Трудные страницы Библии. Ветхий Завет - Гальбиати Энрико (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации .txt) 📗
Но среди эпизодов, которые засвидетельствовала Библия, не только проявления добродетели, но и проявления греха. Библия о человеке говорит все, хорошее и дурное, т. е. представляет его таким, каков он в действительности. И именно это придает ей воспитательное значение. В самом деле, всякий рассказ, даже о самом зверском преступлении, может быть назидательным, если только превратится в урок и будет следовать в описании требованиям скромности. В Ветхом Завете все доброе и в особенности все дурное представлено именно в виде урока, и каждый эпизод сопровождается божественным одобрением или порицанием.
Обыкновенно эта оценка, исходящая от Господа, выражена ясно: начиная с суждения о первом грехе и кончая осуждением безнравственности идолопоклонников в последней книге Ветхого Завета, книге Премудрости.
Бывает, однако, и так, что оценка только подразумевается, когда она содержится в обстоятельствах эпизода, о котором рассказывается, или когда она заключена в общем контексте. Так, например, вне всякого сомнения, мы видим, как проявляется закон возмездия, когда Иаков, на котором лежит вина за то, что он обманным путем выманил у отца благословение, принадлежащее по праву Исаву (Быт 27), впоследствии терпит наказание, обманутый, в свою очередь, собственным дядей — Лаваном (Быт 29, 22–26).
В общем, какой бы грех ни встретился в библейском повествовании, он всегда может быть определен, как таковой в свете принципов, рассеянных в разных книгах, которые вследствие объединяющего их божественного происхождения считаются частями одного целого и потому могут быть истолкованы с помощью так называемой аналогии веры, которая использует ясные места для освещения темных.
Что касается смелого языка некоторых страниц Ветхого Завета, заметим, что он соответствует особенностям восприятия среды, в которой употреблялся. Эта среда очень отличается от нашей, не потому, что древние евреи были более грубы в отношении стыдливости, но потому, что удаление женщины от общественной жизни и весьма ранние браки почти во всем народе требовали меньшей осмотрительности в речи. Этим объясняется, почему не считалось неуместным широкое применение метафоры брака в религиозной проповеди пророков Осии, Иеремии, Иезекииля, которые говорят о неверности Израиля по отношению к Богу в выражениях, подходящих для неверности супружеской [291].
Эта метафора — иногда перерастающая в аллегорию, должно быть, оказывалась особенно действенной и убедительной, ведь неверность — одно из самых тяжких испытаний семейной жизни.
В то время как пророки в пору религиозного отпадения больше подчеркивают символизм прелюбодеяния, Песнь Песней, возникшая в эпоху религиозного обновления (IV век) [292], в оптимистическом видении развивает тему взаимной любви: «Любовь Бога к Своему народу и народа к своему Богу, в их взаимной нежности, во взаимном отдании себя и обладании друг другом… Автору Песни Песней открылась взаимная любовь между Богом и Его творениями, предвосхищающая вечное блаженство… Песнь Песней есть IV евангелие Ветхого Завета [293].
Для того, чтобы правильно понять язык Песни, мы не должны забывать, что ее персонажи — не любовники, а жених и невеста. Они предстают перед нами в тот промежуток времени, который, по еврейским обычаям, должен был пройти между заключением брачного договора (Киддушим). и началом сожительства (Ниссуим). Поэтому их страстные речи вполне законны; они проникнуты трепетной любовью, иногда немного странны и экзотичны в образах: здравомыслящий читатель призван соотнести их с соответствующей средой и воспринять в религиозно-аллегорическом смысле, оправдывающем их употребление в боговдохновенной книге.
В заключение заметим, что поскольку Библия говорит о человеке все, она является книгой поучительной, но во многих своих частях предназначена лишь для зрелых читателей. Зрелость эта должна состоять прежде всего в элементарном историческом чувстве, которое позволяет помещать события и суждения о них в определенные временные рамки; другое проявление зрелости — религиозное чувство, достаточное для того, чтобы различить отзвук гласа Божьего во всяком слове священной книги.
Глава XI. Мессианство
А.Общие сведения
104. Мессианству, как историческому явлению, присущему исключительно еврейскому народу, может быть дано такое определение общего характера: «постоянное ожидание частью Израиля несравненного блаженства (никогда не отделяемого от религиозного элемента), обещанного и осуществляемого посредством необычайного вмешательства Бога».
Это ожидание распространялось также на будущую личность, обыкновенно, начиная с эпохи после плена, именуемую «Мессией» (машиах), что значит «посвященный через помазание», как цари и священники. Предполагалось, что личности этой будет принадлежать важная роль в осуществлении будущего блаженства. Итак, в мессианстве мы можем различить два аспекта: мессианские блага и личность Мессии. Поэтому говорят о реальном мессианстве (от слова res, вещь), когда хотят обозначить содержание библейских текстов, говорящих исключительно о мессианских благах, и о личном мессианстве, чтобы обозначить тексты, главным содержанием которых является личность Мессии [294].
Заметим, что в то время как личность Мессии упоминается всегда вместе с теми благами, которые он приносит, мессианское ожидание иногда фигурирует в тексте без всякого ясного упоминания о самом Мессии. Обратим внимание на следующий отрывок:
«И будет в последние дни,
гора дома Ягве будет поставлена во главу гор,
и возвысится над холмами.
И потекут к ней все народы,
и пойдут многие народы,
и скажут: «придите, и взойдите на гору Ягве,
в дом Бога Иаковлева,
и научит Он нас Своим путям и будем ходить по стезям Его».
Ибо от Сиона выйдет закон и слово Ягве — из Иерусалима.
И будет Он судить народы,
и обличит многие племена.
И перекуют мечи свои на орала и копья свои — на серпы;
не поднимет народ на народ меча,
и не будут больше учиться воевать.
О, дом Иакова!
Придите, и будем ходить во свете Ягве!»
(Ис 2, 2–5).
В этой великолепной картине, где столь отчетливо видны характерные черты языка пророков, о которых мы будем говорить дальше, описывается будущая реальность мессианских времен («в последние времена»), когда другие народы воспримут еврейский монотеизм и поклонятся в Иерусалиме центру истинной религии и, объединенные ею, откажутся от своих воинственных замыслов. Но прямого упоминания о личности Мессии здесь нет.
105. Понимаемое таким образом мессианство (особенно, реальное) прошло через всю историю Израиля и наложило на нее ни с чем не сравнимый отпечаток. В самом деле, израильские учреждения: царство, культ, союз с Ягве, пророчество, не представляют собой чего-то определенного, обладающего абсолютным значением, но являются только осуществлением, частичным и временным, реальности гораздо большей, этапами пути к более высокой цели. Мессианские блага воспринимаются не как полный разрыв с прошлым, а как высшая точка развития исторических реальностей Израиля.
Чрезвычайно важно помнить об этом, если мы хотим понять две вещи: прежде всего, почему язык пророков испещрен образами, взятыми из истории Израиля, как мы скоро увидим; затем, как может существовать типичное мессианство.
«Тип» или образ, по выражению ап. Павла (1 Кор 10, 6, 11) и Отцов Церкви, есть установление или личность из Ветхого Завета, которые, по воле Божией, являют собой будущую реальность Нового Завета или самую личность Мессии. В мысли Бога то и другое, реальность израильская и реальность мессианская, так связаны между собой, что первая, представляя только этап на пути ко второй, является в то же время точным ее образом. Таким образом, прошлое (чудо, возможное только для всеведения и провидения вечного Бога) создается по образу будущего, а не наоборот.
