Две жизни. Том I. Части I-II - Антарова Конкордия (читать книги бесплатно полные версии txt, fb2) 📗
Мне было очень жаль бедняжку. И я всячески старался не переходить границы дружеской беседы, не впадая в тон наставника. Между тем Жанна на моих глазах как-то странно менялась. На её молоденьком личике уже не играла та улыбка, которой оно всегда светилось, когда я бывал с нею, но и отчаяние тоже сошло с него. Печаль, суровая решительность – точно она внезапно стала старше меня – словно отделили её от меня каким-то кругом, в котором она и замкнулась.
Мы молча сидели у детских постелей, и мысль моя вернулась к Хаве. Какой сильной и мужественной женщиной она мне казалась теперь! И как нужна была бы её чёрная рука помощи этой хрупкой и тоненькой матери.
– Вы не думайте, что я слабая и боюсь труда, – внезапно вырвал меня из мира грёз дрожащий голосок Жанны. – Нет, я не боюсь труда. Я просто слишком сильно любила моего мужа. И, потеряв его, я смешала мою любовь к нему и слёзы о нём с любовью к детям и страхом за них. Но я начинаю понимать, что страх губит мои силы, приводит меня в отчаяние, и я приношу вред моим детям. Мне только сейчас становится ясно, на какую ужасную жизнь я буду обречена, если не найду в себе мужества жить только для детей и быть им защитой, а буду оплакивать свою печальную судьбу женщины, потерявшей любимого.
В дверь постучали, вошёл сияющий верзила и доложил, что Иллофиллион просит меня в первый класс, где снова заболела итальянка. Я простился с Жанной и почувствовал, что нанёс ей своими словами какую-то не то рану, не то разочарование. И её рукопожатие было менее горячим, а лицо всё оставалось таким же суровым.
Быстро поднялись мы с верзилой в отделение первого класса, где царила паника; очевидно, качка вызывала кошмарные воспоминания о недавней буре и страх.
Я застал Иллофиллиона в каюте синьор Гальдони, где старшая была вся в слезах, а младшая снова лежала как мёртвая.
– Это и есть тот тяжёлый случай, Лёвушка, о котором я тебе сказал в первый же раз. При каждом сильном волнении будет наступать такое обмирание, пока синьора Мария не научится в совершенстве владеть собой, – обратился ко мне Иллофиллион.
– Нет-нет, я ничего особенного ей не сказала, – раздражённо и чересчур громко сказала синьора Джиованна. – Я только хотела предупредить новое несчастье. Довольно с нас и одного горя.
– Вы так громко говорите, что привлекаете внимание соседей, – тихо сказал ей Иллофиллион. – Надо помочь вашей дочери прийти в себя, но это не так легко; и если вы будете кричать, мои усилия могут остаться бесплодными. Если вы не можете найти в своём сердце столько любви, чтобы думать о жизни вашей дочери и все свои силы устремить на помощь ей, а не на мысли о своих волнениях – лучше покиньте каюту. Всякие проявления эгоизма и раздражительности мешают в моменты опасности.
– Простите мне моё безумие, доктор. Я буду всем сердцем молиться о ней, – стараясь сдержать слёзы, сказала мать.
– Тогда забудьте о себе, думайте о ней и перестаньте плакать. Плачут всегда только о себе, – ответил Иллофиллион.
Он велел мне, как и в первый раз, приподнять девушку и влить ей в рот лекарство, ловко разжав ей зубы. Затем он сделал ей укол и искусственное дыхание с моей помощью.
Но все усилия остались тщетными. Тогда он свернул бумагу в трубочку, заполнил её сильно пахнущим порошком, поджёг и поднёс к самым ноздрям девушки. Она вздрогнула, чихнула, кашлянула, открыла глаза, но снова впала в беспамятство.
Тогда Иллофиллион брызнул ей в лицо водой, к шее приложил горячую грелку и снова зажёг трубочку с травой. Она вторично вздрогнула, застонала и открыла глаза. Иллофиллион, с моей помощью, посадил её и сказал:
– Дышите ртом и как можно глубже.
Я держал девушку за плечи и чувствовал, как тело её содрогается при каждом вдохе.
Мы ещё долго не отходили от неё, пока она не пришла в себя окончательно. Иллофиллион велел напоить её тёплым молоком, запретил разговаривать с кем бы то ни было и укрыл тёплым одеялом. Матери девушки он сказал, что бури больше не будет и через час-другой море будет совсем спокойно.
Мы вышли на палубу, где нас ждала целая группа людей, во главе которой стоял несчастный муж злющей княгини. Молодой человек имел очень плачевный вид. На его левой щеке красовался тёмно-синий кровоподтёк, правый глаз весь опух, точно его поколотили в драке. Вид его был так жалок, что даже смешной контраст между элегантным костюмом и кособокой цветной физиономией не вызывал смеха. А молящее выражение его единственного здорового глаза говорило о настоящей трагедии, переживаемой этим человеком.
– Доктор, – сказал он дрожащим слабым голосом. – Будьте милосердны. Я, право, не виноват в выходках моей жены. Судовой врач отказывается зайти к нам, под предлогом, что у него много больных. Он думает, что княгиня наполовину притворяется, а наполовину больна от страха. Но я уверяю вас, что она действительно умирает. Я никогда не видел её в подобном состоянии. Она уже не может ни кричать, ни драться. Она очень, очень стара. Будьте милосердны, – лепетал он. – Для меня и многих будет страшная драма, если я не довезу её до Константинополя…
Иллофиллион молча смотрел на этого несчастного человека, а передо мной в один миг мелькнула загубленная жизнь, проданная за деньги отвратительной старухе. Не могу сказать, как поступил бы я на месте Иллофиллиона, он же тихо сказал: «Ведите».
– О, благодарю вас, – пробормотал муж княгини, и мы двинулись за ним в каюту № 25.
– Я скоро вернусь к вам, – сказал Иллофиллион обступившим его со всех сторон пассажирам. – Я обойду всех, кто будет нуждаться в моей помощи. Не ходите за мной, ждите меня здесь.
Ужасное зрелище представилось нам, когда мы вошли в каюту. Среди страшного беспорядка мы увидели нечто уродливое, седое, бездыханное, лежавшее на койке с отвисшей беззубой челюстью. Это нечто даже не напоминало разъярённую старуху в парике, скандалившую в коридоре лазарета.
Иллофиллион подошёл к постели, потрогал руку, лоб и шею лежавшей подобно трупу княгини и перевёл взгляд на мужа, единственный здоровый глаз которого выражал страх и ожидание приговора.
– Ваша жена жива, – сказал ему Иллофиллион. – Но нельзя ждать, что она полностью поправится. Её разбил паралич, и двигаться она не сможет. Восстановится ли у неё способность говорить и двигать руками – об этом можно будет сказать только тогда, когда я приведу её в чувство, а вы выполните все те процедуры, которые я ей назначу.
– Я готов со всем усердием ухаживать за ней, лишь бы она осталась живой до Константинополя. Там она должна встретиться со своим сыном, моим двоюродным братом, и уж будь что будет. Лишь бы никто не заподозрил меня, что я её в дороге уморил, – сказал муж.
С этими словами он опустил голову на руки и заплакал как ребёнок.
Не могу сказать, какие чувства говорили во мне сильнее: презрение к здоровому мужчине, торговавшему своим титулом из нежелания работать, или сострадание к человеку, не осознающему ценности независимой трудовой жизни.
Если бы я не провёл столько времени в кругу таких высоконравственных людей, как Флорентиец и Иллофиллион, я бы грубо отвернулся от внушающего мне отвращение князя. Но сейчас в моём сердце не было места осуждению, я только почувствовал ещё раз свою неспособность помочь ему.
– Мужайтесь, друг, – услышал я голос Иллофиллиона.
Князь поднял своё залитое слезами лицо и сказал твёрдым голосом, какого я от него не ожидал:
– О, доктор, доктор! Сколько ужаса я вынес за эти три года! Сколько мук стыда и унижения я вытерпел за свою безумную ошибку. Эта праздная жизнь измучила меня хуже всякой пытки. Только спасите ей жизнь! Я сдам её на руки её сыну и начну работать. В новой жизни я постараюсь вернуть себе уважение честных людей, которое потерял – даже если бы мне пришлось стать нищим!
И он снова опустил своё изуродованное лицо.
– Мужайтесь, – ещё раз сказал Иллофиллион. – Начать жить по-новому, самостоятельно зарабатывать себе на хлеб никогда не поздно. Не надо и нищенствовать, мы вам поможем найти работу, если вы этого захотите. Но я думаю, что вам надо пока остаться при вашей жене. Она ведь знает вашу честность и никому, кроме вас, не доверяет. Но даже и вам она не сказала правды, насколько она богата. Теперь же, без ног и, может быть, без рук, она не согласится ни минуты быть без вас. Только вам одному она и верит. Исполните сначала ваш долг мужа и душеприказчика при ней, а тогда уж начинайте новую жизнь. И если захотите работать, я скажу вам, как и где меня найти.
