Разоблаченная Изида. Том I - Блаватская Елена Петровна (читаемые книги читать онлайн бесплатно txt) 📗

Иногда настолько же интересно, насколько поучительно проследить как эти два великих соперника, наука и богословие, часто схватываются. Не все сыновья церкви были так безуспешны в своих попытках защитить веру, как бедный аббат Мэйгно из Парижа. Этому уважаемому и несомненно добросовестному священнику, к сожалению, не удалась его бесплодная попытка опровергнуть свободомыслящие аргументы Гёксли, Тиндаля, Дюбуа Раймонда и многих других. Успех его аргументов, предназначенных быть противоядием, был более, чем сомнителен, и, в награду за его труды, «Конгрегация Индекса» [257] запретила распространение этой книги среди верующих.

Опасное дело вступать в дуэль единоборства с учеными по предметам, которые хорошо продемонстрированы в экспериментальной науке. В том, что они действительно знают – они неуязвимы; и до тех пор, пока их старая формула не уничтожена их собственными руками и не заменена новой – до тех пор бесполезно бороться против Ахиллеса, если только не посчастливится ударить этого быстроногого бога в его уязвимую пяту. Эта уязвимая пята заключается в том, в чем наука признает свое незнание!

Коварен был тот прием, к которому прибег один известный проповедник, чтобы добраться до этого уязвимого места. Прежде чем приступить к изложению чрезвычайных, хотя и хорошо засвидетельствованных достоверных фактов, которыми мы намереваемся заполнить эту главу, будет разумно, еще раз продемонстрировать, насколько подвержена ошибкам современная наука в отношении каждого факта в природе, который нельзя испытать ни посредством колбы, ни посредством тигля. Нижеизложенное суть отрывки из ряда проповедей, произнесенных отцом Феликсом Нотрдамским, озаглавленных «Таинство и наука». Они заслуживают того, чтобы их переводили и цитировали в труде, который предпринят точно в таком же духе, какой продемонстрирован проповедником. На этот раз церковь заставила присмиреть на время высокомерие своего традиционного врага в лице ученых академиков.

Было известно, что этот великий проповедник в ответ на общее желание верующих и, возможно, также по приказу вышестоящих духовных особ приготовился к совершению большого ораторского выступления, и исторический кафедральный собор был переполнен слушателями. Среди глубокого молчания присутствующих он начал свое выступление, из которого мы приводим нижеследующие параграфы, которые мы считаем достаточными для наших целей:

Таким образом антихристианство, верное своей традиции, а теперь более, чем когда-либо, пытается убить нас наукой, будучи принципом мрака, оно грозит нам светом. Оно провозглашает себя самого светом…

Сотни раз я задавал себе вопрос, что же представляет собой эта ужасающая наука, которая собирается пожрать нас!.. Есть ли это – математика?.. но у нас тоже есть математики. Физика ли это? Астрономия? Физиология? Геология? Но мы находим в католицизме астрономов, физиков, геологов [258] и физиологов, ставших выдающимися в мире науки, занявших места в Академии и вошедших в историю. Выходит, что то, что собирается нас разладить, не есть та или иная, наука, но наука вообще.

А почему же они пророчествуют про свержение христианства наукой? Слушайте: … мы должны погибнуть от руки науки потому, что учим таинствам, а христианские таинства находятся в явном противоречии с современной наукой… Таинство – это отрицание здравого смысла; наука против этого; наука осуждает это; она сказала – «Анафема!»

А-а! вы правы; если христианское таинство таково, каким вы его объявляете, бросайте тогда анафему в него. Для науки нет ничего более неприемлемого, как абсурд и противоречия. Но – да будет прославлена истина! христианское таинство не таково. Если бы оно было таково, то как бы вы объяснили наиболее необъяснимую из тайн – почему так получилось, что почти 2000 лет много людей высокого ума и редкие гении принимали наши таинства, вместили их, не думая, что они отвергают науку или отказываются от здравого смысла? [259] Говорите сколько хотите о вашей современной науке, современной мысли, современных гениях» – ученые были и до 1789 года.

Если наши таинства столь явно абсурдны и противоречивы, как могло быть, что такие мощные гении их восприняли безо всякого сомнения?.. Но упаси меня, Боже, чтобы я настаивал на доказательствах, что таинства не заключают в себе противоречия науке!.. Какая польза доказывать, путем метафизических отвлеченностей, что наука может примириться с таинством, когда вся действительность творения неоспоримо доказывает, что таинство везде ставит в тупик науку? Вы хотите, чтобы мы вам доказали вне всякого сомнения, что точная наука не может допустить тайны. Я вам решительно отвечаю, она никак не может избегнуть ее. Тайна есть ФАТАЛИЗМ науки.

Дать ли вам доказательства? Тогда, во-первых, оглянитесь кругом на чисто материальный мир от малейшего атома до величественного солнца. Если вы попытаетесь охватить умом единство единого закона всех этих тел и их движения; если вы будете искать слово, которое способно объяснить в этой обширной панораме царствующую там гармонию, где все кажется повинующимся велению единой силы, то, чтобы обозначить ее, вы скажете Притяжение!.. Да, притяжение – это как бы сводка, возвышенный вывод науки о небесных телах. Вы говорите, что в пространстве эти небесные тела опознают и привлекают один другого; вы говорите, что они привлекаются друг другом пропорционально их массе в обратной пропорции квадрата расстояний между ними. И, фактически, до настоящего момента ничто не произошло такого, что опрокинуло бы эту теорию, но все только подтверждало формулу, которая теперь царствует в области гипотез, и поэтому должна и впредь пользоваться славой незыблемой истины.

Джентльмены, от всего сердца я отвешиваю свой научный поклон суверенитету притяжения. Я не таков, чтобы пожелать затемнять или умалять свет материального мира, который отражается на мир духов. Итак, область притяжения осязаема; оно суверенно; оно глядит нам в лицо!

Но что такое притяжение? кто видел притяжение? кто встречался с притяжением? кто прикасался к притяжению? Каким образом эти немые безгласные тела, неразумные, бесчувственные, оказывают бессознательно один на другого это взаимное воздействие и реакцию, которые удерживают их в общем равновесии и в единодушной гармонии? Является ли эта сила, которая притягивает солнце к солнцу, атом к атому, – является ли эта сила незримым посредником, который ходит от одного к другому? В таком случае – кто же этот посредник? Откуда берется сама эта сила, которая посредничает, и эта власть, с какой она охватывает все, которой не может избегнуть ни атом, ни солнце? Но есть ли эта сила что-то другое, отличное от тех элементов, которые друг друга притягивают?.. Тайна! Тайна!

Да, джентльмены, это притяжение, которое сияет так светло по всему материальному миру, но в глубине своей остается непроницаемой тайной… Хорошо! станете ли вы из-за этой тайны отрицать ее реальность, с которой вы соприкасаетесь, и ее власть, которая подчиняет вас себе?.. И опять, отметьте если вам угодно, что в основании науки находится столько тайны, что если бы вы захотели ее оттуда исключить, вам пришлось бы подорвать самою науку. Какую бы науку вы ни представили себе, вместе с великолепным ходом ее умозаключений… когда вы подходите к ее истокам, вы становитесь лицом к лицу с непознанным. [260]

Кто оказался в состоянии проникнуть в тайну возникновения какого-либо тела, рождения хотя бы единого атома? Что находится в центре – я уже не говорю о центре солнца, но спрашиваю – что находится в центре атома? Кто измерил бездонную глубину песчинки? Наука изучала песчинку тысячу лет, она ее вертела и так, и сяк; она делит ее все мельче и мельче; она терзает ее своими опытами; она пристает к ней со своими вопросами, чтобы вырвать у нее окончательное разрешение ее сокровенного строения; она вопрошает с ненасытным любопытством: «Должна ли я тебя делить до бесконечно малого?». Затем, зависнув над этой бездной, наука колеблется; она спотыкается; она чувствует себя оглушенной – у нее кружится голова и, в отчаянии, она восклицает: «Я НЕ ЗНАЮ!»