На перепутье двух миров - Прийма Алексей К. (лучшие книги онлайн txt) 📗
Короче говоря, чуть было не придушил бабу домовой. С одной стороны – три пальцевых отпечатка на шее, а с другой – два.
Среди сообщений о контактах немало таких историй про пальцы, которыми нечистая сила хватает человека за глотку. В моей книге "Внеземляне идут!", изданной в 1994 году в Москве, я привожу современные показания такого рода, собранные лично мнфо в самых разных уголках нашей страны… Сообщается: на человеческом горле остаются отпечатки. С одной стороны – три синяка от пальцев, с другой – два синяка. В русском языке существует даже специальная глагольная форма среднего рода, используемая для описания таких историй: "давило". Меня ночью "давило", мать мою "давило", приятеля "давило".
Происходила же "давильня" только по ночам.
"Давило"… Синюшные пятна на горле, оставляемые пушистой рукой… Странной рукой! Она обхватывала горло, пропустив его между указательным и средним пальцами. Попробуйте сами обхватить себя за глотку этаким манером. Неудобно, да? А нечистой силе удобно.
Не говорит ли это о том, что строение ее руки отличается от строения руки человеческой?
Рассказывает лесоруб Дэкин из села Бянкино Читинской области:
– Задремал я, значит. На спине. И чувствую, давит меня. Придавил кто-то. Я туды, я сюды!.. И вроде одеялом закрыл мне лицо. Ничего не могу сделать. Кое-как одеяло сбросил. Никого нет!.. А вот кто это, как, чего?.. До этого ничего не было, а тут…
Или читаем у Померанцевой: "Меня много раз давило… Бес есть".
Балашов рассказывает такую, к примеру, историю про проделки бесовской силы.
На закате дня муж и жена шли по лесу. Возвращались домой из соседней деревни, куда ходили в гости. Двигались путники энергичным шагом, спеша добраться до своего дома засветло. Муж время от времени сварливо покрикивал супруге: "Поспешай, поспешай!" Женщину утомила быстрая ходьба, она стала отставать. А ее муж все прибавлял да прибавлял шаг. И вскоре женщина потеряла его из виду. Только и слышно было ей:
– Поспешай, поспешай!
Голос отдалялся. Женщина "шла и шла на голос. А деревни все нет. К морю начала выходить – места знакомые, но дальние… А тут чихнула и перекрестилась: "Яко с нами Бог!" И очутилась: ничего нет, голоса нет, и сама не в том месте".
Несколько часов затем затратила несчастная баба на то, чтобы добраться в конце концов до родной деревни. Добавьте к этому еще, как минимум, час, пока она плутала, ведомая акустическим манком – голосом, уводившим ее от родного дома все дальше и дальше. В общем, на месяц вперед набегалась по лесам, бедная.
Применительно к событиям такого рода русскими людьми с незапамятных времен используется словечко "водит".
Кто именно "водит"?
Таинственный "некто".
И этот "некто", как мы убедились, "водит", заманивая человека голосом, имитирующим характерные обертоны, свойственные голосам родственников того, кого "водит". Или даже голосам животных.
Одна колхозница из Читинской области рассказывала:
– Пошла я стог заметать. Стала заметать, слышу: корова мычит… Я на горку зашла – мычит. Я туды за ней дальше – она дальше и дальше. И я сколько бежала – все мычит и мычит… А там тогда говорили, что в этом месте чудится, а я не верила. И вот сама испытала, что это на самом деле чудится… Побежала, побежала, а потом уже смекнула: о-о, дело-то неладное. Повернулась и ушла.
У Ончукова приводится свидетельство крестьянина Саввы Коротких, которого фольклорист называет простым обходительным милым человеком. "Его самого, – пишет Ончуков, – водил леший, и он в этом нисколько не сомневается".
А вот еще одна быличка, записанная Ончуковым:
"Был я в гостях у соседа. Угостились, возвращаемся с товарищем… Сели закурить на лужочке; когда я закурил, то облокотился на руку и задремал. Вдруг меня толкает кто-то. Я открыл глаза, стоит олончан Нифантьев – кореляк, он был наш подрядчик; говорит мне: "Нужно идти"… Я встал и пошел за ним. Он уходит от реки к лесу, я за ним вслед и товарищ за мной. Пробежали верст около двух".
И тут приятель Саввы и говорит ему – мол, погоди, Нифантьев сей момент никак не может быть в лесу. Он же вчера уехал по делам в город! Остановились Савва и его дружок, провожая взглядом "Нифантьева", быстро удалявшегося от них, и огляделись по сторонам. Места оказались незнакомыми.
Пока дорогу до знакомых мест нашли, "долго, – вспоминал Савва, – ходили по горам, по болотам, часов около пяти".
На другой день подрядчик Нифантьев вернулся из города и хмуро, с недоумением выслушал рассказ Саввы и его дружка о том, как он, Нифантьев, "водил" их по лесу.
Как сообщает Ончуков, другой крестьянин тоже "про лешего рассказывал из собственной практики".
Отправился он однажды на охоту в лес – промышлять рябчиков. И там, в непролазной чаше, повстречался с человеком странного облика, который тут же принялся звать его с собой: "Пойдем со мною. Пойдем".
Охотник оказался мужиком не из пугливых. Он выматерился в ответ и выстрелил в воздух из ружья. По категорическому утверждению охотника, леший в ту же секунду растаял в воздухе. Исчез, точно его тут и не было.
Нечистая сила, исчезающая в мгновение ока на ровном месте, описана и в рассказе другого информатора Ончукова. Крестьянин в лесу внезапно столкнулся нос к носу с собственным отцом, который жил за много километров от этого места. Отец тут же стал, оглядываясь, уходить от мужика по болоту. Кинулся крестьянин вслед за ним, а "отец" возьми да и растворись в воздухе.
Минх в своей книге, изданной в 1890 году, рассказывает о встрече двух крестьян с нечистью на берегу пруда в Саратовском уезде. Дело было глубокой ночью.
Информатор Минха и второй свидетель, его друг, сидели на берегу пруда, толковали о своих делах. Ночь была беззвездной. И, сообщает информатор, "слышим вдруг, недалеко от нас – какое-то жалобное завывание". Говоря другими словами, заработал в ночной тиши акустический манок.
"Мы прислушивались с полчаса, нам стало страшно, в особенности товарищу, который был моложе меня. Я решил узнать, что это такое, и пошел туда… Передо мной словно из-под земли выросла человечья фигура, высокая, с длинными черными всклокоченными волосами, с громадной головой".
Леший постоял две-три секунды перед обомлевшим мужиком и сгинул.
Ситуация контакта, в чем мы убедились на нескольких примерах, выглядит следующим образом. Некий голос манит, "водит". Иногда это голос родственника, реже – животного, а иногда он ни на что не похож.
На пути тех, кого "водит", изредка возникают фигуры – двойники родственников либо сослуживцев, а то и фигуры демонического облика вроде описанной у Минха.
С. Максимов и Н. Ончуков в XIX веке, И. Карнаухова и Д. Балашов в XX веке проводили фольклорные записи в одном и том же регионе России – на ее севере, в районе Беломорья. Брали, так сказать, фольклорные пробы в одной и той же фольклор-но-этнографической нише. Я проработал их записи с карандашом в руках, сделал сравнительный анализ, и вот что меня особенно взволновало в их сообщениях. Разброс сообщений во времени – колоссальный, охватывает собою столетие. А суть сообщений между тем не меняется.
"Удивительное однообразие частностей", – сказано у Максимова. Вот именно. Однообразие более чем удивительное. Годы, десятилетия идут, а на русской земле работает одна и та же "контактная схема". В поступках нечистой силы проявляет себя один и тот же поведенческий стереотип: влечет человека за собой голос-манок либо появляется фигура-манок, вскоре исчезающая. Человека берут на поводок и "ведут" за собой.
От Белого моря до Читинской области – тысячи километров. Но и под Читой, согласно Зиновьеву, слышен тот же "контактный мотив". Сибиряк Лончаков рассказывает: однажды вечером он вышел из дома, а навстречу ему, видит, идет один его "давний и хороший знакомый. "Пойдем, говорит, ко мне". – "Пойдем".
Он впереди идет, а я за ним. Ну, и поперло его по пади, десять километров меня вел. Я потом говорю: "О Боже мой! Мы куда это?" И этого мужика не стало".
