Работа, секс, деньги. Повседневная жизнь на пути внимательности - Ринпоче Чогьям (читать книги полностью TXT) 📗
Эго зависит от подтверждений, поступающих из окружающей его относительной реальности. Когда внешние явления становятся проблемными, начинает набирать силу паранойя эго, и в его играх начинают появляться пробелы. Таким образом, лучший способ увидеть отсутствие эго заключается в том, чтобы использовать смущение, которое возникает, когда эго взаимодействует с реалиями повседневной жизни – проекциями внешнего мира. Термин «проекции» в данном случае относится к деятельности эго, которая составляет или формирует наши, на первый взгляд, чёткие правила физического существования. Этот взаимообмен состоит из самых разных взаимодействий с людьми и физическими ситуациями, естественным образом включающими в себя источники, в которых берут начало страсти эго и агрессия. Итак, если мы находимся в полном контакте с феноменальным миром и наблюдаем его игру неотрывно и во всей полноте, то самосознавание эго уходит из центра нашего внимания и уже не играет столь важную роль. Слившись с внешними ситуациями, мы перестаём увлекаться централизующими играми эго. Мы начинаем понимать, что безопасность не так уж важна. Так взаимосвязь с нашим живым миром, нашей повседневной реальностью становится способом преодоления психологического материализма.
Таким образом, медитативные дисциплины, которые рекомендовали нам великие учителя, должны сопровождаться взаимодействием с миром. Практику медитации можно описывать как учебный полигон, и фактическое применение этих упражнений нашего полигона происходит при работе с ситуациями будничной жизни. Поэтому темы работы, секса и денег становятся столь актуальными для нас. Духовность учит нас справляться с ситуациями повседневной жизни.
Если вы станете скрупулёзно изучать историю буддийской традиции, то увидите, что отшельники не всё время ведут уединённый образ жизни. Это верно даже для тех ситуаций, когда даётся обет всегда оставаться в затворничестве. Говорят, что отшельничество не заканчивается полностью до тех пор, пока не вернёшься к прежним обстоятельствам своей жизни. Тогда твоё отшельничество закончено. Например, Миларепа, великий тибетский буддийский практик и учитель, дал обет считать пещеру, в которой он уединился в затворе, собственной могилой. Он стал отшельником с этой установкой, но в конце концов не смог полностью отключиться от мира. Мимо пещеры проходили охотники, собиравшие перья для своих стрел, и другие люди иногда заходили к нему, чтобы задать какие-то вопросы. В конце концов он был вынужден двигаться дальше: покинуть своё убежище и выйти в мир. Ему пришлось отказаться от отшельнического образа жизни.
Рассказывают также историю об Анатапиндике, который был учеником Будды и большим благодетелем монашеской общины. Он устраивал центры медитации для монахов и кормил их; он создал условия, в которых Будда мог учить людей. Без него во времена Будды было бы просто невозможно распространять учения в столь широком масштабе. Анатапиндика спросил Будду, должен ли он отказаться от своего служения сангхе, чтобы посвятить себя исключительно практике медитации. Если бы он так поступил, это могло бы быть полезным для него, рассуждал он, однако такой поворот не мог быть благоприятным в целом, поскольку он перестал бы помогать другим людям, заботясь об их пропитании и крыше над головой. Будда ответил, что ему следует оставаться мирянином. Наилучший способ, которым он мог служить Трём Драгоценностям, Будде, Дхарме и Сангхе – и идти своим путём к просветлению, – состоял в том, чтобы практиковать, оставаясь мирянином.
Применительно к нам ответ на этот вопрос будет зависеть от конкретной ситуации каждого из нас. В своём решении вы руководствуетесь тем, во что уже успели вовлечься в этой жизни. Одна тибетская поговорка гласит, что лучше ничего не начинать, но, если взялся за что-то, нужно довести дело до конца. Поэтому, если вы уже стали домохозяином, то у вас может и не быть возможности переменить этот образ жизни, но вы всё равно можете практиковать. Однако есть и другие возможности: если кто-то волен делать по жизни всё, что ему заблагорассудится, он может сделать выбор в пользу почитания сакральности этой свободы тем, что возложит на себя ограничения и будет жить в течение какого-то времени созерцательно, как отшельник или монах. В буддийской традиции к отшельничеству, кажется, подходят совсем не так, как в некоторых христианских традициях монашеского затворничества, где человек даёт обет просидеть взаперти, за решёткой до конца своих дней. В буддийской традиции уважают принцип отшельничества и созерцательной жизни, но там всё же остаётся некое служение сансаре, обычному суетному миру, в котором мы живём. Это похоже на обязательство воздать миру должное за его доброту.
В данный момент у нас нет ясного понимания того, как нам вести себя в обычных ситуациях нашей жизни. Следует ли нам отказаться от мирского образа жизни как от чего-то неблаговидного? Нужно ли стремиться жить в миру максимально достойно и эффективно? Или нужно всё делать спустя рукава? Поначалу ни один из этих вопросов не основывается на твёрдом и ясном понимании. Это просто спекуляции. Мы считаем, что должно быть какое-то достойное, правильное поведение, но мы не знаем, в чём оно заключается, поэтому делаем всё как придётся, надеясь на лучший исход. Этот бессистемный подход лишён лежащей в основе практики медитации дисциплины, которая только и может дать устойчивое понимание, полное ясности.
В данном случае практика медитации – это вовсе не вопрос построения чего-либо, что явится подходом духовного материализма. Скорее медитация просто даёт нам возможность быть и открываться, используя определённые методы, позволяющие снять эгоцентрическую поглощённость тактикой и стратегией. С помощью медитации мы развиваем умение ничего не делать, абсолютно ничего, в физическом и психологическом отношении. Единственный способ ничего не делать состоит в том, чтобы выбрать себе какой-то предмет и относиться к нему так, как будто это ничто. Такая техника медитации является частью традиции. Мы выбираем в качестве объекта медитации такие вещи, как дыхание или ходьба. Но эти вещи прозрачны, у них нет индивидуальности. Все дышат. Все ходят. Таким образом, мы выбираем техники дыхания и ходьбы, как обыденные и очевидные.
Полностью освоив такие техники, мы достигнем точки, в которой в нашей практике начнут возникать психологические пертурбации. Подсознательные скрытые эмоции начинают просачиваться к поверхности и проявляться. Иначе говоря, практика медитации с использованием таких доступных методов, как работа с дыханием, становится практикой ничегонеделания, что создаёт ясный экран, на фоне которого будет замечаться и распознаваться всё появляющееся.
Это способ взаимодействия с явлениями на внутреннем плане. В медитации вы не взаимодействуете с людьми или с внешним миром вербально или физически, и всё же практика является способом установить прямую связь с явлениями, а не увязнуть в централизующих играх эго. Медитация – это не способ уклоняться: вы не прячетесь, не укрываетесь от мира. На самом деле вы укореняетесь в мире. До этого момента мир не имел возможности показать нам своё наиболее полное выражение, потому что мы никогда не позволяли этому случиться. Мы постоянно чем-то соблазнялись. В то же время мы всё время упускали возможности. Всякий раз, когда возникает потрясение или переполох – всевозможные энергии активизируются, – наш ум занят чем-то другим. Мы никогда не осознаём эти вещи должным образом. Но в медитации возникает предчувствие предстоящего открытия. Медитация позволяет нам видеть скрытые вещи, поэтому мы не упускаем ни одного момента энергии или потрясения. Мы видим их ясно именно потому, что не оцениваем через осознание своего «я». Оценка требует больше самосознания, но в то же время мы, давая оценки, упускаем что-то другое. Мы не замечаем эффектов, которые производят эти энергии, возникающие в нашем сознании.
Таким образом, в данном случае медитация является способом развития ясности, которая позволяет нам отчётливо и ярко видеть ситуации повседневной жизни, а также наши мыслительные процессы, благодаря чему мы можем устанавливать прочную и тесную связь и с первыми, и со вторыми.
