Загадочные явления - Резько Игорь Васильевич (первая книга .txt) 📗
ЯВЛЕНИЕ ПРИЗРАКА РЫЦАРЯ
В "Русском Архиве", журнале конца XIX в., печатался очень интересный дневник В. А. Муханова, в котором рассказывается о явлении призрака. Случай этот произошел в одной из западных губерний в имении, некогда принадлежавшем князю Зубову, с графом Сухтелен, женатым на графине Зубовой, племяннице владельца имения.
Однажды граф Сухтелен стоял со своей бригадой недалеко от этого поместья, куда должен был съездить по делам службы. На второй или третий день после приезда он пожелал, чтобы ему построили недалеко от дома беседку или павильон, где он мог бы находить убежище от дневного зноя. Начали работать, и на другой день управляющий пришел сказать графу Сухтелену, что рано утром на том месте, где строится павильон, нашли скелет рыцаря, покрытого боевыми доспехами и броней. Сняв со скелета все металлические принадлежности, Сухтелен велел положить его в гроб и в присутствии священника с молитвой опустить в землю на кладбище. Вечером граф рассматривал доспехи, рылся в книгах и пытался определить, к какому веку принадлежал воин-мертвец. Настало время сна. Оставив доспехи и книги, он лег в постель, отпустил слугу и погасил свечу. При тихом мерцании месяца, свет которого проникал в комнату, граф вскоре увидел приближающегося к нему рыцаря. Он вздрогнул и позвонил; вошел слуга со свечой, и рыцарь исчез. Через несколько минут огонь был опять погашен. Призрак снова явился, наклонился к Сухтелену и, прикоснувшись ледяными устами к губам его, снова исчез. Вероятно, он приходил благодарить за молитву. Граф рассказывал об этом событии, добавляя, что никогда раньше чувство страха не владело им в такой степени, как в эту ужасную ночь.
ПРИВЕТ ИЗ МОГИЛЫ
"У меня есть знакомая ирландка, – пишет В. Стэд, – бывшая замужем за одним видным чиновником в Дублине.
Овдовев, она через некоторое время снова вступила в брак, оказавшийся крайне неудачным. Второй ее муж, инженер, был необыкновенно талантливым человеком и отличался блестящим умом. К несчастью, честность не находилась в числе его достоинств. В один далеко не прекрасный для нее день моя приятельница узнает, что ее муж уже женат и, мало того, что первая жена его жива и здорова.
Моя приятельница, женщина с сильным характером, узнав роковую для нее весть, тотчас же оставила мужа и уехала в Лондон.
Ирвинг Ф., ее муж, узнав только через два года, что она живет в Лондоне, бросил свою семью, с которой он находился в Италии, и приехал к своей второй, страстно любимой жене.
Сцены, происходившие в это время между ними, были крайне тяжелы и даже грозили закончиться трагически. К счастью, обманутая им женщина хотя тоже безумно любила его, но обладала настолько твердым характером, что, несмотря на целый ряд бурных сцен, наотрез отказалась сойтись с ним снова. Отвергнутый уехал в Италию, осыпая ее горькими упреками.
Через несколько месяцев после его отъезда моя приятельница пришла ко мне и сказала, что она боится, что с ее "мужем" случилось что-нибудь дурное, потому что накануне вечером его голос громко позвал ее из-за окна, а ночью она ясно видела его самого у себя в комнате. Бедная женщина была сильно опечалена этим событием. Я посмеялся над ее впечатлительностью и приписал все это галлюцинации, вызванной пережитыми бурными сценами при расставании с любимым человеком. Но не прошло и недели, как она получила из Италии письмо, извещавшее ее, что Ирвинг Ф. скоропостижно скончался в такой-то день и час.
Потом я узнал, что несчастный человек был в страшном отчаянии от разлуки со второй женой и все время по возвращении из Лондона в Италию пил горькую. В пьяном же виде он вышел как-то из дому и был найден мертвым в тот самый вечер, когда его голос звал из-за окна любимую жену. Никто не знает, умер он естественной смертью или же лишил себя жизни сам.
На днях я написал леди Д. Ф., прося ее письменно изложить мне, насколько она может подробнее, все, что она видела и слышала во время этого загадочного события".
"В конце лета 1886 года, – так начинает свое письмо леди Джорджина Ф., – мы с Ирвингом находились в Италии, на берегу Неаполитанского залива. Жили мы в гостинице "Вашингтон", в комнате № 46.
В это счастливое для меня время я еще считала себя законной женой Ирвинга, и мы крепко любили друг друга.
Семья его была против нашего брака, и вот както утром, разговорившись о наших семейных делах, мы давали друг другу клятвы в том, что никогда и ничто не разлучит нас: ни бедность, ни клевета, ни преследования его родных, словом, ничто земное. Оба мы говорили, что согласимся скорее умереть, чем расстаться друг с другом.
От жизни земной разговор наш перешел на загробную, и мы долго беседовали о будущей жизни душ умерших людей.
Я интересовалась вопросом, могут ли души умерших сообщать о своем переходе в лучший мир пережившим их друзьям. В конце концов, мы дали друг другу торжественную клятву, что в случае возможности возвращения душ на землю тот из нас, кто умрет первым, явится к пережившему его.
Вскоре после этого я узнала, что он женат, и, как вам известно, мы расстались. Я оставила его, я в 1888 году он приехал за мною в Лондон. Во время его пребывания в Лондоне я както спросила его, помнит ли он данное обещание явиться мне после смерти.
– О, Джорджи! Тебе нечего напоминать мне об этом! – воскликнул он. – Ведь моя душа частица твоей, и никогда и ничто, даже в самой вечности, не может разъединить их. Никогда, даже и теперь, когда ты относишься ко мне с такой жестокостью. Если даже ты будешь женой другого, души наши все-таки останутся слитыми в одно. Когда я умру, моя душа явится к тебе.
В начале августа 1888 года Ирвинг уехал из Лондона в Неаполь.
Напоследок он сказал мне, что я никогда больше не увижу его; увижу, но уже неживым, так как он не может жить с разбитым сердцем, и сам положит конец своей разбитой жизни.
После отъезда он не писал мне ни разу, но я никогда не верила, что он лишит себя жизни.
В ноябре я писала ему письмо в Сарно, но ответа не получила. Думая, что он или уехал из Сарно, или болен, или же путешествует, и поэтому не заходил в почтамт, я успокоилась на этом и даже не подумала о возможности его смерти.
Время шло, и до 28 ноября со мной не случилось ничего особенного.
В эту ночь я сидела за столом около камина и усердно просматривала классные тетради. Было около половины первого. Оторвав случайно глаза от Лукошки, я взглянула на дверь – и на пороге увидела Ирвинга. Одет он был так, как я его видела в последний раз: пальто и цилйндр. Руки были опущены по свойственной ему привычке. Он держался очень прямо, как всегда, голова его была поднята; на лице – выражение серьезное и полное достоинства. Лицо его было обращено ко мне и вдруг приняло странное, скорбное выражение и сделалось бледно, как у мертвеца. Казалось, он страдал от невозможности заговорить или шевельнуться.
В первую минуту я подумала, что он живой, и, смертельно испуганная, с громко бьющимся сердцем, вскрикнула.
Но звук моего голоса еще не замер в воздухе, как фигура его начала таять, и, страшно сказать, как таять: сперва скрылся он сам, и лишь некоторое время спустя исчезли его пальто и шляпа. Я побелела и похолодела от ужаса и была до того напугана, что не могла ни встать, ни позвать на помощь. Страх до такой степени овладел мной, что я просидела всю ночь, не смея тронуться с места, не смея ни на секунду оторвать глаз от двери, у которой мне показался призрак Ирвинга.
С невыразимым облегчением увидела я проблески рассвета и услышала рядом движение других жильцов.
Несмотря, однако, на все случившееся, я ни на минуту не подумала, что он умер и что это исполнение его обещания. Я старалась стряхнуть с себя овладевшее мной нервное состояние и объясняла себе это явление галлюцинацией зрения, так как перед этой ночью я несколько ночей подряд провела за работой.
"А все-таки это странно, – думалось мне иногда, – очень уж все это было реально".
