Секреты Вознесения. Раскрытие космической битвы между добром и злом (ЛП) - Уилкок Дэвид (читать онлайн полную книгу .TXT) 📗
Однажды качок Стив подумал, что было бы забавно попытаться отшлепать меня на уроке физкультуры. После этого он неоднократно пытался быть меня в классе клюшкой от лакросса (игра типа хоккея). Я его даже не боялся. Я начал улыбаться и без усилий блокировал каждый удар, который он пытался нанести. Одновременно я легко тыкал его в лоб пальцами левой и правой руки. Так я давал понять, что легко могу его полностью измотать. Другие дети увидели это и начали смеяться. Я действовал, по крайней мере, вдвое быстрее, чем он, у него не было никаких шансов. Я улыбался как саркастический драчун, а он расстраивался все больше и больше, и это разрушало мою концентрацию. Он отступил и ударил меня по левой щеке так сильно, что на месте удара остались красные отметины от пальцев. Я оттеснил его назад, вынуждая беспомощно свалиться на землю. “Никогда не делай этого снова”. И все так и произошло. Он решил, что для него будет намного безопаснее быть со мной приятным, и даже шутил со мной, но сильно ударил меня в ходе игры в лакросс двумя годами позже. За все всегда воздается. Вам следует беспокоиться не только о карме, но и о самих людях и их друзьях.
Глава 8
Темная ночь души
После этой драки я в последний раз сходил в путешествие бойскаутов. Нас повели на базу ВВС Платтсбург. Мы побывали в тех же бараках и ходили в те же здания, которые увидели бы, если бы завербовались в армию или присоединились к ней по призыву. Отец жестко предупредил меня никогда не идти в армию, так как им однажды сержант-инструктор по строевой подготовке сказал: “Как только ты ставишь свою подпись, твоя задница принадлежит мне”. Мы уже носили военную униформу и тренировались с целью повышения звания, дававшего новые нашивки на одежде. Бойскауты были “воротами” в армию, и на базе чувствовалось нечто крайне навязчивое и пугающее. У меня еще было достаточно ЭСВ, чтобы явно ощущать повсюду зловоние смерти. Люди, жившие здесь, боялись за свою жизни и пребывали в глубокой депрессии от расставания со своими домами, друзьями и семьями.
Через неделю я пришел домой к Кевину, и мы решили поставить палатку и разбить лагерь на заднем дворе. Он настаивал, чтобы мы принесли все для лагеря за один раз, и это очень нас измотало. Я пытался ему помочь, но не понимал, как собирать палатку. “Дэвид, отвали. Ты не знаешь, что делаешь”. Я пошел к гамаку, бесстрашно бросился в него, и после многих безуспешных попыток в предыдущие визиты, когда мне мешал страх, мне, наконец, удалось улечься в него. Кевин работал, а я оттягивался. Он попытался натравить на меня свою собаку, Эскалибура, но это не сработало. “Подними свою ленивую задницу и помоги мне!” Я встал и долго избавлялся от листьев на одежде. Мне совсем не нравилось такое обижающее отношение.
Вдруг, позади себя я услышал свистящий звук. Я повернул голову и увидел мгновенную вспышку серебристого света. Что-то ударило меня по голове, очень-очень сильно. На этот раз свет ударил слева, как раз возле уха. Боль была невыносимой, хуже, чем на ледяной горке. Внешний край уха пребывал в полной агонии, как будто его кололи ножом и жгли огнем одновременно. Я инстинктивно схватился за ухо и, крича, начал бегать по двору. Эрик засмеялся и приказал собаке догнать меня: “Поймай его, девочка!” Колли, похожая на телевизионную собаку Лэсси, была счастлива побегать за мной. Поскольку я продолжал кричать и плакать, Кевин начал называть меня киской и сказал, что ничего не произошло, и я должен заткнуться. Я свалился на землю, и Эскалибур начал вылизывать мою руку, что эхом отражалось в ухе. Я вытянул руку, и она оказалась покрыта красным, снизу доверху. Кожи не видно. Белая рубашка повсюду забрызгана пятнами крови. Меня сильно пугало, что собака-вампир пьет мою кровь. И лишь через много лет я понял, что она пыталась спасти мне жизнь, очищая и зализывая рану.
Подбежал Кевин, увидел кровь и начал причитать: “О, Боже, о, Боже”, пока тащил меня в дом. Он оставил меня одного в ванной за закрытой дверью, а сам звал родителей и спрашивал, что делать. Он сказал, что у них есть страховка HMO, и они смогут мне помочь. Кевин приказал мне не смотреть на себя в зеркало и открыл дверцы шкафчика, чтобы они смотрели на стену. Потом он ушел. Череп и ухо пульсировали от невообразимой боли, которая делала запах жидкости для полоскания рта, старого мыла и плесени в ванной еще хуже. Через несколько минут, пока я прислушивался к тому, как Кевин мечется за закрытой дверью, я трезво повернул зеркало к себе. Плоть и хрящ на ободе уха были окружены совершенно круглым кольцом.
Я не плакал. Это был момент истины. Это произошло. Я ранен, но жив и здоров. Очевидно, Кевин метнул в меня алюминиевый опорный шест для палатки, за то, что я двигался недостаточно быстро для того, чтобы ему помогать. Это был еще один случай “слишком много мести”, но на этот раз его нелепые придирки закончились плачевно. Родители сказали, что их страховка не сможет помочь мне, и что мне следует позвонить маме и попросить меня забрать. Я рассказал маме, что Кевин “бросил в меня шест от палатки”, она подумала, что поврежден слуховой канал, и вздохнула с облегчением, когда увидела всего лишь круг на конце. Мы загрузили мой велосипед в машину, поехали домой, наложили плотную повязку на ухо, и следующие три дня я мучился от сильной боли, а круг из красного стал сине-черным.
Когда отец узнал о произошедшем, и что мы ему ничего не сказали, он был в ярости. Он потащил меня к пластическому хирургу на Union Street. Мне сказали, что большая часть шеста прошла прямо через ухо с одной стороны до другой, как нож для разрезания торта. Через всю круглую середину уха вылилось много крови, но недостаточно для отмирания ткани. В противном случае хирургу пришлось бы восстанавливать ухо с помощью хряща и кожи, взятых с других частей моего тела. Мне понадобилась срочная хирургическая операция, и мне сказали прийти через два дня. Во время операции я лежал на хирургическом столе, как раненое животное, и трясся в шоке, пока хирург делал мне в ухо многочисленные уколы новокаина, но я не плакал. Через многие слои кожи и хряща я чувствовал уколы, и было невыносимо больно. В данный момент все, что можно было сделать, – это отрезать лишнюю часть ткани хряща, сформировавшегося вокруг раны. Хирург пришел к выводу, что средняя часть останется жить.
Он сказал, что мне нужно много массировать шрам, каким бы болезненным это не было, поскольку в противном случае возникнет отек. Также хирург просил все время носить бандаж, по крайней мере, месяц, потому что, если кто-нибудь ударит меня в ухо, мне потребуется еще одна операция. Это была прекрасная возможность для всех детей, которые ненавидели меня в школе. Сейчас я стал уязвимой и прекрасной новой целью для задир, в дополнение к увеличивающемуся весу. Все начали дразнить меня Винсентом Ван Гогом и Винни. Когда дети меня видели, они радостно кричали “Винни” на весть коридор. Я не рисковал драться, так как если бы меня ударили по уху, пришлось бы делать еще одну операцию, и это ранило меня настолько, что я был полностью физически истощен. Как-то раз, кто-то из новичков спросил, что случилось с моим ухом, не упал ли я с велосипеда. Парень, которого я бил в лоб, сказал, что Кевин бросил в меня подъездную дорожку. Все чуть не лопнули от смеха, так как хорошо знали всю историю.
После ранения все ухо было красным и отекшим, как помидор. По крайней мере, два месяца я носил бандаж на ухе так, чтобы дети его не замечали. К счастью, маленький круг в середине зажил, но я решил пока не стричь волосы, пока они не станут достаточно длинными для того, чтобы полностью прикрывать ухо. Отец нанял адвоката, и мы угрожали возбудить дело против Кевина и медицинской страховой компании его семьи. Поскольку родители Кевина ругали его только тогда, когда он получал на тестах ниже 95%, они были резко настроены против меня за неприятности для своего “совершенного” сына.
Одним из адвокатов была пожилая сварливая леди-еврейка с кипами бумаг на столе и в офисе. Лучи света с трудом пробивались через старые деревянные жалюзи, демонстрируя висящие комки пыли и помогая бороться с бледным флуоресцентным светом в комнате. Неважно, какой вопрос я пытался задать о стратегии, она продолжала повторять с сильным акцентом: “Чем меньше ты скажешь, тем лучше”. Это приводило меня в ярость, но таков был ее единственный совет.
