Истории, которых не могло быть - Царева Ирина (читать книги полные .TXT) 📗
Когда малыш родился, Паку не пришлось запрещать посещать его комнату, он сам не входил туда. После первых шагов ребенка он стал наблюдать за ним издалека, а в один прекрасный момент подошел к нему, обмахиваясь хвостом-опахалом, что означало великую симпатию. С тех пор они всегда были вместе. Пекинес сопровождал его на каждом шагу, держась на расстоянии в 15-20 сантиметров, спал только рядом с его кроваткой, терпеливо сносил его цепкие пальцы на своем теле, несся к нам с тревожным бормотанием, если малыш падал или происходило что-нибудь, вызывающее у него тревогу за опекаемого им ребенка.
Они часами играли вместе. Сын строил пирамиды из колец и кубиков, Пак подавал ему рассыпавшиеся детали. Мы были спокойны и оставляли их вместе на длительное время.
Однажды, когда сыну было два с половиной года, я, проходя мимо комнаты, где играли «дети», услышала звуки, которые до этого то Пака не слышала. Я посмотрела в замочную скважину — ОНИ БЕСЕДОВАЛИ! Пак был похож на логопеда, который произносил какое-то слово и терпеливо ждал, пока оно будет повторено. А наш малыш весело смеялся и лепетал в ответ…
Я рванула дверь. Захлебываясь слезами радости, я схватила сына на руки. Целуя его, я повторяла: «Ты ведь умеешь говорить! Скажи маме что-нибудь!» И мой Коляша внятно сказал: «Пак, мама, папа!» Пака он назвал первым…
С того дня он заговорил. Такое впечатление, что он собирал и копил в себе все слова, которые слышал, потому что, однажды открыв рот, он вылил на нас объемный словарный запас, с каждым днем все увеличивающийся.
Профессор, который раньше разводил руками, назвал Колю «лентяем», а нас «молодцами» за то, что мы его «разговорили».
А мы по справедливости считаем «молодцом» нашу «солнечную собачку» Пака, которому до конца его жизни будем отдавать почести, как это делалось в Древнем Китае!
Алдашкина Фаина Егоровна из г. Горнозаводск Пермской области рассказывает о собачьей благодарности и человеческой неблагодарности.
1941 год. Мы жили в глухом уральском поселке Пермской области.
Всех мужчин призвали на фронт, в том числе и моего отца. Среди них был охотник, он жил на заимке в двенадцати километрах от нас. Остался его верный пес. Времена были голодные, самим нечего было есть, и большая семья охотника прекратила кормить собаку.
Кое-как несчастное животное добралось до нашего поселка. У нашего дома пес упал — измученный, истощенный, глаза красные.
У нас было кое-какое хозяйство — корова, приусадебный участок. Мама, Подвинцева Степанида Антоновна, вынесла собаке простокваши, и та, не вставая, съела. С тех пор наш умирающий гость начал поправляться и превратился в крепкого и веселого пса, которого мы стали звать Тузиком. Мы с братом обожали его.
Летом мама заготавливала сено, а зимой вывозила его на санях, и всегда с ней был спасённый ею пёс. Один раз в неделю она ходила за хлебом в другой поселок в семи километрах от нас, и он всегда сопровождал её.
И вот однажды зимой, закрыв нас на замок, мама, взяв с собой Тузика, отправилась за хлебом. Купив хлеб, собралась возвращаться, но погода резко изменилась и поднялся буран. Маму уговаривали переждать непогоду, но она боялась за нас и потому решила идти.
Где-то посреди пути среди снегопада мама сбилась с тропинки, поблуждала по лесу и окончательно потерялась. Вокруг стояли высокие ели, ничего не было видно, темнота, снег бьет в лицо, а рядом барахтается увязший в снегу Тузик.
Обессилев, мама села на снег и заплакала. Поплакав, подняла голову — пес исчез. Почувствовала, что замерзает. Силы уходили. Через некоторое время раздался лай. И мама поползла на голос Тузика. Пёс лаял не переставая до тех пор, пока она его не увидела. Он сидел на тропинке, полностью засыпанной снегом. Когда мама доползла до него, отбежал на несколько метров вперед и стал ее ждать. Так он вел ее всю дорогу. Домой добрались поздно. Мы с братом, запертые на замок и голодные, натерпелись страха, ожидая маму. С хлебом в то время было очень плохо, давали всего 400 граммов на одну карточку, но мама первым делом отрезала краюху хлеба и отдала нашему Тузику, а потом уже накормила нас. Так мы дожили до конца войны. Наш папа не вернулся с войны. А охотник — хозяин собаки вернулся, и в один прекрасный день пришел с веревкой и забрал нашего Тузика. Мы с братом плакали, но собака принадлежала ему и он не захотел оставить ее нам.
Несколько раз Тузик прибегал к нам, но хозяин приходил и молча уводил его. Тузик оглядывался на нас, плачущих, и из глаз его тоже текли слезы.
Позже мы переехали в другой поселок (там была школа), и дальнейшая судьба нашего Тузика мне неизвестна.
Сейчас я сама пенсионерка, мамы уже 11 лет нет, но этот случай не забывается. Мы ругаем человека словом «собака», и это несправедливо. Мама спасла Тузику жизнь, и он отблагодарил ее тем, что тоже спас от верной смерти. А тот охотник, который потерял бы собаку, если бы мама её не спасла, забрал её и даже «спасибо» не сказал. Кто же из них больше человек? Наверное тот, кто умеет быть благодарным.
Ясинский Валентин Иванович из Краснодарского края, города Гулькевичи рассказывает о морском путешествии сухопутного воробья.
Это было на Дальнем Востоке. Наш рыболовный траулер, на котором я находился в качестве корреспондента, поздней ночью отошел от причала и взял курс на север, в район рыболовного промысла. Утром, когда над морским горизонтом взошло солнце, мы уже были далеко от родных берегов.
Море было пустынным и, казалось, ничто не могло нарушить однообразия морского перехода. Лишь боцман, поднявшись пораньше, пошел проверить крепление палубных снастей. И вдруг, подняв голову вверх, он увидел сидящего на антенне воробья. Такого в морской практике еще не бывало, чтобы пассажиром на судне был самый обыкновенный сухопутный воробей. Боцман тут же направился в кубрик, чтобы поделиться с другими этой новостью.
— Братцы, а у нас на судне заяц! — загадочно заявил он.
Посыпались вопросы:
— Какой заяц, откуда, почему?.
Потом вся команда, кроме вахтенных, поднялась на палубу. И каково же было удивление рыбаков, когда они увидели воробья, который при виде людей вспорхнул в воздух, но тут же снова опустился на антенну. Казалось бы, что тут особенного: воробей как воробей, на которого на берегу моряки и внимания не обратили бы. Но тут, в море, вдали от родного берега, воробей обретал уже совсем другое значение. Этот серенький комочек был частицей родной земли. И не случайно почти весь день только и разговоров было о этом пассажире. Весело, не без присущего рыбакам юмора, ребята гадали, как воробей попал на траулер: «Наверное, бедолага, сел на судно отдохнуть, да крепко прикорнул, а когда открыл глаза — кругом море» — острил один. «А может, он в чем-то проштрафился, и жена — воробьиха не пустила его домой, и тогда он решил уйти куда глаза глядят» — веселился другой. Догадки рыбаков сопровождались взрывами громкого смеха. Потом кто-то сказал: «Шутки шутками, а воробья надо поставить на довольствие. Наша ведь, родная птаха, а не какой-нибудь заморский попугай».
Пернатого пассажира, конечно, поставили на довольствие. Ухаживать за воробьем было поручено судовому коку. Повар пристроил у основания дымовой трубы две пустые консервные банки. В одну наливал воду, другую наполнял кормом — остатками со стола рыбаков. Там же был устроен уголок, где спал воробей.
«Таинственный пассажир» был «зачислен» в судовой экипаж и стал как бы равноправным его членом. Но когда наш траулер стал приближаться к проливу Лаперузо, где по обеим сторонам расположились японские острова, рыбаки забеспокоились, что наш путешественник улетит на берег. Но воробей никуда не улетел.
В районе Курильских островов Тихого океана наш траулер попал в жестокий шторм. Сумасшедшая болтанка измотала людей, и все-таки каждый волновался: «А как там наш воробей?» Когда шторм поутих, мы увидели своего друга целым и невредимым. Он стойко, как старый морской волк, перенес шторм и еще больше снискал к себе уважение моряков.
