Путь в Версаль (др. перевод) - Голон Анн (версия книг .txt) 📗
Анжелика поднялась к себе, чтобы надеть плащ и маску. Странное время выбрал иезуит, чтобы увидеться с сестрой, да к тому же еще вдовой колдуна, сожженного на Гревской площади!
Аббат сказал, что идти недалеко. Пройдя буквально несколько шагов, они оказались перед старинным средневековым особняком, прилегавшим к коллегиальной церкви иезуитов. В вестибюле провожатый Анжелики растворился, как черный призрак. Она поднялась по лестнице, глядя наверх, где угадывался силуэт высокого человека с канделябром в руке.
– Это вы, сестра?
– Я, Раймон.
– Проходите, прошу вас.
Она пошла за ним следом, ни о чем не спрашивая. Между ними сразу возникла связь, всегда объединявшая семейство Сансе де Монтелу. Он провел Анжелику в маленькую келью, слабо освещенную ночником. В глубине алькова она с трудом различила бледное личико с закрытыми глазами – то ли женское, то ли детское.
– Она очень больна. Может быть, умирает.
– Кто это?
– Мари-Агнес, наша сестра.
Он помолчал, потом сказал:
– Она укрылась пока у меня. Я дал ей отдохнуть, однако, учитывая природу ее болезни, мне понадобились женский опыт и женский совет. И я подумал о тебе.
– Правильно сделал. Что с ней?
– Она потеряла много крови. Думаю, неудачный аборт.
Анжелика осмотрела сестру. Движения ее были по-матерински точными и спорыми, она наверняка знала толк в лечении. Кровотечение было несильным, но продолжительным.
– Надо как можно скорее остановить кровь, иначе она умрет.
– Я подумал о том, чтобы позвать врача, но…
– Врача!.. Он пустит ей кровь, и это погубит ее окончательно.
– К несчастью, я не могу привести сюда повитуху: они все ужасно любопытны и охочи до сплетен. Наш устав хоть и свободен, но достаточно строг. Меня никто не осудит, если я буду втайне ухаживать за больной сестрой, но мне следует избегать огласки и сплетен. И для меня затруднительно лечить ее здесь, ведь это здание принадлежит семинарии… Ты должна меня понять…
– Как только ей окажут помощь, я перевезу ее к себе. А пока надо срочно послать за Большим Матье.
Четверть часа спустя Флипо мчался к Новому мосту, свистя на ходу, чтобы нищие его узнавали. Анжелика уже обращалась к Большому Матье, когда Флоримона зацепило каретой, и знала, что у знахаря есть чудодейственное средство, чтобы останавливать кровь. А еще он умел, когда его вызывали, укутываться в плащ, неотличимый по цвету от стенки, и держать язык за зубами.
Большой Матье явился быстро и осмотрел больную проворно и энергично, как и подобало опытному практику. При этом он, по обыкновению, ворчал:
– Ах, юная дама, отчего же вы не пользуетесь электуариями целомудрия, которые Большой Матье продает у Нового моста? Они готовятся из камфары, лакрицы, виноградных косточек и цветов водяной лилии. Достаточно принять утром и вечером два-три драже и запить их стаканом молочной сыворотки, предварительно окунув туда кусочек раскаленного железа, чтобы обуздать излишний жар Венеры, за который приходится так дорого платить…
Но бедняжка Мари-Агнес не могла услышать эти запоздалые рекомендации. Щеки ее ввалились, под глазами залегли лиловые тени, и лицо в обрамлении густых черных волос казалось безжизненной восковой маской.
Прошло немного времени, и Анжелика с облегчением увидела, что кровотечение прекратилось и щеки сестры чуть-чуть порозовели.
Большой Матье ушел, оставив Анжелике целебный настой из трав, который больная должна была пить каждый час, «чтобы восстановить потерянную кровь».
Он посоветовал несколько часов не трогать Мари-Агнес и никуда не перевозить.
Когда он уехал, Анжелика присела к небольшому столу. Стоявшее на нем распятие отбрасывало на стену огромную тень. Вскоре вошел Раймон и уселся по другую сторону стола.
– Я думаю, на рассвете мы сможем перевезти ее ко мне, но пока надо подождать: пусть она хоть немного наберется сил, – сказала Анжелика.
– Подождем, – отозвался Раймон.
Он задумчиво склонил голову в молитве. Лицо его казалось Анжелике не таким худым, как прежде, черные волосы падали на белый воротничок сутаны, а тонзура казалась шире из-за наметившейся лысины. Но в общем он мало переменился.
– А как ты узнал, что я живу в особняке Ботрейи и что теперь меня зовут мадам Моран?
Иезуит сделал широкий жест ухоженной белой рукой:
– Навести справки о тебе было нетрудно. Я восхищаюсь тобой, Анжелика. Та кошмарная история, жертвой которой ты стала, теперь в прошлом.
– Ну не совсем, – ответила она с горечью. – Я все еще не могу показаться в свете. И все аристократы, гораздо менее родовитые, чем я, смотрят на меня как на выскочку-шоколадницу. Королевский двор и Версаль мне пока заказаны.
Раймон пристально посмотрел на нее. Ему были известны все способы преодоления светских трудностей.
– А почему бы тебе не выйти замуж за аристократа? В поклонниках у тебя недостатка нет, и твоя красота и богатство наверняка привлекают мужчин. И ты обрела бы тогда новый титул…
Анжелика сразу подумала о Филиппе и покраснела при этой мысли. Маркиза дю Плесси-Бельер?.. Это было бы чудесно…
– Раймон, как же я раньше об этом не подумала?
– Ты еще не привыкла к мысли, что ты вдова и абсолютно свободна, – жестко отозвался он. – Теперь тебе доступны все средства честно добиться высокого ранга. В твоем положении есть много преимуществ, и я готов тебе всячески помогать.
– Спасибо, Раймон. Это было бы чудесно… – мечтательно повторила она. – Я слишком далеко зашла, ты всего не знаешь. Из всей нашей семьи только я одна пала так низко, да и нельзя сказать, чтобы судьбы каждого из нас сложились так уж блестяще. И отчего это нам так не везет?
– Благодарю тебя за это «мы», – сказал Раймон, кротко улыбнувшись.
– О! Ведь стать иезуитом – тоже невелико везение. Помнишь, отец от этого был не в восторге. Он хотел бы видеть тебя хозяином богатого и солидного церковного прихода. Жослен сгинул где-то в Америке. У Дени, единственного в семье, кто стал военным, репутация сорвиголовы и заядлого игрока, что еще того хуже. Гонтран? О нем и говорить нечего. Он утратил связь с нашим кругом, поддавшись страсти малевать, как простой ремесленник. Альбер служит пажом у маршала де Рошана и состоит у него в любовниках, а может, иногда отдает дань и жирным прелестям маршальши. А Мари-Агнес…
Она замолчала, прислушалась к еле уловимому дыханию, доносившемуся из алькова, и продолжала тише:
– Надо сказать, она еще в детстве была очень возбудима и кувыркалась на соломе со всеми местными мальчишками. А теперь и при дворе, наверное, всех перепробовала. Как ты думаешь, чей это был ребенок?
– Думаю, она и сама не знает! – резко сказал иезуит. – Но должен тебя предупредить: еще неизвестно, что тут было – аборт или тайные роды. Я дрожу при мысли о том, что она оставила малыша в руках этой Катрин Монвуазен.
– Она что, ходила к Вуазенше?
– Полагаю, ходила. Она все время бормотала это имя.
– Да кто к ней сейчас не ходит! – заметила Анжелика, пожав плечами. – Недавно у нее, переодевшись савояром, был герцог Вандомский, чтобы получить в откровении сведения о сокровище, которое спрятал месье де Тюренн. А брат короля вызывал ее в Сен-Клу, чтобы она ему показала дьявола. Не знаю, получилось у нее или нет, но заплатил он, как если бы видел. У этой прорицательницы, аферистки и торговки ядами большой талант…
Раймон слушал ее без улыбки, потом закрыл глаза и глубоко вздохнул.
– Анжелика, сестренка, я в ужасе! – медленно проговорил он. – Наш век – свидетель таких ужасных нравов, таких жестоких преступлений, от которых содрогнутся грядущие времена. Только в этом году сотни женщин признавались у меня в исповедальне, что избавились от детей. И это еще только начало. Бытовое распутство влечет за собой падение нравов и адюльтеры. Около половины исповедующихся утверждают, что либо кого-то отравили, либо устранили тех, кто им мешал, с помощью демонических практик. Неужели мы все еще варвары? Неужели еретики, расшатывая барьеры веры, открыли нам нашу глубинную природу? Несоответствие между законами и манерами ужасает. И во всем этом хаосе Церковь должна найти дорогу…
