Перевоплощение и карма их значение для культуры современности (ЛП) - Штайнер Рудольф (читаем бесплатно книги полностью .txt) 📗
Четвертая лекция. Штутгарт, 21 февраля 1912 г
Вчера мы обсуждали вопросы, касающиеся человеческой кармы, причем пытались так подойти к этим вопросам, чтобы они предстали перед нами в связи с внутренними процессами человеческой души или, можно сказать, в связи с чем-то достижимым. Ибо мы обратили внимание на то, что путем своеобразного эксперимента можно создать в своей душевной жизни некие вещи и таким образом вызвать в ней некоторый внутренний опыт, что должно привести к совершенно отчетливому убеждению в истинности закона кармы. Если все снова и снова мы вводим такие вопросы в наш антропософский кругозор, это вовсе не нечто произвольное, но вызвано тем, что нужно все больше и больше сознавать, как связано то, что мы называем антропософией в истинном смысле этого слова, — с жизнью и всем человеческим развитием. Ведь несомненно можно создать себе хотя бы приблизительно верное представление о том, как должна постепенно измениться вся человеческая жизнь, если значительное число людей придет к тому убеждению, которое лежит в основе таких рассуждений, как наши вчерашние. Жизнь должна определенным образом измениться, если люди проникнутся подобными истинами и станут благодаря этому иначе относиться к жизни. И тут мы подходим к чрезвычайно важному вопросу, который должен стать вопросом совести для тех, кто при-соединяется к антропософскому движению. Это вопрос: что же делает человека нашего времени антропософом? При попытке серьезного ответа на этот вопрос легко может возникнуть недоразумение, ведь сегодня очень многие, в том числе и принадлежащие к нам, смешивают антропософское движение с теми или иными внешними организациями. Мы вовсе не желаем выступать против такой внешней организации, поскольку она должна присутствовать для поддержки антропософии в физическом плане. Но важно уяснить, что к такой внешней организации могут принадлежать, в сущности, все люди, которые честно и серьезно питают глубокий интерес к вопросам духовной жизни и которые желают углубить свое мировоззрение в смысле такого духовного движения. Этим уже сказано, что не следует требовать от тех, кто присоединяется к организации такого рода, разделять какое бы то ни было положительное исповедание, доктрину. Но другое дело — дать прямое и ясное разъяснение, что собственно делает антропософом современного человека, человека нашего времени.
Конечно, обыкновенное убеждение в том, что духовный мир существует, является началом всех антропософских убеждений, и всегда нужно особо подчеркивать это, когда излагаешь антропософское учение публично и говоришь на публике о его задачах, целях и современной миссии. Однако внутри сугубо антропософского круга нужно уяснить, что человека делает антропософом нечто гораздо более определенное, более ясно выраженное, нежели просто убеждение в существовании духовного мира. Ведь такое убеждение в конечном счете всегда жило в тех кругах, которые не являлись прямо материалистическими. То, что делает современного человека антропософом, то, чего, по сути, еще не было, к примеру, в теософии Якоба Бёме или какого-либо другого теософа прежних времен, есть нечто такое, чего всеми силами домогалась наша западная культура. И это стремление стало, с одной стороны, характерной чертой исканий многих людей; с другой же стороны мы имеем дело со следующим фактом: то, что особым образом характеризует антропософа как такового, сегодня подвергается сильнейшим нападкам со стороны внешней культуры, внешнего образования и рассматривается ими как некое безумие.
Конечно, благодаря антропософии мы узнаем многое. Мы знакомимся с развитием человечества, с развитием самой нашей Земли и нашей планетной системы. Все это носит фундаментальный характер для того, кому свойственны антропософские искания. Но то, что имеется в виду здесь, что чрезвычайно важно для антропософа нашего времени, — это достижение убеждения в вопросах, касающихся перевоплощения и кармы. И то, каким образом люди будут усваивать это убеждение в существовании перевоплощения и кармы, каким образом они найдут возможность перенести идеи перевоплощения и кармы в общую жизнь, — и должно в существенных чертах преобразовать современную жизнь в жизнь будущего. Благодаря этому возникнут совершенно новые формы жизни, совершенно новое человеческое общежитие, которое необходимо для того, чтобы культура человечества не пришла в упадок, а наоборот, поднялась на более высокий уровень, двинулась вперед. Такие рассуждения, такие внутренние душевные переживания, как те, о которых шла речь вчера, уже доступны, в сущности, любому человеку нашего времени. И если у человека достанет энергии и активности, он придет к внутреннему убеждению в истинности перевоплощения и кармы. Но тому, чего, собственно, должна желать настоящая антропософия, противостоит, можно сказать, весь основной внешний характер нашего времени.
Этот основной характер нашего времени, быть может, ни в каком факте не выражается со столь радикальной характерностью, как в том, что все-таки можно встретить интерес к центральным вопросам, относящимся к сфере религии, к развитию человека и мира, а также и к карме и перевоплощению. Поскольку эти вопросы относятся к отдельным позитивным учениям отдельных вероисповеданий — скажем, к природе Будды или Христа, — обсуждение таких вопросов вызывает довольно широкий интерес. Но этот интерес становится существенно слабее, спадает; достаточно сильно он спадает и у тех, кто зовет себя сегодня антропософами, когда заходит конкретный и детальный разговор о том, как должна вживаться антропософия во все частности внешней жизни. В сущности, это очень понятно. Человек стоит в гуще жизни; у одного одно положение во внешней жизни, у другого — другое. Можно сказать, что мир — в том виде, в каком он предстает со своими теперешними порядками, — похож на большой завод: отдельный человек подобен в нем шестерне. Таким чувствует он себя в этом мире со своей работой, своими заботами, с тем, что его занимает с утра до вечера, и он не знает ничего, кроме того, что должен подчиняться этому внешнему миропорядку.
Наряду с этим выступает вопрос, который должен возникнуть во всякой душе, которая в состоянии хоть немного отвлечься от того, что дает ей повседневность, — вопрос о судьбе души, о начале и конце душевной жизни, о связи с божественно-духовными существами, о мировых силах. Между тем, что дает человеку повседневность, о чем он должен заботиться и так далее, с одной стороны, и тем, что он получает в сфере антропософии, с другой, лежит глубокая пропасть. И можно сказать следующее: для большинства людей, в том числе и антропософов нашего времени, почти не существует согласия между их антропософскими убеждениями и тем, что они делают и какие представления у них возникают в их повседневной жизни. Стоит только поднять в присутствии публики какой-то частный вопрос и рассмотреть его с точки зрения духовной науки, антропософии, как тотчас же увидишь: интереса, который еще был, когда обсуждались общие религиозные и тому подобные вопросы, к таким конкретным вопросам уже нет. Нельзя, разумеется, требовать, чтобы антропософия сразу, непосредственно входила в жизнь, чтобы она выражалась у каждого прямо в его действиях. Но нужно обратить внимание на то, что антропософская духовная наука имеет миссию вводить в жизнь, включать в жизнь все то, что должно проистекать из души, постепенно приходящей к убеждению, что идеи перевоплощения и кармы реальны. Можно даже назвать характерным признаком современного антропософа, что он идет по пути усвоения обоснованного внутреннего убеждения в господстве идеи перевоплощения и кармы. Все остальное, можно сказать, является уже прямым следствием, результатом этого.
Конечно, не может быть так, чтобы каждый решил, что он сможет взять орудия для освоения внешней жизни прямо из перевоплощения и кармы. Это, конечно, невозможно. Но нужно получать представления о том, как перевоплощение и карма должны входить во внешнюю жизнь, чтобы стать направляющими силами внешней жизни.
