Протоколы колдуна Стоменова часть I - Ценев Вит (книги бесплатно txt) 📗
Ты вот со мной чего речи уважительные ведешь, а? Знаю, Сергей Дмитрич, знаю. В секретах предполагаемых нужду имеешь великую. Про шапку-невидимку говорил я? Говорил. Как хвори многие одолеть — говорил? Говорил. Как Силу Великую обрести — сказывал? Сказывал... Но только я многое уже сказал, а тебе все мнится — что вот-вот, еще чуточку — и я, глядишь, какой-никакой, а секрет тебе перескажу. Но говорю — многое поведано, да малое принято.
Нешто мне Никола, ты думаешь, сказывал, как до деревни своей добраться, когда в лес меня отвел, ослепил на время да и покинул? Как от зверя отбиться, как ориентир сообразить, как с голоду и жажды не помереть? Ничего из того не было сказано, а только бросил он меня в лесу — а я ему благодарен остался, потому как выжил и науку великую поимел... Ишь, как у людев все просто выходит: ты сказывай, а я исполню в точности. А ты пойди, как в сказке, туда — не знаю куда, да еще найди кое-что — тогда или Магом сделаешься, или разум утеряешь, или сгинешь вовсе... (следователь барабанит пальцами по столу). Есть карты одни для гаданиев — так вот, там первая карточка будет Маг, а последняя — дурак (имеются в виду карты ТАРОТ. — Примечание автора).
Ты, Сергей Дмитрич, не серчай, я тебе не для того это говорю, чтоб обиду тебе сделать, а лишь потому, чтоб слово мое проком тебе было, а не обузой...
Когда удерж я познавал голодом, сна лишение надобное, слово вслух не проговаривал да сдюживал тяги плотские — нет, не о том я думу имел, что, мол, удержусь да и стану Магом великим. Если ты за мыслею этой вслед пойдешь, то, конечно, сдержаться можешь, да только проку от этого будет негусто. Роду же Кривошеевскому да Никитовскому наказано было — удерж познавая, Силу в этом найти сумейте... Найдешь — не найдешь, дело хозяйское, бранить никто не станет, да только старайся все же найти ее. Коли не вышло, сорвался — всегда повтор можно сделать, да вот только хуже будет, если удерж имел, но Силу там не обнаружил. От того и выходит — чуешь, Сергей Дмитрич, — что удерж чаще всего есть цель, а важность вся — перетерпеть, и не более, но для нас до конца дойти не главное будет, а главное — найти пользу великую в процессе ентом. А посему и получается — мается баба весом грузным и голод несет справно, потому как шепнули ей на ушко, дескать, поголодаешь, так и похудеешь враз. Только баба эта дни свои удерживает, а сама — как грузной была, так и есть. Вот я и ведаю — если денькам счет ведешь, ждешь только, когда удерж твой закончится, то и Магом не сделаешься.
Следователь: — И впрямь, как в сказке про «Поди туда...»
Стоменов: — Когда мне девять лет было, или около того, игрались мы во дворе в полдень, а тут мамка моя приносит нам пирогов печеных с капустою. Каждому из ребят по пирогу вышло. Разобрали мы их, а они горячие больно, руки еще жгут... Пока я свой остужал, один из старших свой проглотил — да и хвать мой из рук — и бежать… Я, помню, заревел и за ним погнался, а навстречу мне Никола подвернулся с волком своим. Волк подле него семенит, пасть щерит, но глаз у него незлой. Никола мне допрос учиняет, пошто, мол, ревешь и чем обижен будешь, ну я ему все и выклал как на духу. Несправедливо, говорю ему, нечестно Федька наш со мной поступил. Думал, он за меня заступится. А он меня — цап! — за ухо, да больно так — и в лес поволок. Я ору дуром, слезами заливаюсь, да тут он ухо мое отпустил и толкнул меня легонько. Упал я на землю, головой тряхнул, слезы утер — гляжу: нос к носу лежу с муравейником огромным. Мураши снуют тыщами туда-сюда, в глазах мельтешат... Тут мне Никола и говорит: «А ну, Андрюха, кажь мне на муравейник ентот — увидеть хочу, где справедливость в ем обитается...» Посмотрел я на него, потом на муравьев опять поглазел: «Дядь Никола, дак это ж мураши!» — «Ну дак и что ж с того? Справедливость, Андрюха, — она или везде, где только можно, или нигде вовсе. Вот заляг здесь — и гляди в оба: как только справедливость учуешь, так беги ко мне в дом, что есть мочи, и докладывай. Растолкуешь мне все, как следует, тады я твою беду поправлю так, как захочешь... Ну а коли не найдешь справедливость енту — тогда, видать, и нема ее вовсе на белом свете... Но все равно доложи». Сказал — да и ушел восвояси, меня одного оставил. Глазел я, глазел, как мураши эти, значит, между собой организуются, но так никакой справедливости и не углядел...
Следователь (с досадою): — Ну и сволочь этот ваш Никола, ты уж извини меня!
Стоменов (спокойно): — Отчего же так, он мне правду показал, а я ее усвоил. Пришел я к нему опосля, а он допрашивает: «Ну как, Андрюха, учуял справедливость природную?» — «Учуял, — говорю я досадливо, а сам чухаюсь, всего покусали мураши треклятые» (следователь улыбается). Дает он мне пряник медовый, видно, с ярмарки привезенный, говорит так серьезно: «Удержишь, Андрюха, если кус свой, против Федьки устоишь — так енто справедливость и есть, а коли не удержишь — так тоже справедливость выходит». — «Как же так, дядь Никола, — спрашиваю, — получается, что кус имею или не имею, а все одно по справедливости?» Только он ничего больше не сказал, а во двор меня вытолкал.
Следователь: — Ну как, не отобрал Федька пряник?
Стоменов (блаженно улыбаясь): — Не-е-а... (помолчав немного). Вроде и невелика наука будет, да только на всю оставшуюся жизнь крепко ее я запомнил. И вот еще чего сказать тебе желание имею: люди это так, для удобствов своих, магию то на Белую да Черную поделили… Магия — она магия и есть, не черная, и не белая, и не какая другая. Она ни цвету не имеет, ни добра или зла, а только лишь в силах разницу. Называющих себя магами много будет, да немногие магами являются... И если, по представлениям вашим, маг черный только черное творит — ни в жизнь ему более сильным не быть супротив того, кто и белое тоже деет. И белый без черного тоже слабоват будет...
Следователь: — И здесь выходит, что сила в противоположном?
Стоменов: — Сила в противоположном — и ты, Сергей Дмитрич, завсегда это помни. Когда инквизитеры эти (инквизиторы. — Так в тексте, примечание переводчика) неверных жгли, то и в Силу вошли великую. Чистая добродетель слабит, хотя многие людишки ей поклоны бьют. Зло исключительное слабит, даже если страх большой вокруг себя сеет. Оттого и дохтора этого, который детишек изводил по нужде необъясненной, — не только понять можно, но и в пример показать, как это делается… Зря гримасничаешь, Сергей Дмитрич, я верно калякаю, хоть и непросто принять будет науку мою...
Кристо Ракшиев (рассказывает, диктофонная запись)
...Тринадцатого августа следствие неожиданно объявило перерыв. Мне позвонили домой и сказали, что на ближайшие три дня допрос отменяется. Двое из советских подполковников улетели в Москву... Наверное, ожидается какое-то распоряжение. Исход просматривался один: Стоменову — Кривошееву осталось здравствовать на этом свете считанные дни, а то и часы. В лучшем случае — пребывать в трезвом уме... В субботу, двенадцатого августа, полковник был, как обычно, спокоен и невозмутим. Может быть, он не был удовлетворен результатами того, что он делал, но, во всяком случае, живой интерес сохранял. Даже начал делать в маленьком блокнотике какие-то пометки. Насторожило меня и то, что их беседы параллельно со мной начали писать на пленку. Громоздкая система, рассчитанная на двадцать часов непрерывной записи, медленно крутила свои бобины. По завершении «сеанса» бобину снимал и пломбировал дежурный офицер. Я заволновался — это означало только то, что московское следствие избавляется от свидетеля — от меня. Воскресный звонок окончательно убедил меня в этом. Дело явно близилось к какой-то развязке. Я мучительно, раз за разом, прокручивал в голове последние дни допросов, уже перенесенных мною на бумагу, — и не находил никакой зацепки... Все как обычно, как это происходило изо дня в день. Меня лихорадило, казалось, я полностью утрачиваю даже то смутное понимание происходящего, которое у меня было… Однако в полночь мне позвонили снова и попросили прийти в понедельник как обычно.
