Дурбар в Лахоре - Блаватская Елена Петровна (книги онлайн txt) 📗

Над волшебною площадкой воздымается первая терраса сада, а за ней – вторая беседка поменьше, с большим балконом впереди. Она почти висит на краю скалы, над головами знатных туземцев, получивших высокую привилегию входа в сад, где находились вице-король и английские чиновники, [46] водопады и бассейны отделяют гостей от массы менее знатного, хоть и не простого, но все же черного народа, допущенного дышать одним воздухом с их белыми владыками. Балкон, или, скорее, платформа с перилами, покрыта дорогими коврами, уставлена тронами и креслами, на которых восседают сами боги и богини Олимпа с Юпитером во главе. Боги скучают, вероятно, за амброзией, так как непьющие сыны Инда и муниципалитета забыли о буфете и, как верное отражение их пасмурного лица, и у «знатных туземцев» лица изрядно вытянуты… В саду, как и на дебаркадере, несмотря на тысячную толпу, царствует торжественное молчание. Но оно придает тем более величия картине, в которой общее впечатление немного портится черными фраками и цилиндрами, да белыми галстуками богов. Но эта маленькая как бы фальшивая нота в общей массе гармонии замечается лишь нами, прихотливыми европейцами. В глазах суеверных туземцев, привыкших представлять свою главную богиню Кали под видом черной, как смоль, фигуры с ожерельем из белых человеческих черепов на груди и шее, черные костюмы победителей являются еще знаменательнее…

Зато костюмы туземцев были до такой степени оригинальны и богаты, что можно было забыть, что мы в стране Священной Коровы и вообразить себя на царском bal costume. Шёлковая ли, бархатная или из тончайшего Кашмира материя, все было зашито золотом, жемчугом и рубинами; верхняя одежда, тюрбаны и пояса, один богаче другого, и всегда соблюдена удивительная гармония в целом, необычайное сочетание цветов. Вспомним, что в Кашмире известны более трехсот оттенков цветов недоступных европейским фабрикантам. В глазах пестрило и двоилось от такого непривычного перелива цветов и блеска дорогих камней. Даже ручки махалок из хвоста тибетского яка, которыми слуги отмахивают здесь назойливых мух и комаров от носов своих властелинов, были у многих сделаны из золота и покрыты словно porte-bouquet у модной красавицы, инкрустацией из драгоценных камней!

Молчание было прервано, наконец, громом и пальбой фейерверка. Взлетели под темно-синее небо бураки и прочие пиротехнические затеи. Между последними отличались воздушные надписи с приветом и пожеланиями на двух языках, английском и индостанском, вице-королю всего лучшего.

Встал вице-король Индии; вскочило за ним и все сонмище богов. Как по приезде в сад, так и при отъезде: пушки выпалили салют, и конец Шалимарскому празднеству. Другое любопытное торжество, но в ином роде, представил собою публичный обед, данный двумя шотландскими полками. По программе за обедом следовали олимпийские игры, шотландские пляски под национальную музыку, песни, борьба атлетов и т. д. Исполнение программ увенчалось «полным успехом», по выражению лахорского органа англо-индийцев… «Особенно атлетические подвиги, без всякого сомнения убедившие туземцев еще раз в необходимости британской нации, доказав им фактически, насколько мускульная сила народа, управляющего ими, превосходит ту же силу в их тщедушных телах». Газета могла бы, но забыла, добавить к этому интересному анатомическому заявлению другое, чисто физиологическое сведение: насколько растяжимость сытого британского желудка превышает своею емкостью эту способность голодного желудка индуса. Покойный Гаргантюа наверное умер бы от объедения, если бы только пожелал соревноваться в этот день с чествуемыми кельтами!..

Целые горы ростбифа и жареных баранов; гекатомбы окороков и поросят, при виде коих мусульмане спешили удалиться, отплевываясь за первым скрывшим их углом; пирамиды плем-педдингов и фруктов, и разливное море пива и водки! Все это под двумя навесами, под которыми были накрыты два стола, на шестьсот персон каждый. Перед навесами, украшенными значками полков, триумфальная арка с навешенными на нее приветствиями «покорителям Афгана». Патриотические стихи и имена афганских местностей, где оба полка Highlanders наиболее отличились, сияли яркими цветами на темном фоне из пальмовых листьев.

Наевшись, напившись и накурившись, голоногое воинство направило свои стопы к поляне, приготовленной для национальных спортов. У многих из героев ноги вследствие загара под солнцем Кабула цвета сырой говядины, тряслись и пошатывались после стольких усердных возлияний Бахусу. Но шотландские гладиаторы вообще вышли из боя с честью. Наслушавшись пения менестрелей, музыки волынок и свирелей и насмотревшись вдоволь на полковых клоунов и атлетов, мы расстались с побежденными и победителями. Оставив первых, громко храпевшими в глубоком пьяном сне на пыльной арене, а вторых – получающими приз в 300 рупий из нежных ручек мистрис P., жены главного распорядителя шотландца, мы отправились было домой, но были задержаны оказавшимся затем весьма необычным зрелищем по дороге…

Под раскидистым, зеленым мангановым деревом оружейные полудюжиной голых мальчишек, два туземные атлета из уличных фокусников давали, в свою очередь, представление. Увидев нас и предчувствуя редко выпадавшее на их долю счастье заработать несколько медных монет, они предложили нам показать свое искусство, между прочим, знаменитую в Индии «пляску с мечами», известную более под именем «пляски смерти». Мы согласились…

Актеров было всего двое: активный и пассивный. Первый, высокий, тонкий как жердь кашмирец, с движениями голого коричневого тела, напоминавшими гибкие и грациозные прыжки арабской ливретки; второй, такой же голый индус, мальчик лет пятнадцати, косматый и грязный, но с глазами, горевшими, как у лесной кошки. Главный актер, весь костюм которого состоял из пояса от покойных инекспресиблей да блестящей сабли, поднес нам последнюю, прося убедиться в ее качестве. Лезвие оказалось до того острым, что один из наших спутников, еле дотронувшись до него, порезался; сабля была настоящею бритвой. Ряд наших удивлении начался с того, что кашмирец, увидав сильно капающую из пальца кровь, прыгнул неслышно, как тень, к небольшому мешочку и вынул из него какую-то тряпку (кусочек ярко-желтой, видимо, выкрашенной кожи), так же быстро приложил ее или, скорее, дотронулся до обрезанного пальца сикха и в одну секунду остановил кровь. [47]

В то время, как за четверть версты от него британцы получали премии в 300 рупий за выказанную силу «мускулов», долженствовавшую внушить туземцам такой страх и уважение к их «непобедимости», наш голый фокусник выкидывал такие неслыханные подвиги, почти сверхъестественной ловкости в фехтовании, что нам оставалось лишь открыть рот и сожалеть, что его в эту минуту не видят «непобедимые». Приведу лишь два для примера.

Положив мальчика, неподвижно растянутого на земле, со слегка растопыренными пальцами рук и ног, кашмирец, с саблей в руках, стоя на пол-аршина от головы лежавшего и обернувшись к нему все время спиной, начал плясать, выкидывая какие-то невиданные дотоле нами па. Все быстрее и быстрее делались его движения, и он стал высоко подкидывать свою саблю, хватая ее и ловя на воздухе голою ругой, безразлично за лезвие, как и за рукоятку, пока, наконец, не прерывая движений, он попросил нас «приказывать „ему, между какими именно пальцами рук или ног мальчика он должен бросить свою саблю. Сперва мы не поняли, а поняв – ужаснулись и отказались от выбора. Но у наших сикхов разгорелись глаза, и они стали называть и указывать на разные части распростертого перед нами тела. «Между большим и вторым пальцем правой руки“, – закричал один из сикхов.

И острая, как бритва, сабля взвилась на воздух и, перевертываясь в своем падении на землю, стукнула тупым ребром по перепонке между названными пальцами, за спиною у бросавшего ее фокусника. В ту же секунду, мальчик, не пошевелив ни одним мускулом лица или тела, в свою очередь, высоко подкинул незаметным движением кисти правой руки саблю в воздух. Кашмирец, все танцуя к нему спиной, поймал ее на лету и опять потребовал выбора. На этот раз была выбрана левая нога между мизинцем и четвертым пальцами, и послушная сабля опустилась из-под небес прямо на указанное место; а левая нога движением ступни вновь отправила ее вверх и вновь очутилась она в проворной руке старшего индуса. Затем было выбрано место между макушкой головы мальчика и стеблем, растущим на несколько линий от нее, и сабля воткнулась острием глубоко в землю на одну линию от головы, а рукоятка поймана заброшенною за спину рукой танцора. Потом выбирались другие опасные места на теле мальчика. В десять минут времени сабля взвилась раз тридцать на воздух. Падая, она опускалась ребром буквально на среднюю линию выбранного наудачу места; перебывала между всеми пальцами рук и ног и всегда безошибочно, как бы опускаемая верною и осторожною рукой какого-нибудь сообщника-невидимки!