В постели с Елизаветой. Интимная история английского королевского двора - Уайтлок Анна

Когда Сквайрса допросили на следующий день, он полностью изменил показания и утверждал, что Уолпол снабдил его уже приготовленным составом, который содержался «в двойном пузыре, завернутом во много слоев парчи». Затем он рассказал о попытке покушения на графа Эссекса 9 октября 1597 г. Перед отплытием он «пронес яд на борт графского корабля в небольшом глиняном сосуде, плотно закупоренном пробкой, и втер его в кресло графа Эссекса». «Я сделал это вечером незадолго до ужина, когда корабль находился в море, между островами Фаял и Сан-Мигель. Сироп был таким липким, что прилип к подлокотникам кресла, и я растирал его тканью; вскоре граф сел в кресло и просидел в нем в продолжение всего ужина».

На суде, который проходил 7 ноября в Большом зале Вестминстера, Сквайрса обвинили в том, что он, находясь в Севилье, вступил в сговор с целью отравления королевы и графа Эссекса. Сквайрс отрицал все, в чем признавался ранее, но затем, очевидно, передумал, и его заставили написать и подписать признание вины: «Признаю грех и сознаюсь в своей злонамеренности». [1199] Его приговорили к казни через повешение, потрошение и четвертование. 13 ноября Эдварда Сквайрса казнили в Тайберне за государственную измену. Вскоре опубликовали официальный отчет о заговоре. Он вышел в форме письма, адресованного некоему англичанину, живущему в Падуе. В письмо вошел Приказ о молитве и благодарности, составленный, скорее всего, Фрэнсисом Бэконом. [1200] Бэкон присутствовал на допросе Сквайрса и считал, что отец Уолпол обратил Сквайрса в католицизм, а затем надеялся его руками осуществить покушение на королеву.

Хотя Сквайрс, скорее всего, не был виновен во всем, что ему вменяли, судебный процесс призван был оживить верноподданнические чувства и подхлестнуть народное возмущение против Испании. Для протестантов Эдвард Сквайрс был презренным предателем, чьи поступки разоблачили вероломство живших за границей англичан-иезуитов. Для католиков он стал несчастной жертвой; под пыткой он позволил сделать из себя орудие бессовестного правительства, дискредитировав и очернив католичество. В письме к собрату-иезуиту Генри Гарнету от 30 января 1599 г. Роберт Персонс назвал всю «историю с ядом» вымыслом, направленным на то, чтобы дискредитировать Испанию и иезуитов: «Похоже, это стало одной из самых печальных басен и трагических комедий, какие представлялись во все наше время». [1201]

Глава 54

Искривленная фигура

После неудачной экспедиции на Азорские острова в 1597 г. и холодного приема у королевы граф Эссекс удалился в свое имение Уонстед. Он считал, что Елизавета несправедливо приблизила к себе и обласкала его соперников, раздавая им важные посты. В декабре 1597 г., после того как королева назначила его граф-маршалом, [1202] Эссекс вернулся ко двору и снова попытался оказывать влияние на международную политику. Хотя Эссекс по-прежнему настаивал на необходимости развязать наступательную войну с Испанией и уговаривал королеву обратить внимание на растущую угрозу со стороны Испании, Елизавета стремилась к миру. В 1598 г. королева дала понять, что Эссекс «достаточно долго играл на ее чувствах, и теперь она тоже намерена поиграть на его чувствах». [1203]

Недовольство графа прорвалось в конце июня на заседании Тайного совета, когда назначали нового наместника в Ирландию. Елизавета предложила на эту должность дядю Эссекса, сэра Уильяма Ноллиса, но Эссекс хотел оставить такого союзника при дворе и потому предложил кандидатуру сэра Джорджа Кэрью, друга Роберта Сесила. Елизавета пришла в ярость от дерзости графа и наградила его оплеухой. [1204] Увидев, что Эссекс порывисто схватился за меч, лорд-адмирал Ноттингем встал между графом и королевой. Эссекс поспешно отступил, но, выходя, в сердцах прокричал, что «он не стерпел бы такое публичное оскорбление и унижение даже от самого короля Генриха Восьмого». [1205] По сведениям из другого источника, он сказал королеве, что «характер у нее такой же искривленный, как и фигура». [1206]

Когда граф вернулся в свое имение Уонстед, друзья просили его помириться с Елизаветой. Лорд – хранитель печати, сэр Томас Эгертон, просил его отбросить ложную гордость и продемонстрировать покорность, как подобает хорошему верноподданному. Однако Эссекс по-прежнему держался вызывающе и в ответе Эгертону написал: «Королева упряма, и у меня тоже есть чувства. Моему счастью настал конец, поэтому я больше ничего не желаю… Правители могут ошибаться, а подданные – неверно реагировать, как я, но я выкажу постоянство в страдании». [1207] Такое положение продолжалось несколько недель. В августе один очевидец написал, что Эссекс «по-прежнему пребывает вдали от двора и уверяет, что не вернется, пока за ним не пришлют; но никто не спешит его просить, так что все сводится к тому, у кого первого иссякнет терпение». [1208]

9 августа умер Уильям Сесил, лорд Бёрли. Последние месяцы его переносили из комнаты в комнату в кресле; он скончался, не дожив нескольких недель до своего семидесятивосьмилетия. В его последние дни Елизавета не отходила от его постели, ухаживая за ним, «как заботливая сиделка»; она поила его бульоном с ложки. Сесил до конца жизни боялся международного католического заговора с целью свержения Елизаветы и уничтожения «истинной веры». Об этом он написал даже в эпитафии, которую сочинил для надгробного памятника в своем родном городе Стамфорде (Линкольншир). Целью его жизни, уверял он, стала защита королевы и протестантского государства.

Приехав в Лондон 29 августа на похороны Сесила, Эссекс затем вернулся в Уонстед. Отношения с королевой по-прежнему оставались надломленными, но, когда 7 сентября Эссекс заболел лихорадкой, Елизавета прислала к нему своих врачей и выказала некоторую заботу о его выздоровлении. Вскоре Эссекс повинился и, как писал Роуленд Уайт, «милорд восстановлен в милости королевы; недавно он дважды переболел, один раз на самом деле, а второй раз вымышленно; но, как будто одно зависело от другого, он вылечился от первой, исцелившись от последней». [1209] Эссекс снова занял место рядом с королевой, однако вскоре поползли слухи о его интрижке с еще одной фрейлиной Елизаветы: граф «снова влюбился в свою прекрасную Б.», – сообщал Уайт. [1210] Скорее всего, «прекрасной Б.» он называл мистрис Элизабет Бриджес, одну из двух камер-фрейлин, которые за год до того попали в немилость из-за флирта с Эссексом. Королева, как говорили, тогда «наградила их злыми словами и пощечинами», и мистрис Бриджес и миссис Рассел «изгнали из гардеробной». Они вынуждены были три ночи провести у леди Дороти Стаффорд. Их выбранили за то, что они тайно ходили по галереям внутренних покоев, чтобы смотреть, как Эссекс и другие мужчины-придворные играют в спортивные игры; им позволили вернуться во внутренние покои лишь после того, как они пообещали не повторять такого впредь. [1211]

По возвращении Эссекса с Азорских островов вновь пошли слухи и о его возобновившихся отношениях с графиней Дерби. Прошло совсем немного времени, и королева узнала о романе Эссекса с мистрис Бриджес. Как продолжал Роуленд Уайт в своем письме, весть «непременно дойдет до ушей королевы», и тогда «он погиб, как и все те, что зависят от его милости. Молю Господа, чтобы все это не обратилось ему во вред». [1212] Продолжая ухаживать за придворными дамами и в то же время стараясь вернуть благосклонность самой Елизаветы, Роберт Деверо играл в опасную игру.