Суфии. Люди пути. Беседы о суфизме - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо" (книга читать онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
Если вы слишком боитесь — если вы слишком боитесь быть собой — тогда есть две возможности: либо вы станете так называемым лже-святым, вы притворитесь тем, кем не являетесь, либо вы станете преступником, отстаивая свои права вопреки закону. Но в обоих случаях вы становитесь ненормальными. Страх порождает ненормальность. Либо вы становитесь святым — так называемым святым, махатмой, лицемером — или же вы становитесь преступником. Все зависит от вашей реакции. Если вы трусливый человек, то вы станете махатмой, если вы храбрый человек, вы станете преступником. Но и то, и другое неправильно. Не нужны ни трусливые святые и лицемеры, ни смелые преступники.
Нужны смелые святые, нужны храбрые святые — это совершенно другое. Вы не можете создать их с помощью страха. И из-за мелочей человека заставили так бояться.
Послушайте эту историю.
Жил-был английский мальчик по имени Орри. Он был из очень бедной семьи. По вечерам, когда им не хватало еды на ужин, они прибегали к приготовлению блюда, известного как воробьиный пирог. И вот однажды в дверях его встретила мать и велела ему добыть несколько воробьев для пирога.
Лучшим способом охоты на них было пойти к роще на кладбище, поздно вечером. Орри осторожно подкрался, готовясь нанести мощный удар большой палкой, как вдруг упал в свежевырытую могилу, пока еще никем не занятую. Он пытался выбраться, но накануне прошел дождь, и края ямы скользили, как стекло.
Он знал, что мать пошлет кого-нибудь за ним, что она и сделала — она отправила его старшего брата. Но как только тот приблизился к могиле, случилась еще одна ужасная вещь — он тоже свалился в ту же могилу. Было темно, он не знал, что тут не один, поэтому он упирался и отталкивался, но на его конце могилы накануне прошел не меньший дождь, чем на противоположном, и чем сильнее он упирался и отталкивался, тем больнее падал на дно.
Маленький Орри наслаждался зрелищем, но он знал, что все хорошее когда-нибудь заканчивается, и поэтому решил привнести в ситуацию как можно больше драматизма. Он сел прямо в своем конце могилы, набрал воздуха в грудную клетку и со всеми жуткими и ужасными интонациями, на какие только был способен, произнес: «Дружище, почему ты не дашь человеку отдохнуть с миром?»
На другом конце могилы воцарилась гробовая тишина, потом нечто вроде ракеты взмыло над головой Орри, и его брат, который не мог преодолеть и шести футов, чтобы вылезти из могилы, с первого прыжка махнул на двадцать футов выше ее.
Страх работает! Священники рано об этом узнали — страх работает. Создайте страх, и тогда вы можете заставлять людей делать то, что хотите. Страх создает такое напряжение, что человек ставит на карту всю свою жизнь.
Вы уходите в монастыри... Люди живут в монастырях из страха, они усердно борются с сексом, с пищей, со сном. Это просто страх, страх перед адом. Или жадность — что есть другой аспект того же явления. Жадность и страх — две стороны одной монеты. Жадный человек — это боящийся человек, а напуганный человек — это жадный человек. По-настоящему смелый человек лишен и жадности, и страха. Он проживает свою природу естественным образом.
Выдающийся политик, будучи кандидатом на важный городской пост, сказал трем неграм, что он подарит жирную индейку тому, кто назовет лучшую причину быть республиканцем.
Первый сказал: «Я республикан, потому что республиканы дают черным свободу».
«Очень хорошо, Питер, — сказал политик. — Теперь, Билл, позволь мне услышать тебя».
«Ну, я, это, республикан, потому что они дают нам налоговых льгот».
«Отлично, — воскликнул политик. — Теперь Сэм — что ты можешь сказать?»
«Босс, — сказал Сэм, почесывая голову и переминаясь с ноги на ногу. — Я республикан, потому что я хочет та индейка».
Люди религиозны либо из страха, либо из жадности, они не религиозны из осознанности или из любви. Именно религии, которые создают в человеке чувство вины, и породили нерелигиозный мир.
Остерегайтесь — потому что тот же механизм был запущен и в вас. Все несут в себе чувство вины, как будто вы от природы неправы, как будто быть естественным значит быть неправым. Злость — это неправильно, секс — это неправильно, насыщаться — это неправильно, смех — это неправильно... все хорошие вещи кажутся неправильными.
Репрессии над человеком продолжаются. Но как бы ни подавляли человека, природа продолжает отстаивать свои права. Вы подавляете, а она защищает. Когда она защищает, и вы вынуждены что-то делать против вашего ума, тогда возникает чувство вины — тогда вы знаете, что вы снова пали, вы снова согрешили.
Освободитесь от вины. Если вы хотите действительно приблизиться к Богу, будьте свободными от вины. Принимайте природу, приветствуйте ее. Она совершенно прекрасна.
Секс — это хорошо, иногда даже злость — это хорошо. Когда я говорю «иногда», я имею в виду, что каждый раз, когда гнев спонтанен, это хорошо. И если вы позволяете злости эту спонтанность, вы никогда не будете накапливать злость, вы не будете несоразмерно взрываться. Ваш организм будет чистым, это будет что-то мгновенное — что-то происходит, и вы откликаетесь.
Если ваша злость спонтанна, по делу, является откликом, правдива по отношению к моменту — не реакция, а отклик — в ней есть красота. Вы просто сообщаете всем, что вы живы, ничего более.
Но если вы подавляете свой гнев — чувствуете, что злость — это плохо, злость — это дурно, не делайте этого. Когда чувствуете злость, улыбаетесь, продолжаете улыбаться, — вы накапливаете яд. Спустя какое-то время наступает предел — когда яда накопится слишком много, он взорвется. И он взорвется в ситуации, где вы будете выглядеть глупо, по-дурацки, безумно, потому что ситуация не требует такого проявления. Вы этого не замечали? Когда вы по-настоящему злитесь из-за подавления, вы всегда неуместны, ваш отклик не по делу. Он исходит из прошлого.
Например, на протяжении нескольких дней вы подавляли свой гнев в офисе, на рынке, с друзьями, в клубе, потом однажды внезапно он прорывается на вашего ребенка: вы его сильно бьете и делаете вид, что это для его же блага. Вы знаете, что он был только предлогом, что бедный ребенок совершенно без надобности страдает из-за вашей злости. И ребенок видит, что он ничего не сделал, по крайней мере, не в той степени, чтобы так жестко обращаться с ним. Вы знаете, что на лицо ребенка вы спроецировали лицо вашего начальника, вы спроецировали лицо своей жены, вы спроецировали столько лиц, столько ситуаций. И бедный ребенок стал жертвой.
Такой гнев уродлив. Такой гнев приходит оттого, что вас учили, что злость — это плохо, никогда не злись.
Все спонтанное прекрасно. Я не говорю, что нет состояний сознания, в которых гнев исчезает, — но он исчезает, только если вы спонтанны. Злость, жадность, страх, секс — все исчезает. Может наступить момент, — далеко не сразу, конечно, — когда вы приобрели опыт жизни в ее истине, в ее реальности, когда вы прожили все ее возможности, — и вот наступает момент, когда вы выросли из прежней жизни. Тогда все прежние вещи превращаются в игрушки, оставленные позади. Они выглядят детскими, незрелыми, недоразвитыми. Не то чтобы вы их осуждали, не то чтобы вы надеялись, что попадете в рай, — в них ничего нет. Вы ничем не жертвуете, нет никакой жертвы.
Хрущев хотел узнать, что о нем на самом деле думают люди. Естественно, они бы ему не сказали, если бы узнали его, поэтому он облачился в тщательно продуманный камуфляж, надел очки, наклеил усы и полетел в маленький городок на Урале.
Там он встретил крестьянина и сказал: «Скажи, что ты думаешь о Хрущеве?»
Крестьянин ответил: «Тс-с-с-с... ты что, спятил?»
Он украдкой посмотрел по сторонам и позвал главу правительства в свой дом. Там он закрыл все окна, запер двери на засов, задвинул шторы и затем прошептал: «Он мне нравится».
