Очевидцы бессмертия - Киросон Пантес (читать книги онлайн бесплатно регистрация .txt) 📗
Я обнаружил, что в этом крошечном городке собраны многие толки веры в Бога, с которыми я жаждал познакомиться. Я неведомой мне силой был приведён на некий перекрёсток, откуда расходилось множество дорог на поиски Истины.
Я покинул лес и перебрался в город. Жил я у одного верующего человека, много читавшего Библию и ожидавшего, что скоро Господь придёт на землю судить беззаконников. Он жил на краю городка, в так называемом «Форштате», там было несколько русских домов по-над Каспием. Человек тот был популярен в городе и обрёл уажение от властей и своего начальства.
Мы с ним скоро сблизились по духу. Он был одинок, и взял меня к себе на квартиру, и стал мне братом и отцом. Помог мне одеться и обуться, ибо я в лесу всё на себе истрепал.
Но чтобы мне прописаться на жительство, надо было, конечно, заявить об этом в милицию. Мой знакомый, Василь Попов, которого я называл братом, пошёл со мной в милицию и выдал меня за своего родственника, будто бы приехавшего к нему помогать конопатить щели в баржах. Брата Василия в милиции знали хорошо и считались с ним. Он был старым и опытным мастером по стройке барж;, редкостным специалистом. Благодаря ему меня и зарегистрировали, и я стал законным жителем Ленкорани.
Когда я стал посещать собрания верующих, там меня не раз просили рассказать о Боге, о пути спасения и т. д. А когда я отказывался, меня уговаривали, указывая на то, что я чужой в городе и меня власти ещё не знают, да к тому же я — рабочий, а они, мол, «бывшие», и боятся быть сосланными в Сибирь. Я начал беседовать с братьями и сестрами по вере как умел, по Евангелию. На собрания людей стало приходить всё больше и больше, особенно немцев-колонистов. Они очень любили беседовать на Евангельские темы и жаловались, что их пастор из страха перед преследованиями совсем перестал произносить проповеди. Как-нибудь отслужит — и скорей уходит! Разумеется, зоркий глаз агентов безбожной власти не оставил без внимания мою духовную работу и порыв веры моей, хотя я никогда не вёл таких бесед, которые нарушали бы законы той власти.
Но, очевидно, даже такие слова, как «Христос» и «Евангелие», уже угрожали существованию советской власти. А власть эта не терпела не только христианского учения, но и любого учения о правде, любви и истине. Любое учение, кроме марксизма, было для неё «враждебной идеологией классовых врагов», «пропагандой врагов народа» и т. д. Ни один правоверный партиец не смел даже и подумать, что «трудящийся» мог найти истину, благо и правду вне писаний «вождей пролетариата». Для подлинного «советского патриота» религия была только опасный яд, церковь служила «классовым интересам» капитала и буржуев, а Бога не было и не могло быть в стране «победившего пролетариата».
По-видимому, они приметили и меня, грешного, что я хочу быть праведным и проповедую людям веру в Бога, любовь друг к другу, добродеяние и стремление к вечной жизни. Меня, правда, не сразу тронули, но следили. А я жил и жил, ничего не ведая, не зная, что враг мой не дремлет. Быть может, если бы я в то время призадумался над тем, как должны относиться большевики к моим проповедям, я понял бы, что мне грозит. Я вёл проповеди по Евангелию, но по Евангелию виднее всего была неправда и всё беззаконие советской власти. Да, они уничтожили богачей и эксплуататоров, но на их место посалили всемогущего погонщика и эксплуататора — партийца. И этот новый власть имущий ещё хуже капиталиста угнетал, насиловал, мучил и обманывал народ. А так как учение Христа обличало всякое беззаконие, всякое насилие, обман и грех, то для большевиков и проповедующий веру в Бога, и верующий были врагами.
Они уже знали всё обо мне, кто я, откуда и что я уже сидел здесь в тюрьме. И не ведаю до сих пор: как они всё разузнали? Быть может, навели справки в моём родном селе или нашли мои следы в архивах, в бесовских книгах своих, где записан всякий грех против них каждого жителя страны…
Я жил в те дни в счастливом неведении, не чувствуя, как медленно стягивается вокруг меня кольцо опытных охотников на живого человека.
В те дни я много размышлял о Боге и вечной правде, и душа моя была полна муки при виде страданий и горя людей. В жизни я и сам страдал уже не раз. Первое моё великое страдание души было, когда я потерял веру и остался без Бога. И казалось — нет жизни без Бога, и приходил я в страшное отчаяние и безысходную скорбь.
Потом я снова обрёл Бога, веру в Него, и был так рад и счастлив, что мне казалось, будто вся истина и правда Божья мне уже известна. Я был охвачен таким огнём веры, что не мог и допустить существования в Священных Писаниях чего-нибудь, противоречащего той истине, которую нам следует искать на земле. Не мог допустить я и того, чтобы в Библии не было разгадки на всё то непонятное, что творилось сейчас на земле.
Всё кругом было полно людского страдания, стонов, слёз, беспомощности, беззащитности.
Я видел, сколько женщин и детей страдало, плакало и умирало от голода, холода и насилия без помощи и защиты Божьей. Знал я и то, что верующие пламенно в Бога люди за веру свою умирали в Сибири в ссылках, в лагерях на берегах Ледовитого океана от непосильного каторжного труда, голода и стужи. Они стояли на коленях и со слезами молили Бога не забыть их, вспомнить о них, как они страдают за Его Имя. Так они и умирали. Я слышал рассказ одного беглого. Подле одного из концлагерей у полярного круга он нашёл в тундре труп, занесённый позёмкой. Это был коленопреклонённый священник в ветхом растерзанном подряснике. Он умер, стоя на коленях, с поднятою к небу главою, и на его щеках, как град, лежали слёзы, превратившиеся в лёд…
А Бог молчал и ничего не отвечал.
Много я думал об этом, и мне казалось, что нет и не будет на земле ни помощи людям, верующим в Бога, ни наказания грешным, безбожникам и беззаконникам: живите и мучайтесь, мол, все, как хотите, Я стал думать, что Бог ничего общего не имеет с нашей землёй и людьми, и каждый из нас предоставлен самому себе. А суд, наказание и милость — всё это будет там, на небе. Позднее я стал думать так, что Бог есть и помогает, но мы неправильно веруем и не понимаем Его, оттого Он нас и не слышит; может быть, даже мы нашей верой и молитвами оскорбляем Его? Но Он же — Бог — любовь, и должен знать, что мы заблудились, как верующие, так и неверующие, и взял бы да и помог, как Отец своим несчастным детям! Многое и многое смущало меня в моей вере тогда… Во всех советских газетах, на всех советских улицах каждый день можно было прочесть одно и то же: «Смерть врагу! Смерть кулаку! Смерть вредителю!»
Дни и ночи расстреливали и расстреливали людей. Дни и ночи тысячи и тысячи людей угонялись и бесследно исчезали в далёких лагерях смерти. А врагов становилось всё больше и больше. Советским властям казалось, что всё население огромной страны превратилось в «классовых врагов» и их всех надо хватать, бросать в тюрьмы, прятать за колючую ограду лагерей, расстреливать и уничтожать. Зажиточный крестьянин — кулак, враг. Менее зажиточный — «подкулачник», тоже враг. Голый бедняк, не идущий в колхоз, — «кулацкий прихвостень», тоже враг. Даже неграмотный крестьянин, поверивший, что скоро придёт Христос, наказывался, как лютый враг «власти трудящихся», и ему приписывалось такое «контрреволюционное злодеяние», что он лишался не только семьи, дома и хозяйства, но и самой жизни. По ночам в ленкоранской бухте гепеушники топили сотни трупов расстрелянных, привязывая к ним проволокой кирпичи. Многие из них были умерщвлены только за то, что писали письма своим родственникам, живущим за границей… Страна превратилась в сплошной застенок, где обезумевшие от ненависти и страха люди хотели уничтожить весь народ.
Видя всё это, взбунтовалась душа моя не только против власти, но и против самого Бога. Я не отвергал Его, но и не мог больше верить в Его милосердие, всемогущество и в то, что Он любит людей, верующих Ему и в Него, и что Он может спасать и помогать людям.
И теперь уж не безбожники разрушили мою веру и отняли у меня Бога, а сами верующие люди всяких толков и понятий.
