Мистическая теология. Беседы о трактате святого Дионисия - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо" (читать книги онлайн полностью без сокращений .TXT) 📗
Таким образом кто-то из организации Вишну Девананды обманывал его годами. Люди глупы…
Один очень знаменитый американец Баба Рам Дасс попался на удочку женщины, которая утверждала, что получала послания от его мастера, которого уже не было в теле, Ним Кароли Бабы. Она обманывала его целый год. И это были не простые послания, они носили тантрический характер: «Мастер повелел тебе заняться со мной любовью!» Так что Баба Рам Дасс целый год занимался с ней любовью. Кажется, люди только того и ждут, чтобы их обманули!
Есть те, кто готов обманывать, и те, кто готов обманываться. В мире полным-полно и тех и других, всех их считают религиозными, оккультистами, эзотериками, называя дураков разного рода прекрасными именами.
Хорошо, что Вишну Девананда признался, что его последователь обманывал его, но о чем это говорит? Лишь об одном: Вишну Девананда сам дурак. Если его собственный ученик смог его обмануть, тогда о каком сознании, о какой целостности может идти речь? Он не может называть себя мастером, он должен перестать давать посвящение. Он потерял на это всякое право.
Во имя религии в мире совершалось столько глупостей, что, если религия как таковая исчезнет, это принесет людям неизмеримое благо.
На днях я прочел, что в арабских странах из-за разных пустяков каждый день убивают по меньшей мере тысячу женщин. Достаточно только подозрения. Если муж подозревает свою жену в измене — а где найти такого мужа или такую жену, которые свободны от подозрений? — то это является достаточной причиной для убийства. И исламский закон это позволяет, это не считается преступлением. Вы убиваете свою женщину, собственную жену — это то же самое, что сломать принадлежащее вам кресло! Кто может вам воспрепятствовать? Ведь это кресло вам принадлежит. Вы можете сжечь свой велосипед или машину для воспроизводства, чье действие основано на менструальном цикле! Что в этом плохого? В двадцатом веке женщин ежедневно тысячами убивают во имя исламского закона. Мы не эволюционировали, мы все так же примитивны, как и прежде.
Дионисий говорит:
И если посвященные в божественные таинства превосходят подобных…
Божественные таинства недоступны пониманию тех, кто называет себя религиозными.
…то что уж говорить о тех безусловных невеждах, которые размышляют о боге, первопричине всего сущего, так же, как и о внешних формах, вещая то, что он не в силах превзойти великого числа их богохульных измышлений?
Согласно теории Карла Густава Юнга, существует два типа людей: экстраверты и интроверты. Интроверты уходят в религию, они становятся так называемыми религиозными людьми. Не истинно религиозными, а просто так называемыми религиозными людьми. Таковы интроверты. Они верят в бога как личность, в собственную душу, в бытие и еще в тысячу разных вещей. Вообразить можно все, что угодно. И если сила воображения велика, появится иллюзия настоящего переживания. Верьте и познаете, но то, что вы познаете, окажется ложным. Вы сами себя загипнотизируете с помощью веры.
Экстраверты становятся материалистами, атеистами, коммунистами. Они верят лишь в то, что могут увидеть собственными глазами, наблюдать. Они верят в объективную реальность. Ученые — экстраверты. Они верят в объективный, материальный мир. А так называемые религиозные люди — интроверты. Они верят в душу, в бога, в ангелов, в архангелов, в Кута Хуми и прочую белиберду.
По-настоящему религиозный человек не является ни экстравертом, ни интровертом. Он превосходит это разделение и при этом исчезает, испаряется. Он существует, но уже не как личность, его больше не ограничивают рамки эго. Его эго подобно расколотой скорлупе. Птенец улетел в небо, в за предельность.
Мы должны приписать ему и утвердить за ним все свойства вещей, ибо он — причина всего сущего…
Так Дионисию приходится продираться сквозь этот мучительный, язык.
Мы должны приписать ему и утвердить за ним все свойства вещей, ибо он — причина всего сущею…
Конечно, богу следует присвоить все свойства проявленных вещей.
…Но вместе с тем он выше всего сущего и за его пределами пребывает, и потому следует нам совершенно отказаться от присвоения ему этих свойств Притом не нужно полагать, что присвоение и отказ противоречат друг другу, ибо, прежде всего, он сам превосходит любой отказ и предшествует ему, будучи за пределами любого отрицания и утверждения.
Подобно тому, как существуют экстраверты и интроверты, существуют позитивисты и негативисты. Via affinnativa и via negativa — это два пути исследования реальности. Но если вы с самого начала примете одну из этих точек зрения, вы обречены на провал.
Настоящий исследователь приступает к изучению реальности безо всяких предубеждений, безо всякого a priori; в начале пути он ничему не верит и ничего не знает. Он не руководствуется ни верой ни безверием. Он не является ни негативистом ни позитивистом, ни экстравертом ни интровертом. Он просто говорит: «Я не знаю» — агнозия. Его отправная точка — состояние незнания, и лишь это позволяет ему в итоге прийти к знанию. Но он никогда не претендует на знание, ибо заявлять о своем знании означает заявлять о своем невежестве. Тот, кто говорит «я знаю», подразумевает под этим две вещи: «я есть» и «вне меня отдельно существует объект познания», и обе они ложны.
Когда вы говорите «я знаю», вы соглашаетесь с наличием трех вещей: познающего, познаваемого и знания, которое обозначает отношение между ними. Вы делите мир на три части, но он един. Не существует ни познающего, ни познаваемого, ни знания, либо познающий вместе с познаваемым и есть знание.
Дионисий говорит: «Запомни, бог пребывает за пределами отрицания и утверждения. Он просто есть. Все, что вы думаете о нем, плод вашего воображения. Если вы хотите познать то, что существует, отбросьте воображение. Истину невозможно познать силой воображения, ее можно познать только с помощью медитации».
Он называет медитацию агнозией. Это прекрасно: состояние молчаливого незнания.
Вот и благословенный Варфоломей утверждает, что истина божья велика и вместе с тем мала…
Дионисию приходится ссылаться на авторитетные источники, призывая на помощь авторитет церкви, чтобы уверить читателя в том, что он не пытается обнародовать свое личное мнение, а всего лишь следует традиции.
На Востоке так поступать было не принято. Каждый имел право говорить все, что вздумается, не обращаясь за поддержкой к прошлому. Будда никогда не говорил: «Мои слова верны, поскольку согласуются с Ведами».
Все, что я говорю, я говорю от своего имени. Если это совпадает с тем, что написано в каких-либо священных писаниях, что ж, тем лучше для них, если нет, тем для них хуже. Но я не привожу никаких доказательств. Я пережил нечто на собственном опыте, я сам этому свидетель, истина не нуждается в доказательствах.
Но на Западе ситуация была иной веками; от людей требовали подтверждений. Церковь не признавала свободы индивидуума. Это странно: ведь евреи убили Иисуса за то, что он говорил от своего имени. И христиане делают то же самое — они ни на йоту не приблизились к его пониманию.
Иисус утверждает свою личную истину. Он снова и снова повторяет: «Другие пророки говорят „делайте это", но я говорю вам нечто иное, в корне отличное от их речей». Он говорит от своего имени. Опыт всегда склонен выражать себя подобным образом. Запомните, это не авторитарность. Его слова весомы, потому что он знает, он сам это пережил. Но для христианской церкви такое проявление было недопустимым, поэтому Дионисий ссылается на авторитетные источники.
Он говорит:
…благословенный Варфоломей утверждает, что истина божья велика и вместе с тем мала…
Это правда. Она настолько велика, что становится неисчерпаемой. На эту тему можно говорить бесконечно и не исчерпать ее до конца. Будда говорил о ней сорок два года, но так и не высказал всего. Махавира говорил сорок лет, но тоже не высказал всего до конца. Это невозможно. Суть какого бы то ни было послания невозможно раскрыть целиком, так как истина необъятна. И вместе с тем она очень лаконична — настолько, что может уместиться на открытке или даже на еще меньшем клочке бумаги. Она настолько необъятна, что ее не выразить и миллионом слов, и вместе с тем так лаконична, что о ней может говорить и молчание.
