Жизнь высших миров - Оуэн Вейл (хороший книги онлайн бесплатно txt) 📗
Даже тем, кто попал в ад, известен этот символ, не так ли?
Вы правы, как это ни печально. Позвольте мне рассказать об этом подробнее, поскольку, как нам известно, на Земле есть много людей, которые не испытывают к этому символу должного уважения, ибо они не понимают. Мне часто доводилось бывать в более темных сферах, хотя в последнее время я туда не спускался, слишком много было другой работы. Но когда я бывал там, я пользовался этим символом очень осторожно, зная, какие мучения он причиняет бедным душам, которые на самом деле давно и жестоко мучают сами себя.
Не могли бы вы рассказать мне хотя бы об одном случае практического использования этого символа?
Однажды мне было поручено отыскать человека, который, по странному недоразумению, был перенесен, после того как покинул Землю, во Вторую Сферу. Но он был не готов к жизни в этой сфере, его природа тяготела к нижестоящим мирам. Пожалуй, мне стоит рассказать вам об этом во всех подробностях. Такие случаи, как этот, происходят редко и не остаются незамеченными. Подобные ошибки иногда случаются по вине проводников, не обладающих достаточным знанием. Их рвение порою превосходит их способность читать в душах человеческих, и, когда к нам приходит личность сложная и неоднозначная, не исключены ошибки. И вот я спустился в сумрачные сферы, подождал, пока чувства мои привыкнут к полумраку, и приступил к поискам. Я ходил из города в город, пока наконец не подошел к городским воротам, за которыми ощутил его присутствие. Вы, вероятно, пока еще не очень хорошо понимаете, что я имею в виду. Пусть так, но когда-нибудь вы всё равно поймете. Итак, я вошел в город и сквозь сумрак направился к площади, где обнаружил огромную толпу. Воздух казался красноватым, как в кузнице, дрожащим и мерцающим; его цвет и движение менялись в зависимости от настроения толпы, которая то возбуждалась, принимаясь яростно кричать, то, успокаиваясь, замирала. А на каменном постаменте стоял человек, которого я искал. Резким и не терпящим возражения голосом он что-то говорил собравшимся; и я встал позади всех, чтобы послушать.
Он говорил им об Искуплении и об Искупителе — не называя имени, но только ссылаясь на него. Дважды или трижды я видел, что Имя готово сорваться с его губ, но этого так и не случилось. Всякий раз, когда он собирался сделать это, гримаса боли искажала его лицо; он плотно стискивал ладони и на некоторое время умолкал, после чего, так и не назвав заветного Имени, продолжал свою речь. Но никто из собравшихся на площади не сомневался, что он имеет в виду Его. Довольно долго он убеждал их покаяться; говорил им о том, что с ним сделал недостаток духовного знания; как он был низринут, едва увидев Небо и свет, в печальный сумрак нижних миров, наполненных болью и сожалением. И вот к чему он призывал своих слушателей: он говорил, что, хотя и вынужден был спуститься вниз, глаза его остались открытыми, и что он хорошо запомнил путь, способный привести род человеческий обратно к свету. Однако путь этот долгий и трудный, похожий на непрерывное восхождение в темноте. Поэтому он призывал их добровольно отправиться вместе с ним, чтобы идти вперед единым стадом и помогать друг другу в дороге, ибо только так они могут достичь цели — вечного блаженства. Но никто из них не должен останавливаться в дороге, потому что идти придется через дремучие леса и ущелья, и тот, кто отобьется от стада, заблудится навеки и будет бродить один. Куда именно этот несчастный может забрести, проповедник не говорил, но подчеркивал, что странствовать ему придется в темноте, то и дело подвергаясь нападкам лукавого, притаившегося в этих сферах, чтобы пробуждать ужас и неистовство в тех, кто окажется в его власти. Так что всем последователям нашего проповедника надлежало идти вослед его Знамени, которое он понесет впереди, ибо в этом случае им нечего будет бояться. Его Знамя станет для них символом великой силы, которая не оставит их на протяжении всего пути.
Такова была суть его речи; и я заметил, что многие из собравшихся всерьез задумались над его словами. Некоторое время он стоял перед ними молча, но затем из толпы кто-то выкрикнул: «О каком знамени ты нам говоришь? И что будет на нем начертано? Мы хотим знать, кто нас поведет».
И тогда стоявший на камне посреди площади человек поднял вверх руку и попытался прочертить ею сверху вниз линию, но не смог. Он пробовал снова и снова, но его руку как будто сковывало что-то всякий раз, когда он пытался совершить крестное знамение. Наконец (для меня это было мучительное зрелище, потому что я знал его), он испустил глубокий вдох и заплакал от бессилия, а рука его безжизненно повисла.
Но вот он снова воспрянул духом и выпрямился, всем своим видом демонстрируя решимость. Он заметил, что упавшая рука сама по себе прочертила в воздухе вертикальную линию; и произошло чудо: путь ее движения обозначился перед ним едва заметной полоской тусклого света. И вот он еще раз, с усилием и опасением, поднял руку вверх, отвел ее чуть выше середины светящейся линии немного в сторону и попытался провести поперечную полосу, завершая знак креста, но снова не смог это сделать.
Я мог читать его мысли, и мне было понятно, что он вознамерился сделать. Он хотел начертить перед людьми знак, которым собирался украсить свое путеводное знамя, — Знак Креста. Мне стало жаль его, и я приблизился к нему и встал рядом с ним. Сперва я еще раз медленно прочертил перед ним поверх старой, едва заметной вертикальной полосы света новую, после чего она засияла так, что осветила всю площадь и лица собравшихся. Затем я провел поперечную черту, такую же яркую; и мы оба стали невидимы для толпы, поскольку нас затмил ослепительный свет, исходивший от сияющей фигуры.
Тут я услышал дикие крики и жалобные вопли. Сияние Креста немного ослабело, и я увидел, что все собравшиеся пали ниц и корчатся в пыли огромной площади, стараясь спрятать лица, чтобы не видеть, забыть только что увиденное. И дело здесь было даже не в том, что им был ненавистен Крест, ибо они уже прошли через раскаяние; но сам этот прогресс, заставивший их горько сожалеть о прежних прегрешениях, вынуждал их теперь страдать от боли — раскаяние смешивалось в них со стыдом за ранее содеянное и за собственную неблагодарность, из-за чего их страдания становились еще более тяжкими.
Только стоящий рядом со мной не стал вопить и пресмыкаться; он молча опустился на колени, закрыв лицо руками, и дважды совершил земной поклон, исполненный боли и раскаяния.
Я понял тогда, что поторопился и вместо того чтобы утешить этих людей, заставил их страдать. Мне стоило немалых трудов снова успокоить их, взяв на себя обязанности моего друга и продолжил начатые им увещевания. В конце концов мне удалось восстановить спокойствие и благополучно выполнить свое поручение, но впредь я дал себе зарок быть более осмотрительным в использовании этого могущественного символа в сумрачных царствах, дабы не причинить новую боль тем, кто и так уже достаточно настрадался по своей вине.
Вы назвали проповедника своим другом?
Да, он был моим другом. Мы изучали философию в одном университете, когда жили на Земле. Он старался жить достойно и иногда был способен на благородные поступки, но скорее привык считаться благочестивым, нежели действительно был таковым. Однако теперь он движется вверх и делает немало добра своим ближним.
Могу сказать вам, что эти люди всё-таки получили свое Знамя. Правда, сделано оно было не слишком искусно — просто пара сучьев, кривых и шишковатых, как все деревья в этом мрачном царстве. Они связали их вместе и нарекли «крестом», хотя перекладина то и дело сбивалась то в одну, то в другую сторону, так что сооружении можно было назвать весьма нелепым, если бы не смысл, который они вкладывали в этот символ, и не серьезность, с которой они к нему относились. Для них он олицетворял реальную силу и Того, от Кого эта сила исходила, и потому был подлинно Священным Символом, за которым они могли следовать в благоговейном молчании и без страха. А полоска алой ткани, которой они связали вместе перекладины креста, развевалась, как настоящая кровь. И они отправлялись за своим крестом в долгий, очень долгий, зачастую тяжелый и тернистый путь — всё время вверх, к Вершинам, где, как они знали, их ждет свет.
