Что происходит после смерти (Научные и личные свидетельства о жизни после смерти) - Гонзалес-Випплер Миген (книги .txt) 📗
Хорошее питание и лекарства, купленные на деньги, которые Сиддхартха время от времени мне давал, значительно улучшили состояние моей матери, и на щеках моих братьев и сестер появился румянец. Но ничто не вечно в этой жизни, и что-то в моем сердце говорило мне, что этой идиллии рано или поздно придет конец. Я не мог сказать, откуда я это знал, но часто просыпался посреди ночи в холодном поту, и сердце мое колотилось чуть ли не в горле. Я был так уверен в том, что что-то должно произойти, что начинал припрятывать запасы пищи — прямо как белка. Из того, что я ежедневно получал от Сиддхартхи, я откладывал значительную часть в сооруженную мной в углу комнаты кладовую. Мать нежно улыбалась, видя мою озабоченность, и говорила, что я чересчур осторожен, но иногда я замечал, как на ее истощенном лице тоже мелькает беспокойство.
День, которого я так опасался, наконец наступил. Хрупкое чувство безопасности, которое возникло у нас благодаря помощи моего верного друга, было полностью разрушено в мгновение ока. В Калингу вторгся маурийский император Ашока, который господствовал в Индии последние тринадцать лет.
Нападение на Калингу было таким жестоким, что за несколько часов город полностью превратился в руины. В течение многих дней мы не выходили из своей лачуги, слыша вокруг вопли наших менее удачливых соседей. Впервые в жизни я обрадовался, что был неприкасаемым, так как завоеватели принадлежали к высшим кастам и проигнорировали ту часть города, где мы жили.
Интуиция, побудившая меня запастись едой на случай какой-нибудь беды, спасла нас в эти первые ужасные дни. Через неделю, когда наши запасы начали подходить к концу, я решил выйти на поиски пищи. Я еще надеялся на то, что дворец стоит на месте и Сиддхартха по-прежнему работает там поваром. Последовав совету матери, я взял с собой моего брата Парсиса, который хотя и был шести лет от роду, отличался умом и хорошо усваивал учение Будды, которым я делился с ним и с другими своими братьями и сестрами. Парсис не знал о том, что в Индии существует кастовая система, потому что я поклялся уберечь его и других своих домашних от кастового родового проклятья при помощи учения Будды.
Опустошение, которое я увидел, выйдя из дома, было гораздо хуже, чем я ожидал. От прекрасного города Калинги не осталось ничего, кроме пепла и камней. Проходя через город, мы наблюдали картины разрушения, характерные для всех войн: искалеченные тела; потерявшихся детей, зовущих свою мать; матерей, отчаянно разыскивающих своих детей. Голод, страдания, эпидемия и смерть — все это казалось нереальным кошмаром.
Придя в ужас от страшного зрелища, я решил идти прямиком ко дворцу в надежде найти Сиддхартху. По пути туда мы не видели никаких признаков завоевателей, и во мне проснулась надежда, что, может быть, они покинули город. Однако, подойдя к стенам дворца, я увидел большую свиту вооруженных людей, окружавших строение. Я сразу понял, что они из армии Ашоки, потому что их униформа отличалась от одежды дворцовой стражи.
Я потихоньку приближался к солдатам, при этом мой брат Парсис держался за мою рубашку. Я был уверен, что возраст спасет нас от насилия, и надеялся, что кто-нибудь сжалится над нами как над неприкасаемыми и подаст милостыню. Дойдя до определенной черты на некотором расстоянии от дворца, я остановился и увидел стоявшего напротив ворот высокого мужчину в украшенном золотом парчовом облачении.
— Должно быть, это Ашока, — шепнул я брату. — Я уверен, что он решил присвоить царский дворец. Возможно, поэтому и не разрушил его.
— Ты думаешь, Сиддхартха еще жив? — спросил меня Парсис.
— Я не знаю, но сомневаюсь, — ответил я печально. — Я не думаю, что Ашока пощадил кого-нибудь из дворцовых людей.
— Он, наверное, очень могущественный, — сказал Парсис. — Я никогда не видел такие одежды. Чандра, как ты думаешь, он даст нам милостыню, если мы подойдем к нему?
Я покачал головой, зная, что неприкасаемым под страхом смерти запрещено приближаться к элитной касте брахманов. Но Парсис ничего не знал о кастовой системе и еще меньше он знал о том, что мы были членами самой презираемой касты в Индии.
— Я пойду попрошу у него милостыню, — сказал он вдруг. — Я уверен, что он не откажет мне.
И прежде чем я успел остановить его, он отпустил мою рубашку и побежал к группе солдат, окружавших Ашоку.
— Нет, Парсис, подожди! — закричал я в ужасе, зная, что ожидает моего маленького брата, если он подойдет слишком близко к императору. Но Парсис проигнорировал мой оклик и продолжал бежать в сторону Ашоки. В отчаянии я ринулся следом за ним, но когда я настиг его, случилось то, чего я больше всего боялся.
Мой брат, не ведая, какое его ждет наказание, приблизился к великому завоевателю и, вытянув свою маленькую ручку, поднял кромку его одеяния и поднес к своим губам. В этот самый момент я и оказался рядом с ним. Все, что происходило дальше, походило на страшный сон. Император повернулся и взглянул на нас. Его лицо побледнело и затем потемнело от ярости. Солдаты, окружавшие его, не смогли предупредить действие моего брата, которое всех их застало врасплох. Ужаснувшись и возмутившись тем, что неприкасаемый поцеловал одежду их императора, они отпрянули и застыли, ожидая реакции Ашоки.
Глаза Ашоки запылали гневом.
— Тварь! — взревел он, выхватив сверкающую саблю из золотых ножен. — Как посмел ты коснуться меня своими нечистыми руками! Из-за тебя я теперь загрязнен так же, как и ты, и должен пройти через очищение, прежде чем смогу прикоснуться к кому бы то ни было из моей касты. Приготовься к смерти!
Не успел он размахнуться, как я выскочил вперед, прикрыв своего брата.
— Сжальтесь, Ваше величество! — закричал я в отчаянье. — Мой брат не виноват. Это я прикоснулся к Вашему величеству, а не он.
Ашока, держа в руке саблю, бросил сердитый взгляд на меня.
— Итак, ты признаешься в том, что натворил, — заревел он. — Как ты осмелился, зная, что я брахман?
— Я был голоден, — заплакал я. — Я надеялся получить милостыню. Я забыл о вашей касте.
— Ну, я научу тебя помнить об этом в будущем, — гремел Ашока. — Вытяни свои руки!
Дрожа от страха, я вытянул руки.
Сабля мелькнула, как серебристый полумесяц, и опустилась на мои руки, и тут же река крови хлынула оттуда, где они только что были. Уже почти отключившись, я услышал вопль моего брата.
— Это был я, мой господин, это был я! — кричал Парсис, и его тело содрогалось от рыданий. — Это был не мой брат, а я. Отрубите и мне руки! — И он вытянул свои маленькие ручки перед императором.
Ашока изумленно взирал на нас какое-то мгновение, и краска сошла с его лица.
— Это верно, что не ты прикоснулся ко мне? — спросил он.
Я упал на колени к его стопам, не чувствуя больше своих рук. Я не ощущал никакой боли, но из-за потери крови и физической слабости мое сознание начало меркнуть.
— Нет, Ваше величество, это был не я, — сказал я, едва удерживая сознание. — Но мой брат невиновен. Никто никогда не говорил ему о различии между кастами. Единственное, что он знает, это учение Будды, которое говорит, что все мы равны. Вот почему он осмелился прикоснуться к вам. Для него мы все братья, и сострадание правит человеческим сердцем. Простите его, Ваше величество, будьте милосердны.
Сквозь все больше сгущавшуюся пелену я услышал, как император позвал своих солдат.
— Быстро кто-нибудь остановите кровь! И позовите моего врача.
Но никто не шелохнулся. Я продолжал оставаться неприкасаемым, и никто из членов высшей касты не желал приближаться ко мне, тем более спасать мою жизнь.
Ашока повернулся к моему брату.
— Ты! Дай мне руку!
Своей саблей, на которой еще были следы моей крови, он разрезал на куски свою тунику и при помощи Парсиса туго перевязал концы обрубленных рук. Закончив перевязку, он на глазах у изумленных солдат встал на колени перед моим телом и взял в руки мою голову.
— Прости меня, — произнес он дрожащим голосом. — Прости меня. Ты всего лишь ребенок, но уже усвоил урок Будды о бескорыстном самопожертвовании.
