Пока мы лиц не обрели - Льюис Клайв Стейплз (книги хорошего качества TXT) 📗
- Дедушка, - сказала я, - она…
- Тс-с! - шикнул на меня Лис, приложив толстый старческий палец (скольколет прошло с тех пор, как это случилось в последний раз?) к моим губам. Он взял меняза руку и повел к следующей картине.
И я снова увидела угодья богов. Я увидела Психею, которая осторожно, как кошка, крадется вдоль колючих зарослей, думая, как бы добыть хотя бы клочок золотой шерсти. И снова, еще больше, чем в прошлый раз, меня потрясло выражение ее лица. Психея была озадачена, но как бывают озадачены какой-нибудь трудной игрой; мы обе часто так смотрели на Пуби, играющую в свои бусы. Казалось, она даже посмеивается над своим замешательством. (Я замечала, когда Психея была еще ребенком, что даже наедине с собой она теряет терпение так же редко, как в обществе учителя.) Но ей не пришлось долго думать: овны увидели какого-то пришельца, подняли свои ужасные рогатые головы и кинулись на противоположный конец поля, на бегу тесня свои ряды по мере приближения к врагу, пока спины их не стали казаться сплошной золотой стеной. Тогда Психея рассмеялась, захлопала в ладоши и стала собирать драгоценный урожай с колючих ветвей.
На следующей картине я увидела Психею вместе с собой, но я была только тенью. Мы брели по горячему песку: она - с кувшином в руке, я - с книгой, полной горечи и яда. Она не видела меня, и хотя лицо ее было бледно от жары, а губы потрескались от жажды, она вовсе не казалась жалкой. Она была не более несчастной, чем когда в жаркий летний день возвращалась вместе со мной и Лисом с прогулки по холмам. Она была в прекрасном настроении, и по тому, как шевелились ее губы, можно было предположить, что она поет. У подножия гор я куда-то исчезла, а к Психее прилетел орел, взял у нее из рук кувшин, а потом принес его назад, полный воды из страны мертвых.
Мы обошли уже две стены из трех.
- Доченька, - сказал Лис, - ты все поняла?- Это правда - все, что на этих картинах?
- Здесь все правда.
- Но как она могла… правда ли, что она… совершила такое… в таких местах…и не?.. Дедушка, она подвергалась ужасной опасности, но при этом была чуть ли несчастлива.
- Потому что другая взяла на себя все ее страдания и муки…
- Неужели - я? Неужели?
- Разве ты не помнишь, что я объяснял тебе? Мы все - члены и органы единогоцелого, значит, мы - как одно тело, одно существо: боги, люди, все живое. Трудносказать, где кончается одно бытие и начинается другое.
- О великие боги! Как я благодарна вам. Значит, это и в самом деле я!..
- …несла ее муки. Но благодаря этому она со всем справилась. Или ты предпочитаешь справедливость?
- Ты смеешься надо мной, дедушка? Справедливость? Да, я была царицей, язнаю, что нельзя оставаться глухой, когда народ требует справедливости. Но не осправедливости же стенала я, брюзжала какая-нибудь Батта, хныкали разные Редивали: "Почему ей можно, а мне нельзя? Почему ей дано, а мне не дано? Это нечестно,нечестно!" Фу, какая мерзость!
- Неплохо сказано, доченька! А теперь соберись с духом и посмотри, что изображено на третьей стене.
На картине мы увидели Психею, которая спускалась по подземному ходу в глубь Земли; ход был просторным, но вел только вниз, все время вниз.
- Это последнее испытание, которое назначила ей Унгит. Она должна…
- Значит, Унгит на самом деле существует?
- Все мы, и Психея тоже, рождены в Доме Унгит. И все мы должны обрести отнее свободу. Или еще говорят, что Унгит в каждом должна породить своего сына -и умереть родами. Ты видишь Психею, которая спускается в страну мертвых, чтобыпринести оттуда в ларце красоту царицы этой страны - самой Смерти; этот ларецона должна отдать Унгит, чтобы та стала красивой. Но есть одно условие: если, изстраха ли, любезности, любви или жалости, она заговорит с кем-нибудь на обратномпути, она никогда больше не увидит солнечного света. Она должна идти молча, покане выйдет за границы царства Повелительницы Теней. А теперь - смотри!
Он мог бы меня и не упрашивать. Мы глядели не отрываясь: Психея шла, спускалась все глубже и глубже, и вокруг становилось все темнее и холоднее. В одном месте проход, по которому она шла, раздался и открылся вид куда-то вбок, откуда лился холодный свет и где стояла большая толпа людей. По одежде и выговору было видно, что это - жители Глома. Я узнала знакомые лица.
- Истра! Царевна! Унгит! - кричали они, простирая к Психее руки. - Останься с нами! Будь нашей богиней! Прими наши жертвы! Правь нами! Изрекай нам пророчества! Будь нашей богиней!
Психея прошла мимо, даже не посмотрев на них.
- Кто бы ни был ее противник, с его стороны глупо было предполагать, что онаподдастся на это.
- Постой, - сказал Лис.
Психея, глядя только вперед, спускалась все ниже и ниже, пока слева от нее снова не появился свет, а в свете - чья-то фигура. Присмотревшись, я с удивлением повернула голову, чтобы выяснить, здесь ли Лис. Лис был на месте, тем не менее человек, ставший на пути Психеи, тоже был Лис - только более старый, седой и бледный, чем тот Лис, что стоял рядом со мной.
- Ах, Психея, Психея! - сказал Лис на картине (или в другом мире, потому чтоя уже поняла, что все эти изображения - на самом деле не изображения). - Что забезумие ты творишь? Куда ты бредешь по этому подземелью? Что?! Ты думаешь, чтотак ты попадешь в страну мертвых? Это все выдумки жрецов и поэтов, детка. Ты всего лишь в заброшенном руднике. Страны мертвых, такой, о которой ты думаешь, несуществует, и богов тоже не существует. Неужели ты совсем у меня ничему не научилась? Бог, которому ты должна служить, - бог внутри тебя: разум, трезвый рассудок, самообладание. Фи, неужели ты погрязла в варварстве навсегда? А я хотел датьтебе зрелую, прекрасную греческую душу… Но еще есть время: подойди ко мне, и явыведу тебя из этого мрака на зеленый луг, под грушевые деревья, где все было таксветло, надежно, просто и понятно!
Но Психея прошла мимо, даже не посмотрев на него. Затем в третий раз заблистал свет (на этот раз - слева). В нем возникло нечто вроде женской фигуры; лицо было мне незнакомо. От взгляда на нее сердце мое наполнилось такой пронзительной жалостью, что я чуть не умерла. Женщина эта не плакала, но по глазам ее было видно - она не плачет просто потому, что у нее не осталось слез. Отчаяние, униженность, мольба, беспредельный упрек - все это можно было прочесть в ее взоре. Мне стало страшно за Психею. Я знала, что этот образ явлен ей только для того, чтобы сбить ее с пути и поймать в ловушку. Но знает ли она сама об этом? А если знает, то сможет ли, такая заботливая и сострадательная, пройти мимо? Это было чрезмерно тяжкое для нее испытание. Психея по-прежнему смотрела только вперед, но было ясно, что она все видит краем глаза. Ее трясло, а губы кривились от неслышных рыданий. Она даже прикусила губу, чтобы сдержаться. "Великие боги, спасите ее, - сказала я про себя. - Дайте, о дайте ей пройти мимо".
Женщина простерла руки к Психее, и я увидела, что из ее левого запястья капает кровь. Затем она заговорила; у нее был такой низкий и страстный голос, что мог бы тронуть любого, даже если бы произносил незначащие слова. Он мог бы разжалобить даже железное сердце.
- Ах, Психея! - воззвал голос. - Ах, дитя мое, моя единственная любовь. Вернись! Вернись! Вернись туда, где мы были счастливы прежде! Вернись к Майе!
Психея прикусила губу так сильно, что на ней выступила кровь, и расплакалась. Я подумала, что ее горе больше, чем горе этой причитающей Оруали. К тому же Оруали было легче: она могла всецело посвятить себя страданиям, Психее же приходилось еще и идти вперед, и Смерть становилась все ближе и ближе. Такова была последняя из картин.
Все погасло, и мы с Лисом снова остались вдвоем.
- Неужели мы таковы, какими увидели себя? - спросила я.
- Да. Все здесь правда.
- Но мы же говорили, что любим ее.
- Это так. У нее не было врагов опаснее нас. И чем ближе день, когда боги станут прекрасными, или, вернее, явят нам свою изначальную красоту, тем больше будет ревность смертных к тем, кто стремится слиться душой с Божественной Природой. Мать и жена, сын и друг станут стеной на пути у них.
