Он все еще двигает камни (ЛП) - Лукадо Макс (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
спросить. Хозяин гостиницы слишком занят, чтобы достойно принять Бога. Понял ли
он когда-нибудь, Кому отказал в ночлеге? А пастухи? Напевали ли они потом ту
песню, что исполняли ночью ангелы? А мудрецы, отправившиеся в путь за звездой?
Что они чувствовали, поклоняясь ребенку? И еще Иосиф… С Иосифом вообще
особенная история. Лично у меня столько к нему вопросов.
Боролись ли они с Иисусом в детстве? И поддавался ли отец сыну?
Во время молитвы, приоткрыв глаза, видел ли он, как внимательно слушает
Иисус?
Как он произносил это имя — Иисус — по-египетски?
Что потом случилось с мудрецами?
И что потом случилось с самим Иосифом?
Мы не знаем, что с ним стало. Его роль в первом акте настолько важна, что мы
ожидаем его появления в спектакле вплоть до финального занавеса. Но потом, за
исключением небольшого фрагмента, где он появляется вместе с двенадцатилетним
Иисусом, мы его почти не видим. Большая часть его жизни — повод для
многочисленных спекуляций и догадок. Но практически ни один из этих вопросов
так и не находит ответа.
О чем он думал в момент рождения Иисуса? С какими мыслями сражался, когда
Мария разрешилась Сыном? Делал ли он все, что должен делать любящий муж, —грел ли воду, приготовил ли место, где жене было бы удобно лежать? Или сделал все
от него зависящее там в хлеву, а потом отступил на задний план? Может, она
захотела остаться одна, а он и не возражал?
О чем он думал в эти минуты, ставшие вечностью, — между просьбой Марии
оставить ее и появлением Иисуса? Может, просто ходил по ночному Вифлеему и
смотрел на звезды? Молился ли?
Уж не знаю почему, но я не могу представить Иосифа в безмолвии. Я буквально
вижу, как он оживлен и подвижен. Сначала качает головой, минуту спустя — трясет
кулаком. Не думаю, что у него и впрямь были какие-то дурные намерения. Мне
просто интересно, что он сказал…
Совсем не такие у меня были планы. В самом деле. Даже не мог себе
представить. Чтобы мой ребенок родился в конюшне? Совсем не об этом я мечтал. В
грязной дыре с овцами и козами. Среди соломы и сена. Моя жена рожает, а крики ее
боли могут слышать только эти звезды.
Да уж, даже и в мыслях подобного не было. Я-то представлял себе всю семью в
сборе. Бабушек. Соседей, толпящихся у двери. Друзей рядом. Представлял, как весь
дом придет в восторг при первом крике малыша. Как будут хлопать по плечу, поздравлять, громко смеяться.
Вот как все должно было быть.
Повитуха вынесла бы младенца ко мне, а все вокруг зааплодировали бы. Мария
бы пока отдыхала, а мы устроили бы празднество. Весь Назарет бы гулял.
84
А это что такое? До Назарета пять дней пути. А мы здесь… в овечьем загоне. С
кем здесь праздновать? С овцами? С пастухами? Со звездами?
Что-то есть в этом неправильное. Что за муж из меня? Даже не смог обеспечить
жене повивальную бабку. Даже кровати нормальной нет. Вместо подушки —ослиная попона. Вместо дома — сарай из соломы и сена. Воняет отвратно. Звери
орут что есть мочи. Я уже и сам пропах, как пастух.
Я что-то упустил? Что я не так сделал, Боже?
Ты послал ангела и провозгласил, что у нас родится сын. Это же не я сам
придумал! Я уже представлял Иерусалим, храм, священников, толпу зевак. Может, даже язычники пришли бы. Целое шествие. Ну или хотя бы какой-то праздничный
обед. Это же Мессия, в конце концов!
Или если бы Он родился не в Иерусалиме, то хотя бы в Назарете. Уж всяко было
бы лучше. По крайней мере, там у нас есть дом, собственный бизнес. А здесь что у
меня есть? Уставший мул, связка дров, кувшин с теплой водой. Совсем не об этом я
мечтал! Не таким я представлял рождение сына!
О нет! Я снова назвал его так! Неужели опять? Я не хотел, так вышло… Все время
забываю… Он же не мой сын. Он — Твой.
Это Твой ребенок. Твой план. Твой проект. И уж прости мне этот вопрос… но
неужели таким вот образом Бог посещает мир? Я думал, будет сошествие ангелов.
Все эти вопросы по поводу беременности жены я еще мог терпеть. И этот путь в
Вифлеем. Ладно, пусть. Но зачем же рожать-то Его в хлеву? А, Боже?
С минуты на минуту Мария должна родить. Не ребенка — Мессию. Не младенца
— Бога. Так обещал ангел. В это верит Мария. И в это — о, Боже! Боже мой! — я и
сам хочу верить! Но Ты уж пойми: не так-то это легко. Выглядит все как-то уж очень…
ну как-то… странно.
Я не привык к таким странностям, Боже. Я же плотник. У меня все детали
должны подходить одна к другой. Я противник всяких крайностей. Я
придерживаюсь чертежей. Отмеряю семь раз, прежде чем один отрезать. Сюрпризы
не числятся среди друзей строителя. Мне всегда нужен план. Еще до того, как я
начну что-то делать.
Но на этот раз, оказывается, я уже не плотник. Я — инструмент. Молоток в
Твоем кулаке. Гвоздь в Твоих пальцах. Долото в Твоих руках. И это Твой проект, а не
мой.
Выходит, глупо задавать все эти вопросы. Прости, что я упорствую. Мне не так
уж легко всему этому довериться, Боже. Хотя Ты и не говорил, что это будет легко…
Но еще один вопрос. Последний. Ты же послал тогда ангела… Неужели нельзя
было послать еще одного? Ну если не ангела, то хотя бы человека. Какого-нибудь
путешественника или хозяина гостиницы. Ну или даже пастуха. Я-то здесь никого не
знаю.
Вот я и думаю: молился ли Иосиф подобной молитвой? Может быть, да. Может
быть, нет.
Но ты, скорее всего, молился.
Оказался там же, где и Иосиф. Между тем, что сказал Бог, и тем, что кажется
совершенно бессмысленным. Ты сделал все, что Он сказал. И все лишь для того, 85
чтобы потом спрашивать себя: «А Он ли вообще это говорил?» Чтобы напряженно
вглядываться в небо, затянутое мрачными сомнениями и задавать «вопросы
Иосифа».
На правильном ли ты пути? Не повернул ли случайно налево там, где надо было
направо? И был ли вообще какой-то высший план за всеми этими схемами? Все ведь
получилось совсем не так, как ты думал.
Каждый из нас знает, каково это — искать свет во тьме. Может, не на улице
рядом с овечьим хлевов, а рядом с операционной палатой. На обочине шоссе. На
кладбище. Мы задавали свои вопросы. Подвергали сомнению Божий план. И
недоумевали: почему Бог делает то, что Он делает.
Вифлеемское небо не в первый раз услышало мольбу озадаченного пилигрима.
Так вот, если ты спрашиваешь о том же, о чем спрашивал Иосиф, я посоветую тебе
поступить так же, как поступил Иосиф. Повинуйся. Именно так он и сделал.
Повиновался. Когда ангел призвал его. Когда Мария объяснила все, что случилось.
Когда Бог послал в Египет.
Он слушался Господа.
Слушался, когда небо было ясным.
Слушался, когда небо было темным.
Он не позволил смущению разрушить послушание. Он не знал всего. Но кое-что
все-таки знал. Он закрыл свой бизнес, упаковал чемоданы и переехал в другую
страну. Почему? Потому что так сказал Бог.
А ты? Подобно Иосифу, ты не можешь разглядеть всю картину целиком.
Подобно Иосифу, ты должен понять лишь то, что Иисус позволил тебе увидеть.
Подобно Иосифу, тебе предстоит выбор: повиноваться или нет. Иосиф проявил
послушание, и Бог использовал его, чтобы изменить мир.
Сможет ли Он и тебя использовать так же?
Бог и сегодня ищет Иосифов. Мужчин и женщин, которые поверят, что Бог не
отвернулся от этого мира. Обычных людей, готовых служить необычному Богу.
Будешь ли ты служителем такого рода? Готовым слушаться, даже когда не
видишь смысла?
Конечно, вифлеемское небо не первым услышало вопли сомнений из чистого
сердца. Но и последним оно не стало. Может, Бог и не ответил на все вопросы
