На нем были солнечные очки, несмотря на серый день, «барберри» свисало с плеч, один глаз закрывала повязка, придававшая ему вид распутного пирата. И он явно был пьян.
Пит не могла винить Фрэнка, что он не пускал его. Но она подозревала, что это может означать потерю крупной выручки. Она поспешила вниз по мраморной лестнице.
— Мое дело, добрый господин, — человек у двери нарочито говорил медовым голосом, — не твое собачье дело. А теперь, если ты не уберешь свою тушу с моего пути, мне придется прибегнуть к силе.
Фрэнк, казалось, уже собрался схватить неуправляемого назойливого посетителя за шиворот и отбросить его от входа, когда вмешалась Пит.
— Спасибо, Фрэнк. Я позабочусь сама. Пройдемте со мной, мистер Мак-Киннон. — Взяв мужчину под руку, Пит повела его вверх по лестнице в один из салонов. Учитывая его состояние, будет лучше для него самого и «Дюфор и Ивер» заняться им в отдельном салоне, подальше от любопытных глаз покупателей.
Голос, несомненно, сделал свое дело. Она узнала его характерную сочность, богатство красок, как только услышала. Двадцать лет назад Дуглас Мак-Киннон был известен как один из самых величайших актеров английской сцены. Окончил в Лондоне Королевскую академию драматического искусства, давний член Королевского шекспировского общества. Десять лет назад он начал расширять свою аудиторию, снимаясь в английских фильмах. Затем его пригласили в Голливуд, где его захлестнул поток исторических драм. А в прошлом году его партнершей в картине о Наполеоне и Жозефине стала Лила Уивер, самая высокооплачиваемая звезда Голливуда. Хотя Мак-Киннон был женат, а у Лилы был пятый муж, обе звезды начали свой роман, который стал так же знаменит, как и тот, что они изображали в фильме. Ни один из них еще не развелся, роман, однако, продолжался. Газетчики с биноклями следовали за ними по пятам, и почти каждую неделю в прессе появлялись фотографии Уивер и Мак-Киннона, лежащих вместе в разной степени обнаженности на пляжах, от Мексики до Средиземноморья.
Но Пит узнала Дугласа не из газетных снимков и контрольных прилавков в супермаркетах. Она видела несколько его ранних фильмов, в которых он играл Ричарда Львиное Сердце, генерала Монтгомери — даже смело изображал Оскара Уайльда в летящей накидке и черной шляпе с широкими опущенными полями. Пит всегда считала его неподражаемым актером.
— Спасибо, моя дорогая, что занялись мной, — сказал он, когда они поднялись в мезонин. — Мне было бы очень неприятно сделать больно тому парню. Надеюсь отплатить вам когда-нибудь за вашу любезность… и тоже займусь вами. — Он озорно посмотрел на нее.
Пит достаточно наслушалась сплетен, что задолго до Лилы Уивер Мак-Киннон приобрел репутацию отчаянного соблазнителя. Однако ей казалось, что она знает, как обращаться с ним.
— Если вы пришли в «Дюфор и Ивер», — сказала она, — думаю, вы хотите приобрести украшение, а не демонстрировать свои собственные фамильные драгоценности.
Мак-Киннон остановился, посмотрел на нее и рассмеялся.
— Мне кажется, у дамы бритва, а не язык. Браво.
Пит сделала знак в сторону салона.
— Почему бы нам не зайти сюда, и вы могли бы мне сказать…
— Мне никуда не надо идти. Отведи меня просто к Лиле.
— Лиле? Госпожи Уивер здесь нет.
Мак-Киннон взорвался.
— Черт бы побрал эту проклятую женщину. Никогда ее нет там, где она должна быть. Мы договорились встретиться в пять часов. Я и сам опоздал на полчаса, а ее, черт возьми, еще нет.
— Я уверена, она будет с минуты на минуту, — сказала Пит своим профессиональным успокаивающим голосом. А про себя подумала, что даже дикие лошади не смогли бы удержать Уивер вдали от драгоценностей. У Пит были для этого все основания. За прошедшие несколько лет ей неоднократно приходилось обслуживать Лилу Уивер. Звезда славилась своей почти патологической страстью к драгоценностям, чем больше — тем лучше. Говорили, что она настаивала, чтобы ее любовники доказывали свою любовь к ней подарками в виде драгоценных камней. Женщина заинтриговала Пит, напомнив легенду о Коломбе и ее сказочной коллекции — дани любовников за всю ее жизнь.
Пит опять пригласила его в один из салонов.
— Зайдите и присядьте. Позвольте мне предложить вам чашечку кофе, пока вы будете ждать.
— Что ты можешь мне предложить, так это старый хороший… скоч. — Он сбросил влажный плащ на мраморный пол и уселся на один из маленьких стульев.
— Мне кажется, вам больше не нужно…
— Только ради Бога, не опекай меня, — разразился он зычным голосом.
Пит помедлила секунду, потом взяла трубку телефона, стоящего на полированном столике черного дерева, сказала в него что-то и уселась напротив него. В сорок пять он был неотразим, с поразительными глазами и глубокими морщинами на обветренном лице, которые делали его еще более красивым. Несмотря на выпитое, он смотрел на Пит с такой откровенностью и силой, что она невольно отодвинулась назад.
— А ты недурная бабенка, — произнес он своим звучным голосом.
Ей пришлось рассмеяться.
— Вы первый, кто называет меня бабенкой.
— Да это часть образа, разве ты не видишь?
— Думаю, вы мне льстите.
Он оглянулся и заметил, что они совершенно одни.
— Думаю, ты не прочь немного поваляться со мной, пока мы ждем эту проклятую Уивер, правда? Она, вероятно, еще по крайней мере с полчаса не появится здесь, а мы, кажется, одни.
