В Иродовой Бездне (книга 4) - Грачев Юрий Сергеевич (читать книги без регистрации .txt) 📗
– Это объясняется тем, что никто не знал, кто вы такой, и те, которые раньше вели следствие, не представляли, какой вы злодей.
– Но все-таки я считаю, что, беспрерывно крича, вы вредите самому себе и делу расследования это нисколько не помогает.
В камере, где сидел Лева, находился известный врач-невропатолог старик Корнилов. Его также беспрестанно вызывали на ночные допросы, и он всегда уходил на них, положив в рот леденец.
– Зачем вы это делаете? — спросил Лева.
– Когда сосешь леденец, то это отвлекает от всяких шумовых эффектов, которые практикуются на допросе.
– А как вы думаете, для чего кричат, шумят следователи во время допросов? — спросил Лева.
– Вероятно, для того, чтобы воздействовать страхом, — сказал профессор.
– Я думаю, — заметил Лева, — что это объясняется с точки зрения учения академика И.П.Павлова об условных рефлексах. Ведь он, занимаясь с собаками, установил, что всякие отрицательные эмоциональные, физические воздействия неизбежно влекут за собой нарушение нормального поведения собаки, происходит так называемая «ошибка», животное начинает вести себя неадекватно, нарушаются приобретенные условные рефлексы, оно становится либо агрессивным, либо пассивным. И мы, в сущности, в руках наших следователей представляем из себя тех же «подопытных» существ. Можно с известной степенью уверенности сказать, что, проводя дознание, они ведут его, конечно, на основе последних достижений психологии и физиологии.
– Да, пожалуй, с этим придется согласиться, — сказал задумчиво профессор. — Я замечал, что, когда на меня долго кричат и шумят, я начинаю путаться в ответах, забываться и просто иногда теряю всякую свою волю. Вот пристали ко мне: для чего я скупал и собирал золотые часы, которые у меня отобрали. Я отвечал, что просто были деньги, вот я и покупал часы. «Нет, — говорят, — сознайтесь, что тут была какая-то определенная цель… На самом деле цели-то не было, но на меня так наперли, что я стал придумывать всякие нелепые цели и сам теперь не знаю, была ли цель, не было ли, — ничего не понимаю…
На одно из допросов следователь сказал, что они озадачены вопросом, нормален ли Лева или же не нормален? Ведь будучи нормальным, при таком образовании он должен был отказаться от Бога. А он, наоборот/никак не отказывается. Значит, тут что-то ненормальное, патологическое.
Следователь проговорился, что о нем (Леве) они консультировались у профессора психологии Гайворовского, который читает лекции в пединституте, а также преподает психологию следователям. Тот им сказал, что есть всякие фанатики, к числу которых, вероятно, принадлежит и Смирнский. И это нужно относить к нормам психологии, но классово обусловленной.
– Если хотите, я вас познакомлю с этим профессором, — сказал следователь.
– Пожалуйста, с удовольствием, — ответил Лева. — Я знал его отца, он в нашей школе был преподавателем физики. Его сын, профессор Гайворовский, был настолько скуп, что во время Отечественной войны бросил на произвол судьбы своего старого умирающего отца, и тот жил как нищий. Следователь обещанную Леведвстречу с Гайворовским так и не устроил.
— Вот если бы вы были бы даже ненормальным, — сказал следователь, — ну, и занимались бы чем угодно, как вот тот дурачок, который сидит на углу Ленинградской и Молодогвардейской улиц и показывает разные куклы. Ну что, мы над ним только смеемся и его не трогаем. Никому он зла не делает. А вот вы — вы столько зла сделали, беззакония, столько молодежи погубили… — И следователь снова начинал кричать, орать…
Хотя Лева духом был бодр, но плоть была немощна. Когда ночью подходили к волчку и тихо шептали:
– Не спать!
То он подходил и тихо отвечал: «Смирнский». В ответ на это он слышал: «Собирайтесь!»
Так тогда вызывали на допрос для того, чтобы в соседних камерах не могли слышать, кто сидит рядом. Коридоры были устланы мягкими дорожками для того, чтобы не было лишнего шума. Все было организовано по последнему слову мировой следственной техники. Теперь, когда Леву вызывали на допрос, он по слабости уже не мог идти самостоятельно, его поддерживал за руку дежурный конвоир. Лева был этим доволен, так как временами сильно кружилась голова, и поддерживающая рука была далеко не лишняя.
Он входил в кабинет следователя, садился на следственный стул, а все тело билось в нервной дрожи. Чтобы остановить ее, он впивался пальцами рук в колени и этим удерживал дрожь А следователь все кричал и кричал.
Однажды, когда шел допрос, в комнату вошел человек в мундире. Лева вскочил и по форме узнал генерала МГБ.
Тот сердито взглянул на Леву и воскликнул:
— А, старый знакомый! Ну, как он ведет себя? — спросил он, обратившись к следователю.
— Да так вот, еще пока не раскаивается…
Генерал сразу рассвирепел:
— Ты что, еще до сих пор не раскаиваешься? Мучаешь своего следователя. Сколько стариков с седыми бородами отказались от Бога, а ты все еще не отказываешься?
По прошествии многих лет Лева, как врач скорой помощи, был однажды вызван к этому профессору и нашел у него приступ пароксизмальной тахикардии. Лева напомнил ему об его отце, тот заинтересовался и пригласил Леву заходить к нему для беседы. Но Лева зайти не решился.
После смерти Гайворовского по обстоятельствам порядка наследования к нему на квартиру явились должностные лица и в присутствии понятых произвели вскрытие его письменного стола. Весь верхний ящик письменного стола был, как говорится, забит советскими деньгами, которые этот скряга-профессор копил неизвестно для чего, предоставив своему отцу широкую возможность умереть с голоду.
– Нет, не отказываюсь, — отвечал Лева,
– А когда ты будешь отказываться? Уж сколько, сколько людей бросили всякую веру, а ты? Лева молчал.
— Знаешь ли ты, понимаешь ли ты, — грозно закричал генерал,.— что из всех преступников, которые сидят здесь и которых я видел, ты — самый злейший, самый негодный, самый худший? Ведь подумай, что ты делаешь? Ты губишь молодежь, самый цвет нашей страны. Сколько человек ты погубил, изверг!..
Он остановился, взглянул на Леву и сказал:
– Что ты дрожишь, как осиновый лист? Сознаешь свои преступления?
– Я не преступник, — сказал Лева. — Я призывал к Богу, ко Христу, жить по Евангелию. Это не преступление. А то, что я дрожу, так это просто нервы не выдерживают всех этих ночных и дневных допросов.
Генерал обратился к следователю и грозно сказал:
— Что вы возитесь с ним? Приведите его в сознание, займитесь им как следует. А если не поможет, приведите его ко мне, я ему морду набью…
Генерал повернулся и вышел.
Следователь склонил голову над бумагами и о чем-то размышлял. Видимо, ему было нелегко работать, начальство ставило перед ним определенные задачи, а Лева не поддавался и никак не отрекался.
«Отче, прославь имя Твое!» — молился Лева, сидя на стуле.
— Да, мы с вами займемся! — сказал следователь. — Будем шаг за шагом описывать все ваши похождения, начиная с того, как вы прибыли в Куйбышев после демобилизации из армии и по этот день.
Начались допросы, которые Лева подписывал страницу за страницей. Много он забыл, где был, куда ездил, но разведка обо всем была осведомлена исключительно точно, и следователь только напоминал ему, когда и с кем он был в каком городе, с кем проповедовал. Сам он никогда бы не смог подробно описать все, как описали и собрали те, которые наблюдали за ним.
– Это хорошо, что все это записывается, — сказал Лева, — все это останется для истории.
– Да, да, это останется, — гордо сказал следователь и поднес к Леве папку его дела, на корке которой было написано: «Хранить вечно». — Вот пройдут годы, — сказал следователь, — и люди будут брать эти папки, изучать их и узнают, какой урод жил на свете, как он калечил людей… Это позор навеки…
