Большая книга Тайных Знаний - Данилова Елизавета (читать книги онлайн полностью .txt) 📗
Основное чувство, отчетливо прослеживающееся в поведении самого обычного человека XII в., – мистический ужас перед адскими муками, постоянное ожидание Страшного суда, слитое воедино с жаждой посмертного воздаяния, насаждаемой официальной церковью. Боязнь смерти и одновременно неосознанная тяга к ней – именно этими чувствами наполнены произведения поэтов и мыслителей того времени. Попытка примирения с бренностью своего существования выразилась в развитии такой линии средневековой лирики, как «ubi sunt» («где они»), где подчеркивалась мимолетность земных империй и их правителей перед вечностью потустороннего, Божественного мира.
Человек, непрерывно ощущавший свою приниженность по сравнению с Богом, смертность, скоротечность своей земной жизни по сравнению с существованием универсума, старался получить доказательство собственной значимости, обращаясь не к небесам, а к подземному царству. Заключая договор с дьяволом или просто прибегая к помощи чернокнижных заклятий, он как бы реабилитировал себя в своих глазах, причем такой поступок объяснялся не как отказ от Бога вообще, а как предпочтение темной его ипостаси перед светлой.
Такая позиция расценивалась с точки зрения католической морали как еретическая, несовместимая с ортодоксальным христианским вероучением, но неизменно существовала как в низших слоях населения, так и среди благородных правителей.
Ярким примером смешения теологических и философских элементов в рамках единой мировоззренческой системы является ересь катаров (т. е. «чистых»), или альбигойцев (от местечка Альби в Южной Франции), которая получила широкое распространение в XII–XIII вв. по всей Европе, преимущественно в южной ее части. Истоки этой ереси затерялись в глубине веков, но некоторые ее положения можно обнаружить уже в учениях гностиков и манихеев, сплавленных с фантастической легкостью с культом Гермеса Трисмегиста, пришедшим из Египта, и христианскими верованиями, что образовало гремучую смесь вселенской ереси.
Среди приверженцев этой ереси были несколько королей, а также десятки менее значительных феодалов. «Нет единого бога, есть две его ипостаси, которые оспаривают власть над миром, и имя им – бог добра и бог зла. Бессмертный дух человеческий обращен к богу добра, но бренная его оболочка тянется к темному богу», – так звучала основная мысль их философии.
Они утверждали, что Бог не мог сотворить столь несовершенный мир, а это значит, что мир существует всегда и не имеет начала, Иисус никогда не существовал, а крест, насаждаемый официальной церковью в качестве символа веры, является орудием пытки. Катары пытались добиться претворения своих немногочисленных установлений, к числу которых относилось требование непролития крови непосредственно в обыденную жизнь. Разумеется, такие положения, резко расходившиеся с позицией ортодоксального догматизма, не могли не вызвать реакции, которая и последовала в 1244 г., когда весь Прованс обратили в развалины, а его жители были вынуждены распрощаться со своими убеждениями, а некоторые – и со своей жизнью.
Но если катары представляли собой одну линию средневекового мистицизма, в большей степени опиравшуюся на христианскую традицию, хотя и интерпретировавшую христианские догмы в достаточно вольной трактовке, то последователями дохристианских языческих культов выступили различные маги, волшебники и чернокнижники, внимание которых оказалось сконцентрировано не на разработке теоретических положений, а на практическом аспекте магического учения, т. е. на заклинаниях, заклятиях и обрядах.
Европейские народы вместе со «светом с Востока» унаследовали и экзотические суеверия, которые тесно сплелись с уже существующими культами. Против них первоначально и выступило христианство, пытавшееся поддержать свой статус вселенской религии. Дело в том, что в язычестве не меньшее, а, пожалуй, даже большее место уделялось не поклонению добрым божествам, а замаливанию злых, чем и объясняется подробная разработка демонологии. Заклинания, магические церемонии погребения, наполнение жертвенной кровью чаши, сделанной из черепа врага, – все это примеры необычайной устойчивости магических ритуалов, обеспечивавщих успешное соприкосновение человека с изначально чуждым миром.
Христианство не выработало окончательной концепции по поводу существования зла в мире и ограничилось половинчатым решением, скорее способствовавшим появлению и сохранению магических практик, направленных на проявление роли зла в устройстве мира. Формально признавая существование негативной, отрицательной энергии, воплощением которой служила фигура дьявола, христианство, тем не менее, упорно отказывалось рассматривать вопросы, связанные с этой энергией. В принципе, это явление выступало неким догматом, не требующим логических доказательств и, соответственно, не являющимся предметом особого разговора. Настоящий христианин должен был все лучшие порывы своей души посвящать Богу, тогда как на долю сатаны оставался атавистический страх и постоянный ужас, поддерживаемый регулярными напоминаниями о Страшном суде.
Кстати, многие методы средневековой инквизиции оказались заимствованными из магических практик друидов. Например, испытание водой, с помощью которого древние кельты проверяли «законность» рождения ребенка, или испытание огнем, до сих пор практикующееся в некоторых племенах Центральной и Южной Африки, где отсутствие следов от раскаленного железа являлось лучшим свидетельством невиновности в каком-либо преступлении.
Христианизируя наиболее чтимые народом языческие праздники и обычаи, церковь подпадала под воздействие откровенно магических практик, приобщая к своему арсеналу набор заклятий и заговоров. До наших дней дошла запись одного из таких заговоров, с помощью которого крестьяне исцеляли заболевших лошадей. Сделанная в XII в. в Южной Италии, она служит достоверным памятником развития средневековой магии: «Помоги, Христос, горю нашему, исцели коня нашего – кровь к крови, мясо к мясу, жилы к жилам; дай ему часть своей животворной силы, вернись к началу веков и открой новый путь творения». Можно утверждать, что официальная церковь, будучи не в силах полностью избавиться от влияния языческих культов, христианизировала магию, снабдила практический аппарат воздействия теоретической подоплекой, пусть даже еретического содержания.
Непременным атрибутом любого мага или колдуна, имевшего дело не с белой магией, а с ее черной ипостасью, был так называемый гримуар, что в переводе со старофранцузского означает «грамматика». Гримуар содержал описание всех ритуалов (в том числе и ритуала вызывания дьявола), магические формулы и заклинания, а переплетен он был не в кожу девственниц, как об этом пишется в многочисленных фантастических произведениях, а в обычную овечью. Намеренно запутанные и противоречивые, зачастую написанные на каком-нибудь древнем языке, что помогало поддерживать легенду об их дьявольском происхождении, гримуары являлись предметом вожделения многих начинающих магов, поскольку число их было весьма ограничено и доступно лишь небольшому кругу посвященных.
Один из самых известных гримуаров под названием «Черная книга», сохранившийся до сих пор, содержит обращения к могущественным властителям потустороннего мира – сатане, Люциферу, Астароту, Вельзевулу и прочим, менее известным демонам тьмы. Каждый из трех главных демонов отвечает за свою часть земного мира: за Люцифером – Европа и Азия, Вельзевулом – Африка, Астаротом – Америка. Именно договорами с ними прославили свое имя самые знаменитые маги, обладающие огромной волшебной силой. Маги попроще, разумеется, вынуждены довольствоваться контактами с темными силами далеко не первого круга.
Упоминание круга не случайно, поскольку он стал одним из главных сакральных символов, использовавшихся в среде колдунов и чернокнижников. Одним из самых мощных по своему магическому воздействию в «Черной книге» является изображение, представляющее собой звезду Давида, вписанную в круг, причем над верхним лучом этой звезды помещена надпись «Христос», а под нижним – «дьявол». Этот символ выступает олицетворением гностического мировоззрения, согласно которому совершенному, Божественному миру соответствует мир, извращенный дьявольским умыслом. Такое противопоставление как раз и предполагает обращение не только к Божественной, милостивой силе, но и к демонической, мстительной.
