Преподобный Амвросий (СИ) - Протоиерей Четвериков Сергий (книги серии онлайн .TXT) 📗
Старца выдвигает его духовная опытность или действующая в нем сила благодати Божией. Эта опытность, эта сила благодати чувствуются верующими. Каждое слово старца, совет, наставление сопровождаются очевидными добрыми результатами; иногда в их словах обнаруживается явная прозорливость, иногда они обладают даром чудотворения ― все это привлекает к ним людей. И никакие препятствия, никакие запрещения и угрозы не могут остановить это движение людей к тому, от кого они получают очевидную для себя духовную пользу, кто заставляет их души переживать новые, неведомые дотоле чувства нравственного обновления и живой веры в Бога.
Таким-то вот именно старцем был и о. Амвросий, преемственно подготовленный к этому великому служению старцами Леонидом и Макарием.
Отец Амвросий не был указным духовником обители; духовниками в его время были о. Пафнутий, о. Иларион, о. Анатолий. Он был только старцем, хотя, имея священную степень, принимал и на исповедь. Первое указание на старчество о. Амвросия относят обыкновенно к 1846 году, но это мнение требует оговорки. Действительно, в скитской летописи под 1846 годом записано, что в этом году 23 августа скит посетил преосвященный Калужский Николай, слушал в скиту бдение и, уходя, остановился у скитских ворот, окруженный скитскою братиею. Обращаясь к ней, он сказал: «Спасайтесь, отцы и братия, Имейте мир и любовь между собою. Начальникам повинуйтесь». Затем, обратившись к здесь же стоявшему иеромонаху Амвросию, он прибавил: «А ты, о. Амвросий, помогай о. Макарию в духовничестве. Он уже стар становится. Ведь это тоже наука, только не семинарская, а монашеская». Из этих слов преосвященного Николая, сказанных, как думают, по предварительной просьбе о. игумена Моисея и о. Макария, видно, что уже в то время о. Амвросий, которому было всего 34 года, отличался большою духовною опытностью, но видеть в этих словах благословение на старчество нет основания, так как преосвященный говорит не о старчестве, а о духовничестве, т. е. о том, чтобы о. Амвросий помогал о. Макарию исполнять его обязанности духовника братии, а мы уже знаем, что духовничество и старчество совсем не одно и то же. Впрочем, если допустить, что преосвященный Николай употребил здесь слово «духовничество» не в собственном смысле, а в смысле духовного руководительства, то могут быть правы и те, кто с этого именно случая полагает начало старчеству о. Амвросия. Однако более вероятия заключается в том мнении, что о. Амвросий начал старчествовать лишь с 1848 года, т. е. после того уже, как перенес свою тяжкую болезнь. С этого именно года начинаются вполне ясные и определенные свидетельства о его старчестве. Так иеромонах Геронтий рассказывает о себе, что он поступил в монастырь в 1848 году, и о. Макарий тотчас же благословил ему относиться к о. Амвросию, как к старцу, за духовными советами. О. Геронтий рассказывает и о том, как старчествовал в эти первые годы о. Амвросий. «Придешь, бывало, к нему, ― так говорил о. Геронтий, ― скажешь, что нужно, а он развернет книгу и заставит меня прочитать ответ на мое недоумение. В то время я возымел было ревность к высоким иноческим подвигам, но о. Амвросий вразумил меня, что ревность моя была не по разуму, и заставлял меня прочитывать св. Исаака Сирского в Добротолюбии. Впрочем замечу, что в продолжение пятилетнего срока, начиная с 1848 г., ходили на совет к о. Амвросию только немногие из монастырских и скитских братий, и не иначе, как по благословению старца Макария».
Другой инок, схимонах Геннадий, также рассказывает о себе, что нередко навещал о. Амвросия, имея нужду просить совета по какому-либо делу, и при этом упоминает о том, что его посещали монастырские и скитские братия для советов и откровения помыслов. Что в это время о. Амвросия посещали еще немногие, это само собою понятно, так как о. Макарий не мог на первых же порах поручать его руководству многих и должен был постепенно приучать его к делу старчества.
Особенно подробные и интересные сведения о старчествовании о. Амвросия при жизни о. Макария сообщает о. игумен Марк, поступивший в Оптину пустынь в 1854 году и также получивший от старца о. Макария благословение относиться за духовными советами к о. Амвросию. Он говорит о своих отношениях к о. Амвросию следующим образом: «Сколько мог я заметить, о. Амвросий жил в это время в полном безмолвии. Ходил я к нему почти ежедневно для откровения помыслов, и всегда почти заставал его за чтением святоотеческих книг; если же не заставал его в келлии, то это значило, что он находится у старца Макария, которому помогал в переписке с относившимися к старцу за духовными советами или трудился в переводах святоотеческих книг. Иногда же я заставал его лежащим на кровати и слезящим, но всегда сдержанно и едва приметно. Мне казалось, что старец Амвросий всегда ходил пред Богом, или как бы ощущал присутствие Божие, по слову Псалмопевца, „предзрех Господа предо мною выну“ (Пс. 15, 8); а потому все, что ни делал, старался Господа ради и в угодность Господу творить. Чрез сие он всегда был сетованен, боясь, как бы чем не оскорбить Господа, ― что отражалось и на лице его. Видя такую сосредоточенность своего старца, я в присутствии его всегда был в трепетном благоговении. Да иначе мне и нельзя было быть. Ставшему мне по обыкновению пред ним на колени и получившему благословение, он, бывало, весьма тихо сделает вопрос: „Что скажешь, брате, хорошенького?“ Озадаченный его сосредоточенностью и благоумилением, я, бывало, скажу: „Простите Господа ради, батюшка, может быть, я не вовремя пришел“. ― „Нет, ― скажет старец, ― говори нужное, но вкратце“. И, выслушав меня со вниманием, преподаст полезное наставление с благословением и отпустит с любовию. Наставления же он преподавал не от своего мудрования и рассуждения, хотя и богат был духовным разумом. Если он учил духовно относившихся к нему, то в чине учащегося, и предлагал не свои советы, а непременно деятельное учение св. отцов. Для сего, бывало, раскроет книгу того или другого отца, найдет, сообразно с устроением пришедшего брата, главу писания, велит прочитать и затем спросит, как брат понимает ее. Если кто не понимал прочитанного, то старец разъяснял содержание святоотеческого учения весьма толково. И все это делалось с безграничною отеческою любовию и благопожеланием. Случалось же иногда и так, что неистово воспламенившись гневом на ближнего за какое-либо личное оскорбление моего самолюбия, приду, бывало, к нему на откровение, еще не успокоившись, и стану высказывать свою безрассудную печаль и огорчение без самоукорения, вопреки учению св. отцов-подвижников, а напротив, с обвинением ближнего, и даже по причине засевшего в душе неприязненного чувства, с таким желанием, чтобы старец сейчас же строго вразумил огорчившего меня брата. Выслушав все со свойственным ему невозмутимым спокойствием и сочувствием моему горю, болезненный старец, бывало, скажет плачевным тоном: „Брате, брате! Я человек умирающий!“ или: „Я сегодня-завтра умру. Что я сделаю с этим братом? Ведь я не настоятель. Надобно укорять себя, смиряться пред братом, ― и успокоишься“. Выслушав такой жалобно произносимый ответ, оцепенеешь. Вместе с тем, глубоко сознав свою виновность, смиренно падешь в ноги старцу, прося прощения, и получив от него разрешение и благословение, пойдешь успокоенным и утешенным, как на крыльях полетишь.
Случалось мне приходить к старцу весьма рано ― часов в пять утра. По обычной молитве, получив позволение войти в келлию, я всегда находил его трезвенным и бодрым, как бы совершенно не спавшим, и отечески-любезным сверх моего чаяния; неудовольствия же за ранние мои посещения у него почти не проявлялось. Кто был внимателен к себе и помнил его назидательные слова или наставления старца Макария, таковым братом о. Амвросий оставался всегда весьма доволен, оказывал к нему внимание и даже приближал к себе. К согрешающим, но чистосердечно кающимся и исправляющимся был снисходителен и милостив паче меры. Он не различал богатого от убогого, достойного от недостойного, по примеру Господа, ядшего и пившего с мытарями и блудницами, лишь бы заблудивших возвратить на путь истины и привлечь к страху Божию. Никогда не порицал он чужих согрешений, и не терпел он клеветы на ближнего, строго относясь к клеветникам, не разбирая лиц».
