Разоблаченная Изида. Том II - Блаватская Елена Петровна (бесплатные версии книг .TXT) 📗

Народ, выросший и воспитанный в течение бесчисленных веков среди всех тех психологических феноменов, о которых цивилизованные (!) народы читают, но которые отвергаются как невероятные и нестоящие, – не может рассчитывать на то, что его религиозная система будет понята, не говоря уже о том, чтобы она была по достоинству оценена. Глубочайшие и наиболее трансцендентальные умозаключения древних метафизиков Индии и других стран все обоснованы на том великом буддхийском и брахманистском принципе, на котором покоится вся их религиозная метафизика – на иллюзорности чувств. Все то, что конечно, есть иллюзия; все то, что вечно и бесконечно, есть реальность. Форма, цвет, то, что мы слышим и чувствуем или видим нашими смертными глазами, существует только постольку, поскольку это может передаваться каждому из нас через наши чувства. Для человека, родившегося слепым, вселенная не существует ни в формах, ни красках, но она существует в своей privation (в аристотелевом смысле) и является реальностью для духовных чувств слепого человека. Мы все живем под мощной властью воображения. Только высочайшие и невидимые оригиналы, эманированные из мысли Непознаваемого, являются реальными и перманентными существами, формами и идеями; на земле мы видим только их отражения, более или менее правильные и всегда зависящие от физической и ментальной структуры лица, которое их видит.

За бессчетные века до нашей эры индусский мистик Капила, которого многие нынешние ученые считают скептиком, ибо они судят о нем с обычной им поверхностью, – великолепно выразил эту идею в следующих выражениях:

И современный Шопенгауэр, повторяя эту философскую идею 10 000-летней давности говорит:

Кант, Шеллинг и другие метафизики сказали то же самое, и их школы утверждают эту идею. Объекты чувств, всегда будучи обманчивыми и изменчивыми, не могут быть реальностью. Только дух не изменяется, следовательно, он один только не есть иллюзия. Это чистая доктрина буддизма. Религия гнозиса (знания), несомненная боковая ветвь буддизма, целиком основана на этом метафизическом учении. Христос страдал за нас духовно и притом намного острее, чем страдал иллюзорный Иисус, когда его тело мучили на кресте.

В представлениях христиан Христос – это только второе имя Иисуса. Философия гностиков, посвященных и иерофантов понимала это по-другому. Слово Христос, ???????, подобно всем греческим словам, необходимо отыскать в его филологическом источнике – санскрите. В этом языке Крис означает «священный», [154] и от того индусское божество было названо Крис-на (чистый или священный). С другой стороны, в греческом языке Христос имеет несколько значений, как например, помазанный (чистое масло – хрисм) и другие. Во всех языках, хотя синоним этого слова означает чистую и священную сущность, оно означает первую эманацию невидимой божественности, проявляющуюся ощутимо в духе. Греческое Логос, еврейское Мессия, латинское Verbum, индусское Вирадж (сын) – одно и то же; они представляют идею о коллективных существах – пламенах, отделившихся от единого вечного центра света.

Таким образом, Христос как единство есть только абстракция: общее представление о коллективной совокупности бесчисленных духовных существ, являющихся непосредственными эманациями бесконечной, незримой, непостижимой ПЕРВОПРИЧИНЫ – это индивидуальные духи людей, которых ошибочно называют душами. Они суть божественные сыновья Бога, из которых некоторые только осеняют смертных людей – но таких большинство, – некоторые навсегда остаются планетарными духами, а еще некоторые – малое и редкое меньшинство – соединяются в течение жизни с некоторыми людьми. Такие богоподобные существа как Гаутама Будда, Иисус, Тиссу, Кришна и некоторые другие соединились со своими духами навсегда – поэтому они стали богами на земле. Другие, например, Моисей, Пифагор, Аполлоний, Плотин, Конфуций, Платон, Ямвлих и некоторые христианские святые объединялись с ними временами, и заняли в истории степени полубогов и вождей человечества. Когда они сбрасывают с себя свои земные обиталища, их освободившиеся души, отныне навсегда соединившиеся со своими духами, снова присоединяются к сияющему сонму, который держится вместе единым духовным единением мыслей и деяний, и носит название «помазанные». Отсюда возникла идея гностиков, которые, говоря, что «Христос» духовно страдал за человечество, имели в виду, что главным образом страдал его божественный дух.

Таковы и еще намного возвышеннее были идеи Маркиона, великого «ересиарха» второго века, как называют его противники. Согласно Тертуллиану, Иринею, Клименту и большинству его нынешних комментаторов, а именно Бунзену, Тишендорфу. Уэсткотту и многим другим, он появился в Риме в 139—142 гг. н. э. Креднер и Шлейермахер [156] оба согласны по поводу его благородного и безупречного характера, его чистосердечных религиозных устремлений и возвышенных взглядов. Должно быть, велико было его влияние, так как Епифаний, писавший более чем два века спустя, свидетельствует, что последователей Маркиона можно было найти по всему миру [475, XLII, с. 1].

Опасность, должно быть, действительно была велика и требовала срочных мер, если рассуждать, что она должна быть пропорциональной оскорбительным эпитетам и брани, нагроможденным на Маркиона «Великим Африканцем», этим цербером отцов церкви, которого мы всегда находим лающим у двери догматов Иринея [483, II, 5; cf. 9]. Нам следует только открыть его знаменитое опровержение Маркионовых «Антитезисов», чтобы мы могли ознакомиться с fine-fleur собачьего лая христианской школы; ругань эта неотступно проводилась через средние века, чтобы снова возобновиться в наши дни – в Ватикане.

Насколько твердо эти два отца, Тертуллиан и Епифаний, стояли на своей богословской почве, – можно заключить из того любопытного факта, что они безудержно яростно упрекают «эту скотину» (Маркиона) за то, что «он выскоблил абзацы из „Евангелия от Луки“, которых на самом деле там никогда не было» [483, с. 100].