Две жизни. Том I. Части I-II - Антарова Конкордия (читать книги бесплатно полные версии txt, fb2) 📗
На прощанье Иллофиллион велел достать чёрную коробочку Али, разделил пилюлю на 8 частей, развёл в воде одну порцию и дал девушке выпить, посоветовав ей полежать до нашего возвращения.
Мы спустились в отделение третьего класса. Здесь было уже всё прибрано, нигде не было видно и следов бури; но люди почти всё ещё лежали, не имея сил двигаться, только несколько турок были уже бодрыми. Но после принятия наших капель они стали вставать, потягиваться и выходить на палубу.
Вскоре все каюты опустели. И когда явился офицер с требованием, чтобы пассажиры четвёртого класса перешли на свои места, они с шутками, часто грубоватыми, отправились занимать свои места.
После этого мы прошли к пассажирам третьего класса, но встретились там с двумя турками, которые уже сделали среди них обход. Тогда мы вместе с ними отправились в отделение второго класса, где было много людей, неважно себя чувствовавших. Почти все они лежали и не могли есть, и наши лекарства очень пригодились.
Войдя в отделение первого класса, мы нашли здесь картину всеобщего негодования. Оказывается, разбушевавшаяся ещё в лазарете княгиня теперь так грубо срывала своё бессильное бешенство на своём муже и горничной, что соседи по каютам возмутились её поведением. Слово за слово, разгорелся скандал, в самый разгар которого мы пришли. Увидя нас, старуха подумала, что мы снова идём с капитаном, испугалась и ретировалась в свою каюту, захлопнув за собой дверь. Этому сопутствовал общий смех.
Публика здесь чувствовала себя лучше, но в некоторых каютах находились больные. К нам подошёл какой-то пожилой человек. Очевидно, он очень тяжело перенёс бурю; весь жёлтый, с мешками под глазами, он попросил нас посетить его дочь и внука, за состояние которых он боялся.
Мы прошли с ним в каюту и увидели в постели бледную женщину с длинными русыми косами и мальчика лет восьми; казалось, он был тяжело болен. Пожилой человек обратился к дочери по-гречески; она открыла глаза, поглядела на Иллофиллиона, склонившегося над ней, и сказала ему тоже по-гречески:
– Мне не пережить этого ужасного путешествия. Не обращайте на меня внимания. Спасите, если можете, сына и отца. Я не могу думать без ужаса, что будет с ними, если я умру, – и слёзы полились из её глаз.
Иллофиллион велел мне капнуть в рюмку капель из тёмного пузырька и сказал:
– Вы будете завтра совершенно здоровы. У вас был сердечный приступ; но буря утихла, приступ прошёл и больше не повторится. Выпейте эти капли, повернитесь на правый бок и засните. Завтра будете полны сил и начнёте ухаживать за своими близкими. А сегодня мы сделаем это за вас.
Он приподнял её голову с лицом бледным, как у античной статуи, и влил ей в рот капель. Затем помог ей повернуться, накрыл одеялом и подошёл к мальчику.
Мальчик был так слаб, что с трудом открыл глаза; он, казалось, ничего не понимал. Иллофиллион долго держал его тоненькую ручку в своей, прислушиваясь к дыханию, и наконец спросил:
– Он давно в таком состоянии?
– Да, – ответил старик. – Судовой врач уже несколько раз давал ему всякие лекарства, но ему всё хуже и хуже. С самого начала бури он впал в состояние полуобморока, оно не проходит. Неужели он должен умереть?
Голос старика задрожал, и он отвернулся от нас, закрыв лицо руками.
– Нет, до смерти ещё далеко. Но почему вы не закалили его физкультурой? Он хилый и слабый не потому, что болен, а потому что вы изнежили его. Если хотите, чтобы ваш внук жил, – держите его на свежем воздухе, научите верховой езде, гребле, гимнастике, плаванию. Ведь вы губите ребёнка, – сказал Иллофиллион.
– Да-да, вы правы, доктор. Но мы так несчастливы, мы внезапно потеряли сразу всех своих близких и теперь трясёмся друг над другом, – всё с той же горечью отвечал старик.
– Если вы будете и дальше оберегать друг друга таким способом, – вы все недолго проживёте. Вам надо по-другому воспитывать внука, да и всем вам надо начать новую жизнь. Если вы согласны следовать моему методу, – я отвечаю за жизнь мальчика и начну его лечить. Если выполнять моих предписаний не будете, – я не стану и начинать, – продолжал Иллофиллион.
– Я отвечаю вам головой, что всё будет выполнено в точности, – твёрдо сказал старик.
– Ну, тогда начнём.
Иллофиллион сбросил с мальчика одеяло, стянул с его худеньких ног тёплые чулки, снял фуфайку и потребовал другую сорочку. Пока он переодевал ребёнка, я по его указанию растворил в половине стакана воды кусочек пилюли из зелёной коробочки Флорентийца и ещё меньшую часть пилюли из чёрной коробочки Али. Как только лекарство смешалось, вода в стакане точно закипела и стала совершенно красной. Иллофиллион взял у меня стакан, накапал туда ещё капель из каких-то особых трёх пузырьков и стал вливать лекарство в рот мальчику крошечной ложечкой. Поддерживая голову ребёнка, я сначала подумал, что он не сможет проглотить ни капли. Но последний глоток мальчик даже допил прямо из стакана. После этого я осторожно опустил ребёнка на подушку. Иллофиллион велел мне достать самый большой флакон из аптечки, вымыл руки, и я последовал его примеру. Затем он велел мне вытянуть руку мальчика и держать её ладонью вверх, а сам стал массировать её жидкостью из флакона от ладони до плеча, каждый раз энергично растирая ладонь. Рука ребёнка из совершенно белой стала розовой, а затем покраснела. То же самое он проделал с другой рукой, потом с ногами и растёр наконец всё тело. Жидкостью из другого флакона он смазал мальчику виски, за ушами и темя.
Мальчик внезапно открыл глаза и сказал, что очень хочет есть. Немедленно, по совету Иллофиллиона, дедушка позвонил и приказал принести горячего шоколада и белого хлеба.
Пока лакей ходил за шоколадом, Иллофиллион дал капель старику и посоветовал ему тоже поесть. Сначала старик отказывался, говоря, что от качки есть не может; но когда мальчику принесли еду, сказал, что шоколад он, пожалуй, выпил бы.
Иллофиллион посоветовал ему поесть манной каши и выпить кофе, потому что сейчас шоколад ему не полезен. Пока мальчик ел, Иллофиллион внимательно наблюдал за ним. Он спрашивал, не холодно ли ему; и мальчик отвечал, что у него всё тело горит и ему ещё никогда не было так тепло. На вопрос, не болит ли у него что-нибудь, мальчик сказал, что у него в голове сидел винт и очень больно резал лоб и глаза; но что сейчас доктор, наверное, винт вынул и ему стало лучше.
Иллофиллион дал ему ещё каких-то капель и посоветовал заснуть, мальчик охотно согласился и действительно через десять минут уже спал, ровно и спокойно дыша.
– Ну, теперь ваша очередь, – сказал Иллофиллион, подавая лекарство старику.
Тот беспрекословно повиновался; затем Иллофиллион попросил его лечь и сказал, что через три часа мы ещё раз наведаемся, а пока пусть все как следует поспят.
Мы вышли из каюты, где так долго провозились, и прошли мимо толпы нарядных дам и кавалеров, которые начинали обретать свой обычный высокомерно-элегантный вид, пытались острить и флиртовать.
Итальянки нетерпеливо ждали нас в своей каюте с целыми пакетами белья и платьев, приготовленными для Жанны. Иллофиллион от души поблагодарил обеих дам, но просил отложить знакомство до завтра, так как сегодня и мать и дети, измученные бурей, ещё очень слабы. Итальянки были разочарованы, пожалели бедняжек и сердечно простились с нами.
Не задерживаясь более нигде, мы прошли прямо к Жанне.
Если бы я не проспал целые сутки, то, наверное, уже свалился бы с ног, до того утомительно было это непрерывное хождение вверх и вниз по пароходу и непрестанное соприкосновение с людьми, с их болезнями и порывами то злобы, то страха и отчаяния.
Когда мы вошли в каюту Жанны, дети ещё спали, а сама она сидела в углу дивана, тщательно одетая и причёсанная, но лицо её было таким скорбным и бледным, что у меня защекотало в горле.
– А я уже и ждать вас перестала, – сказала она, чуть улыбнувшись, но глаза её были полны слёз.
– Нам пришлось задержаться, чтобы помочь одному ребёнку, – ответил Иллофиллион с такою лаской в голосе, какой я ещё у него не слыхивал. – Но почему вы решили, что мы можем нарушить своё слово и не прийти? Можно ли быть такой подозрительной и так мало верить людям?
