Загадочные явления - Резько Игорь Васильевич (первая книга .txt) 📗
В деревне началось массовое пиршество. Только что танцевавшие женщины почитались на пиршестве как святые. Тут и в самом деле есть о чем задуматься. Ведь температура углей достигает 400-500 градусов!
После революции болгарские комсомольцы решили развеять религиозный дурман, до той поры окружавший нестинарские танцы. Группа молодых атеистов в 1946 году повторила поразительное явление, якобы связанное с религией.
Их было двадцать семь – молодых парней и девушек. Разувшись, они целых 10 минут ходили по раскаленным углям. Лишь трое из смельчаков, как выяснилось, получили тяжелые ожоги ступней. Остальные участники хождения по огню не получили никаких повреждений. Этот случай описан в трудах Академии наук Болгарии.
Не прошло и получаса, как вся лужайка оказалась запруженной людьми. Костер огородили толстой веревкой с разноцветными лентами. Старик унес зажаренные, исходящие немыслимым ароматом туши и вернулся с деревянной лопатой. Ею он начал разбивать крупные уголья на более мелкие.
И тогда я заметил их, троих мужчин и одну девушку.
Они стояли поодаль, под широколистым дубом, о чем-то переговаривались. Все четверо были босы. Мужчины были облачены в старинные домотканые костюмы, девушка – в расшитую узорами рубаху до колен.
Мы с Лукой подошли к ним и познакомились. Девушку звали Невена.
– Давно ты ходишь по огню? – спросил я Невену.
Она сказала, что с двенадцати лет. Помолчала и добавила, что вообще-то впервые пошла в девять лет, но сильно обожгла ступни, и родная бабка три недели лечила ее травами и смешанными с козьим молоком отрубями. А потом, через три года, научила нестинарству.
– Ну, и как, мудреная наука? – спросил Лука.
Нестинарка сказала, что немудреная: надобно идти по угольям быстро-быстро, маленькими шажками и, главное, пальцы поджимая. Лука и я удивились: ежели ремесло столь нехитро, каждый укротит кострище ступнями, каждый пойдет по огню.
– Верно, – сказала черноволосая нестинарка Невена. – У нас вся деревня по праздникам ходит.
Заиграли волынки. Эта музыка, тягучая, пронзительная, тягостная, хоть кого выведет из равновесия. Ощущение такое, словно кто-то исполинским железным гребнем проводит со скрежетом по стеклу.
Старший из огнепоклонников, его звали Тодор, лет сорока, с черными блестящими глазами, махнул нам рукой: довольно, мол, расспрашивать. И они двинулись к кострищу.
Под звуки исступленной, беснующейся мелодии они медленно прошагали туда, где грозно тлел в темноте круг из пурпурных огней, кратер метров шесть в диаметре. Живой коридор, по которому они прошествовали, вмиг сомкнулся.
Тодор первым встал на огни, неторопливо пересек круг огня, вернулся обратно и сразу же пошел по краю круга. Шел Тодор вразвалочку, будто бы не ощущая сумасшедшего жара под ногами, и так равнодушно глядел окрест, на сотни изумленных, искаженных, с вытаращенными очами лиц, что я подумал: а не трюк ли все это огненное действо? Не фарс ли?
Тодор взял Невену на руки, пронес шагов пятнадцать-двадцать и тогда осторожно спустил ее на горящую землю. Она пошла, вернее – полетела, маленькими шажками, точно следуя немудреной своей науке. Руки девушка раскинула, глаза полузакрыла – таким манером ходят, должно быть, лунатики по коньку островерхой крыши или по лезвию лунного луча. Музыка играла все быстрей, все мучительней, и мне начинало казаться, что стоит лишь снять башмаки, нырнуть под толстую веревку с разноцветными ленточками – и пойдешь-полетишь по огненной стихии, как лунатик, отрешенно раскинув руки. Быть может, то же чувствовали и Лука, и все, кто толпился вокруг чуда… По прошествии какого-то отрезка времени, который показался мне несколькими часами ожидания и удивления, нестинарство закончилось. Лука попытался подойти к угольям и отпрянул: жар был еще силен.
Я разыскал Невену. Она сидела рядом с деревянной эстрадой.
– Извините, кудесница, нельзя ли осмотреть вашу прелестную ступню? – сказал Лука девушке.
К моему удивлению. Невена ничуть не возмутилась и позволила сначала Луке, а затем и мне убедиться, что, вопреки россказням, на ступнях ее нет ни следов каких-либо хитрых натираний, ни мозолей. Ошарашенный Лука даже лупу достал из замшевого футляра и долго еще разглядывает кожу на девичьей нежной ступне. Никаких следов ожогов!
– Как тебе удается все это. Невена? – спросил я.
– Сама не знаю. Едва заиграет музыка, мне кажется, кровь уходит из моих ног, ступни деревенеют, и сама я как во сне лечу над красной землей. Все лечу и лечу.
– И часто ходишь по огню?
– Каждый вечер с мая по ноябрь. Иногда по два-три раза за вечер. Когда и возле моря костры раскладывают.
– А не боишься?
– Чего бояться? Дело привычное. Брат мой Димитр, в деревне, на руках по огню ходит. И ни разочка не обжегся.
Так и закончился этот вечер, исполненный таинства и чудес. Невена ушла, переоделась и вскоре предстала перед нами в ярком лазоревом платье и изящных замшевых туфельках. Мы вызвались сопровождать ее на автобус до Солнечного берега – он останавливался неподалеку, на горной дороге. К нашему изумлению, она сама взялась нас подвезти на собственной машине.
– Ваше авто, мадемуазель, тоже летает по огню? – пытался сострить Лука.
Невена ничего не ответила, открыла ключом дверцу своего автомобиля и пригласила нас садиться. Мы тронулись вниз, к морю. Я сидел рядом с юной нестинаркой, слушал, как беспрестанно визжат тормоза, как машину то и дело заносит на горных серпантинах, обрывающихся в полукилометровые кручи, и мне казалось: я сам иду по огню".
(Таинственное и загадочное. Мн.: БелЭн, 1994)
ВЫЗЫВАТЕЛИ ДОЖДЯ
Жития святых содержат рассказ о том, что в 1096 году, когда в Новгороде начался великий пожар, грозивший истребить весь город, святой Никитий (реальное историческое лицо, епископ Новгородский) низвел дождь, который и погасил пожар: "Прилежно моление за люди своя принося, овогда и граду запаление угасил еси".
Практика вызова дождя существовала в России как бы в двух видах: в церковном и чародейном, восходящем к языческим, дохристианским временам. Крестный ход, моление о ниспослании дождя были частью общепринятых церковных служб. Другие воздействия, приписываемые обычно разного рода "облакогонителям", колдунам и чародеям, считались гибельными, негативными. С ними связывались обычно засухи, проливные дожди, бури или град, губящий урожай.
Очевидно, именно поэтому в русском историческом списке 1282 года осудительно упоминались "облакы прогонникы и чаровникы", а также "облакы-генештеи". Надо думать, очевидно, далеко не случайно и то, что Шестой Вселенский собор предусматривал епитимию "облакогонителям".
Знание или вера в то, что есть такие "облакогонители", собирающие или, наоборот, разгоняющие облака, порождали особенно настороженное отношение к соседним недружественным племенам и народам: а не готовят ли их волхвы и чародеи погибели православным? Особое подозрение, как никакой другой народ, вызывали почему-то литвины. Впрочем, не только они.
Сохранилось интересное свидетельство Курбского, относящееся ко времени осады Казани. Татарские кудесники с восходом солнца появлялись на городских стенах, восклицали сатанинские слова и махали одеждами. Из-за этого поднимался ветер и нагонял облака, которые несли "плювию" (дождь), так что даже сухие места превращались в болото. В отличие от татар, укрывавшихся в городе под крышами, русскому войску, стоявшему в открытом поле, дожди несли массу неудобств. Только когда из Москвы был привезен честной крест и было совершено водосвятие, писал Курбский, бедствие это прекратилось.
Действительно ли татарские "кудесники" вызывали проливные дожди, чтобы досадить русским, или было это простым совпадением, рассудить сегодня едва ли возможно. Важно, однако, что другие сообщения из прошлого более близкого и даже из нашего времени говорят о фактах более определенных и бесспорных.
Китайские хроники рассказывают о даосском отшельнике Чанг Чуне, о котором известно, что с ним неоднократно встречался и подолгу беседовал Чингисхан. Однажды, когда страна погибала от засухи, правитель Пекина попросил его вызвать дождь. Отшельник помолился, и прошли обильные дожди, которые сохранили урожай и спасли людей. В ответ на многочисленные изъявления благодарности отшельник ответил:
