Христианская традиция. История развития вероучения. Том 2. Дух восточного христианства (600-1700) - Пеликан Ярослав
В стремлении осмыслить Иисуса как Обетованного ветхозаветным пророчеством важную роль играл непрестанный поиск "образов Христа", сокрытых в Ветхом Завете. Уверенность в том, что Иисус — это действительно Христос, дала ранним отцам возможность обосновать эту тенденцию, и в рассматриваемый нами период она приняла упорядоченный вид. Само имя "Иисус" как раз и было таким ветхозаветным прообразованием, ибо [по меньшей мере в некоторых греческих переводах] оно представляло собой перевод имени "Йошуа" и не раз так и использовалось в Новом Завете [1997]. Основываясь на этом параллелизме, Ориген, например, развил духовное толкование Книги Иисуса [1998]. Что касается византийцев, то в ходе своей антииудейской полемики они, продолжая развивать параллели между двумя именами, стремились показать, что "Иисус, сын Навинов… не обетованный пророк" и что таковым является Иисус, сын Марии. Другим прообразованием Христа и крестной жертвы было "вязание Исаака", к которому обращались с первых дней существования христианства [1999]. В таких спорах излюбленной формой параллелизма было выявление образов, связующий синагогу и церковь: Исав был первенцем, однако Иаков обрел обетование [2000]; Лия была первой женой, но Рахиль любили больше [2001]. Ветхозаветное обрезание прообразовало новозаветное крещение [2002], о котором пророчествовал и Исайя [Ис.1:16] [2003]. Хлеб и вино, вынесенные Мелхиседеком, прообразовали евхаристию, "как наш Первосвященник Христос передал ее нам" [2004]. Небесная манна, ниспосланная Израилю в пустыне, тоже представляла собой прообразование христианской евхаристии [2005]. Для византийской богословской мысли вообще, равно как и для спора византийских богословов с иудеями было характерно стремление не измышлять какие-то новые идеи, а хранить и передавать святоотеческое наследие, и в этом смысле аргумент, основанный на "образах", был его частью.
Полемика с иудаизмом и исламом вновь оживила тему, которая давно заявляла о себе в христианском толковании пророчеств об Иисусе и в именовании Мессии как того, кто "больше пророка". "Сказываем, что Он — человек, и как один из пророков, но не Бог, ибо есть лишь один Бог, а не два, как вы [христиане] полагаете", — говорили иудеи в упомянутых трактатах [2006]. Для иудейского мессианизма было характерно ожидание "великого и могущественного пророка, помазанника Божия", хотя это не означало, что Его можно именовать Сыном Божиим и говорить, что Он сошел с небес [2007]. Что же касается христиан, то они не хотели видеть в Христе лишь великого пророка, да и самим ветхозаветным пророкам этого было мало. "О ком говорите вы как о пророке?" — спрашивал православный богослов. "Скажите нам, кто есть пришедший — человек или Бог [2008]?". Обращаясь к изральским пророкам, христиане стремились показать, что "пришел ли Он или грядет, все равно [Давид] говорит, что грядущий есть Бог и что Он предивен, будучи Богом и Господом" [2009]. Посему, как полагали христиане, в пророке как таковом более нет необходимости, ибо Христос — это Божия праведность, взявшая на себя всяческий грех, и, следовательно, никакой пророк никогда не превысит соделанного Им [2010]. Пророчествование — это действенное, но временное служение. Когда иудеи говорили, что основная причина их "удивления и сомнения" в том, будто Бог родил Сына, когда вдобавок они требовали пояснить, "кто из предшественников наших" [2011] хоть когда- либо высказывал такую мысль, в ответ христиане приводили свое толкование Ветхого Завета, согласно которому именование "пророк" просто не может должным образом выразить все то, что Бог обещал сотворить, а обещал Он наступление самого Царство, которое пребудет вовеки. "Однако никто, кроме Христа, никакой царь никогда не живет вечно и не правит вечно", посему данное обетование относится к Иисусу Христу, а также к основанному Им христианскому царству [2012].
Утверждение, что ветхозаветные обетования относятся не только ко Христу, но и к христианской истории, привело к тому, что в византийском изложении христианская антииудейская полемика стала особенно примечательной. В Византии развитие христианской империи достигло такого уровня, когда появилась возможность в христианском ключе усвоить различные ветхозаветные темы, прежде бывшие чуждыми христианам или недосягаемыми для них. Это началось уже с Евсевия, который в своем "имперском богословии" сравнивал победу Константина над Максенцием с победой израильтян над фараоном в Красном Море [2013]. Теперь это сравнение получило дальнейшее развитие. В "четвертом царстве", о котором говорится в Книге пророка Даниила [Дан.2:40], начинают усматривать Римскую империю, теперь ставшую христианской [2014]. Прочие царства пали, включая Израиль, причем некоторые из них были завоеваны "сими варварскими турками". Тем не менее "царство римлян или, лучше, христиан, соправитель коего — Господь наш Иисус Христос, не разрушится до скончания мира" [2015]. Поэтому пророчество о царстве, которому не будет конца, относится не к царству Давида, которое окончилось, но к христианской Римской империи, где вершится царственное правление Самого Христа. Однако даже здесь эсхатологические обетования о наступлении времени, когда мечи перекуют на орала [2016] и волк будет лежать вместе с ягненком [2017], еще не исполнились, и поэтому иудеи могли спросить христиан, не опровергаются ли тем самым их притязания [2018]. "Почему христиане втянуты в войну, как прочий люд?" — спрашивал иудей. "Если [ветхозаветные обетования о мире] не исполнились и вы втянуты в войну, как можно говорить, что Помазанник Божий пришел [2019]?". На это христианин отвечал, что на самом деле "наше царствование" вкушает "полноту мира" все пятьдесят лет [2020].
Среди пророчеств, относящихся к земному устроению и усвояемых апологетами христианства, были и такие, в которых говорилось об обетованной земле. В трактате, автором которого считался Грегентий Тафарский, широко обыгрывался довод, гласивший, что ныне Иерусалим находится в руках христиан, а не иудеев и, следовательно, пророчества относятся к христианству [2021]. Речь, конечно же, шла о том периоде, когда город еще не был завоеван мусульманами. Пророчество о том, что многие народы соберутся на Господней горе Сионе [2022], во время существования иудейского храма не сбылось, но зато сбылось в церквах, построенных в Иерусалиме Еленой, матерью Константина 1-го [2023]. Что же касается ветхозаветного пророчества о завоеваниях, то оно сбылось не в военных действиях Иисуса Навина и Гедеона, а в миссионерской работе христианских апостолов, завоевавших мир для Христа [2024]. Даже пророчество о том, что "возвеселится пустыня и сухая земля, и возрадуется страна необитаемая, и расцветет как нарцисс" [2025], исполнилось только во времена христианства, когда монахи и отшельники пошли в пустыню [2026]. "Я — сын Израилев, и обетования относятся ко мне", — утверждал иудей, на что христианин отвечал: "Нет, сын Израилев — я… И твои обетования переходят ко мне" [2027]. Именование "Израиль" подлинно принадлежит тому, кто свидетельствует веру Авраама, Исаака и Иакова, то есть не столько иудею, сколько христианину [2028]. Бог отнял от иудеев сначала царство, потом закон и пророков, затем служение и жертву и, наконец, город и храм, передав все это христианам [2029]. "Враги", которые станут подножием Господа [2030], - это иудеи, повергнутые "под пяту христианского колена до последнего часа" [2031]. Осмысление Церкви наследницею ветхозаветных пророчеств было столь полным, что даже ветхозаветные проклятия "относились к Твоему прежнему народу как тень и образ, но ныне подлинно исполняются в нас" [2032].
