После Кастанеды: дальнейшее исследование - Ксендзюк Алексей Петрович (читать книги бесплатно TXT) 📗

ГЛАВА 4

ЯЗЫК И МИФ

Неизбежное возникновение языка в качестве средства коммуникации разумов — с одной стороны, этап совершенно ясный, поскольку необходимый (на этой необходимости спекулировали замечательные диалектические материалисты XIX–XX вв.; их отношение к языку как к орудию, конечно, наивно и банально — примат пользуется каменным топором, чтобы увеличить силу своих рук, и языком, чтобы передать собственный интеллектуальный опыт остальным членам племени), но, с другой стороны, предельно таинственный, ибо рождение его такая же тайна, как и рождение самого разума.

Идея языка, хотя и не новая в животном мире, в человеческом исполнении потребовала ряда трансформаций, которые по ближайшему рассмотрению не достаточно мотивированы. Пчелы, осы и муравьи каким-то образом тоже кодируют информацию и передают все остальным членам оригинального коллектива. Следовательно, язык (если мы понимаем его как кодирование и декодирование жизненно важной для вида информации) — совсем не уникальная характеристика, отличающая человека от иных биологических видов. Необходимо точно определить, какие аспекты функционирования имеет язык, какие его феномены принадлежат исключительно человеку. Почему язык определяет строй мышления и так сильно влияет на восприятие? Почему в конечном счете язык препятствует вхождению в измененные состояния сознания и мистики во всех культурах обращают специальное внимание на достижение "безмолвия ума"?

Дон Хуан, пользуясь толтекской терминологией, объяснил бы кратко: "тональ управляет человеком через разговор (называние). Стоит прекратить разговаривать, и мир нагуаля начнет прорываться в сознание". Если вы приложите определенное усилие, то через несколько месяцев на собственном опыте убедитесь в правоте данного высказывания. Но возникает другой вопрос: каким же образом сформировался такой (агрессивный в данном случае) инструмент как человеческий язык?

Вряд ли здесь можно опираться на те гипотезы, что считают коллективную деятельность виновницей возникновения языка. Пчел и муравьев в индивидуализме не обвинишь — и все же их способ коммуникации настолько безличен, что никак не обусловливает видение мира этих интересных насекомых.

Человек стал человеком благодаря абстрактному мышлению, т. е. способности копировать в психическом пространстве образ воспринимаемого и отбрасывать несущественные детали образов при сравнении подобных пучков сенсорных сигналов. Этот революционный шаг в развитии психики сразу же позволил из неисчислимой массы образов выделить классы и категории, обладающие различной степенью схожести. Этот же процесс выявил такое фундаментальное различие, как Я и НЕ-Я. Образ себя положил начало строительству эго с его собственной, родной и близкой только ему интенциональностью. Иными словами, возникло Я, посчитало себя хитрым и смелым, подумало и ВОЗНАМЕРИЛОСЬ… История человеческих намерений и есть история цивилизации.

Возникновение языка — прямое следствие самых первых действий абстрактного мышления. Выявленные ряды подобных образов надо было фиксировать, обозначать; затем надо было договариваться между собой, какой комплекс звуков будет служить знаком для избранного ряда.

Конечно, подобные эволюционные шаги не происходят так прямолинейно. Самосознающая психика — это стихия; язык, который она породила, — тоже стихия. Только намерение было и остается единственным устойчивым компонентом в лингвистическом движении коллективного разума.

Инструменталисты называют речевые знаки "психологическими орудиями". Русский психолог Выготский в свое время полагал, что знаки имеют "внепсихическое происхождение", что структура психических процессов вначале складывается во внешней деятельности и лишь впоследствии может перейти вовнутрь, отсюда — известная идея об интериоризации.

Такая теория сама по себе напоминает миф. Знаки ("имена") приходят из так называемой "коллективной деятельности", а затем становятся достоянием психики каждого индивидуума. Согласно взглядам дона Хуана (крайне «мистическим» в данном случае), человеческий вид отражает в своей деятельности довольно своеобразное положение точки сборки. Качество перцепции, которое требовалось для продуктивного осуществления присущего человеку намерения, могло быть обеспечено только постоянным присутствием языка. Образ себя (прародитель и сердцевина современного эго) вынуждал человека выработать такой тип поведения, в котором психическая активность удерживала бы высокую степень стабильности перцептивного пространства; рефлексия сама по себе рождала фиксированное положение точки сборки.

Никакой интериоризации в процессе генезиса языка, на мой взгляд, быть не могло. Первичная мотивация о-значивания мира заключалась не в совместном труде, например, а в необходимости провести черту между Я (дабы придать этому образу еще большую устойчивость) и "вещами мира". Персональная интенция принуждала интеллект творить знаки, а племя (или иное сообщество) исполняло роль регулятора — созидателя общепонимаемой совокупности знаков, которые могли бы служить языком данного сообщества.

Иными словами, в первую очередь человек помыслил сам себя, а затем, посредством знаков, отделил от себя весь внешний мир. Так что, в отличие от Выготского, следовало бы говорить об отстранении мира через язык — процессе, прямо противоположном интериоризации. Через мышление, а затем через язык человек последовательно уходил из мира Реальности в мир собственных концептов. Его тональ имел своим продуктом коллективную деятельность — в этом принципиальное различие между человеком и коллективными животными или насекомыми. Его коллективная деятельность изначально была направлена не только на выживание (как у животных); она была направлена на сотворение Мифа, на повествование (наррацию), отвечающую в рамках созданного языка на генерируемые первобытной парадигмой вопросы.

Таким образом, язык почти одновременно со своим возникновением стал выполнять функции носителя и хранителя мифа. Быть может, некоторые удивятся, но язык выполняет свои мифологические функции и сегодня. Суть отношения "я — язык — миф — описание мира" на протяжении тысячелетий претерпела мало изменений.

Обладание языком — это почти всегда и обладание мифом. Что же касается мифа, то он вовсе не продукт инстинкта самосохранения и не является обязательным для успеха групповых действий по добыванию пищи (вроде охоты или собирания плодов). Миф — это подтверждение и закрепление образа себя через цепочку поколений, через принадлежность к определенному племени (этносу); в противном случае — неприятие и отчуждение, т. е. поиск другого мифа, соответствующего особенности конкретной личности.

Первейшая задача языка не имеет ничего общего с трудовыми воплями, то бишь, выкриками, когда кроманьонец желал устроить обеденный перерыв, а остальные, изо всех сил напрягаясь, тащили ему охру и присылали все новых сподручных. Подобные несуразицы разрешаются куда более простыми средствами: языком жестов, конвенционально утвержденными сигналами и т. п.

Система знаков дана ребенку в процессе научения. Система знаков в некоторой степени имитирует конструирование ментального пространства. Более того, пространство само создается мышлением и языком; оно имеет темпоральный модус (как и всякий ментальный процесс). Тот же Выготский справедливо отмечает эту лингвистическую имитацию перцептивной Реальности: "Мысль не выражается, но совершается в слове". (Выготский Л.С. Собр. соч. в 6 т. Т. 2. С. 307.)

Но мы еще раз подчеркнем важнейшие этапы генезиса языка:

1. Продуктивный мутационный всплеск, физиологическим результатом которого становится неокортекс (затем зоны Брока и Вернике), а энергетически — рефлексия — многократное движение сенсорных сигналов, где отражение (1) диссоциируется от отражения (2) и получает возможность приписывать себе все способности автономного мыслящего субъекта.