Сокровище чаши - Александров Глеб Юрьевич (полные книги txt) 📗
«А он ещё и шутник», - подумал я про себя и продолжил пытать его:
- А ты человек или нет?
- Не совсем.
- Это как?
- Скорее принцип: как ветер – принцип воздуха. Воздух может быть без ветра, а ветер без воздуха – нет.
- Ты принцип человека или чего?
Я откровенно не понимал, как это можно быть и человеком, и нет. Но буддист был терпелив и не спешил смеяться над моим недоумением:
- Движение не есть сам воздух, но – качество воздуха. Разум есть следствие тела, но не обязательно иметь тело, чтобы именоваться разумом.
- Так ты умер? Ты был человеком и умер?
- Но что есть смерть? Обязательный переход из одного качества в другое... Но если ты сам выбираешь, когда и в какое качество перейти, это можно назвать смертью?
Я молчал в замешательстве. Действительно, если человек стал столь могущественен, что может по желанию выбирать вместилище для своего Разума, то смена одного жилища на другое, произведённая сознательно и по доброй воле и тогда, когда ты сам этого захотел, – разве не будет она продолжением жизни?
- Хорошо, значит, ты сменил тело и стал не-телом, но потому, что сам этого пожелал?
- У меня есть тело, но не такое, как ты думаешь. И хватит об этом.
Ну вот, пришёл, пообещал отвечать на вопросы, а сам говорит, «хватит об этом». Капризный какой-то буддист… Ну да ладно, действительно, чего это я… Так, он говорил, что наблюдал за мною, с чего бы это?
- А почему ты наблюдал за мной, в чём причина?
- Ты мне интересен. Можешь быть полезен.
- Но в чём?
- Узнаешь позже.
Ну вот, опять загадки. Там - хватит, здесь - узнаешь позже…
- А как я смогу узнать, чем могу быть полезен?
Блюдце двигалось, не останавливаясь и очень быстро, почти догоняя скорость человеческой речи.
- Если ты станешь достойным, я сделаю так, что ты сможешь приехать ко мне в гости.
- Куда?
- В Тибет. В сентябре этого года. 9 сентября ты купишь билет из Москвы, 13 сентября – из Катманду. Тебе следует приехать в Шигацзе.
Я опешил. Какой Тибет? Какой Катманду? Это же жутко дорого, а у меня не всегда хватает на хлеб… Буддист тут же нашёлся:
- К сроку средства будут, не забудь - ты приглашён.
Я сидел с таким ошарашенным видом, что Елена Ивановна, сочувственно покачав головой, принесла мне стакан воды. Больше в тот вечер Буддист с нами не говорил – не захотел.
- Елена Ивановна, что вы об этом думаете?
Она посмотрела на меня своими чёрными украинскими глазами и просто сказала:
- Увидишь. Если он сказал, значит, так и будет.
- Но что вы думаете о нём, кто он такой, этот буддист?
- Наверное, один из тех немногих достигших чего-то такого, что наше воображение не может себе и представить…
В тот вечер я долго не мог заснуть, вся магия вечера рассеялась, как дым в сильный ветер, и я никак не мог успокоиться: всё думал об этом буддисте, о возможности поездки, о средствах на неё…
Постепенно воспоминания стёрлись, весь тот вечер стал казаться мне нереальным, как мир за стеклом, где и я – не я, и буддист – чистый вымысел... Да и даты отлёта, хотя и впечатались в мозг, казались ещё далёкими и нереальными, как во сне. Но это был не сон.
Шигацзе, 1741
На следующее утро я пришёл к заветной двери, после недолгого ожидания появился старик Лама.
Он опять повёл меня не в комнату с Зеркалом Правды, а к Ниг-лунг Римпоче.
Сердце моё тут же наполнилось радостью от предстоящей встречи.
Благословенный стал для меня чем-то очень важным в жизни, он занял в ней то место, которое люди оставляют для самого святого и чистого, для самого возвышенного – для того, чему поклоняются и о чем проливают священные слёзы; чему молятся и к чему обращаются в минуты глубочайшего счастья и несчастья, доверяя самые главные тайны; кого просят о прощении за проступки, в глубине сердца будучи глубоко убеждёнными, что если попросить искренне и честно, то прощение непременно будет даровано, – так я стал относиться к Римпоче, и каждое ожидание встречи заставляло моё сердце бешено колотиться от счастья и волнения.
Так и сейчас, поднимаясь по старым деревянным ступеням, я думал о том, какое это счастье – знать Римпоче лично и общаться с Ним. Я вспоминал слова, что Он сказал мне, и Его прикосновение…
Мы вошли в его комнату, он читал, сидя вполоборота к входу.
Мы сели на циновки у двери.
Улыбнувшись нам, он отложил свиток, которому на вид было несколько сотен лет – так он был стар, – и сразу заговорил:
- Основной цели ты достиг, поздравляю. Ты сам уже понял, что смог отличить видение неверное от верного. Это – главное испытание для претендентов на ученичество. То, что ты смог, показывает, что в тебе есть необходимое зерно, без которого обучение невозможно. Почему – поймёшь позже.
Он встал и, скрестив руки на груди, закрыл глаза. Старик Лама положил руку мне на плечо и легонько надавил, давая понять, что я должен склониться.
Сидя на коленях, я склонился так, что видел только старые вытертые половицы, и тут же Римпоче произнёс:
- Во имя Благословенного Татхагатты, Шанкьямуни Гоатамы Будды, я беру этого молодого Ньянг-мо себе в ученики на испытание. Встань, упасака.
В глазах у меня потемнело от волнения, я встал, но колени мои задрожали.
- Отныне ты принят и можешь стоять прямо перед своим Гуру, ты заслужил это право.
Голос его был торжественен и, вместе с тем, ласков. Я не знал, что мне и думать, только чувство огромной благодарности к этому великому человеку переполняло меня. Мне казалось, что ради него я готов на всё.
Видя, что я переполнен чувствами, мой Гуру не стал меня задерживать, знаком предложил старику Ламе подняться и идти вместе со мной.
Вот так легко и буднично, без всяких ритуалов и пышно обставленных Посвящений, я прошёл Испытание и стал учеником у самого уважаемого в этих местах Гуру.
Я по-прежнему жил дома, со своими родителями, братьями и сёстрами, здесь же, где и родился, – в нашем доме в Шигацзе, недалеко от монастырских стен, и каждое утро приходил к заветной двери, ведущей в потаённую комнату с Зеркалом Правды, а вечером уходил домой. Ученик в миру, упасака, - так теперь звали меня все, даже домашние.
Родители стали мною гордиться: стать учеником такого уважаемого Учителя в городе, где монастырь занимал площадь большую, чем весь остальной город, было большой честью не только для меня, но и для семьи, которой я принадлежал. И даже соседи стали уважительно раскланиваться перед моими родителями при встрече, а те, гордо прохаживаясь по улицам и рынку, с важным видом рассказывали, что они всегда верили в меня и знали, что я стану великим человеком. Конечно же, это была не совсем правда, меня частенько называли балбесом и чаще кормили подзатыльниками, чем сладостями, но это было в прошлом и мало кого интересовало.
Друзья и родственники стали слегка кланяться при встрече со мною, лучшая пища за общим столом накладывалась сначала в мою чашку, но меня это мало заботило: я был увлечён обучением, которое занимало теперь весь мой внутренний мир.
Теперь Зеркало Правды рассказывало о временах давно минувших, а старый Лама, который, видно, уже в сотый раз всё это показывал и комментировал, без особого интереса смотрел на меня.
Зато я с великим любопытством впитывал всё, что видел.
А видел я много такого, о чём даже и рассказать своим родным нельзя было. Нет, мне никто не запрещал, но как объяснить то, чему веришь с трудом, даже когда видишь? Как найти слова для того, что было миллионы лет назад и названия для чего нет в человеческом языке?
Иногда к Зеркалу приходил Гуру, и тогда я узнавал самое интересное, самое захватывающее.
Благословенный раскрывал мне те тонкости значений событий и смыслов, которые ускользали от моего внимания из-за грубости и нетренированности моего восприятия. Я начинал понимать, что главное – это не видеть. Главное – это понимать внутренний смысл.
