Евангельская история. Книга I - Протоиерей (Матвеевский) Павел Алексеевич (читать книги полностью без сокращений бесплатно TXT) 📗
Погрязая в чувственности, греко-римский мир пред временем пришествия на землю Спасителя достиг полного нравственного разложения. Утратив свои верования и осквернив себя всеми видами порока, язычники были, по выражению святого апостола, безбожии в мире и мертвы прегрешенъми (Еф.2,1,12). Никакая мудрость человеческая не могла восстановить их из такого глубокого падения, как и сознавали это лучшие из язычников. Одна только сверхъестественная помощь могла спасти погибающее человечество, одно только непосредственное откровение Божие могло научить людей истинной вере, исправить нравы и устроить на земле общество людей на твердых и спасительных началах правды и добра.
Б. В то время, как языческий мир, разлагаясь нравственно, более и более убеждался в собственном бессилии извлечь себя из бездны зла, оканчивались седмины, предвозвещенные пророком Даниилом израильскому народу, и приближалось пришествие Святая Святых (Дан. 9, 24).
После вавилонского плена иудейский народ постепенно клонился к упадку нравственному и политическому и, наконец, ослабленный внешними войнами и внутренними несогласиями, окончательно подпал под власть римлян. Сближение с язычниками и чужеземцами сильно действовало на убеждения, нравы и обычаи иудеев. Со времени Александра Македонского, распространившего своими завоеваниями греческую образованность по всей известной тогда Азии, многие иудеи стали прельщаться иностранным, пренебрегая своим отечественным. Особенно много зла сделал им Сирийский царь Антиох Епифан, который, ненавидя все иудейское, желал сделать иудеев по вере и нравственности греками, предавал огню священные книги, какие только мог найти, осквернил храм, поставив в нем идол Юпитера олимпийского, и под страхом смерти повелел народу принимать веру от присланных им греческих проповедников язычества.
Одни воспротивились повелениям царя и запечатлели веру свою мученической кончиной, а другие – менее твердые – должны были скрыть свое нерасположение к чужеземному или даже заменить народные нравы и обычаи чуждыми. Произошло внутреннее разделение и как бы раздвоение в мыслях и привязанностях народа: появились секты фарисеев, или ревнителей отечественных верований и нравов, и саддукеев, или любителей всего чужеземного, холодно или даже с пренебрежением относившихся к отечественному. Последнее время правления Маккавеев было ознаменовано ожесточенною борьбою этих двух сект.
С падением Маккавеев начинается и быстро возрастает могущество Ирода. Со времени Помпея, оружием решавшего спор последних Маккавеев Гиркана и Аристовула в пользу первого, Рим получил особенное влияние на дела иудейского рода. Хитрый Антипатр, отец Ирода, сумел приобрести доверие римлян и сделался соправителем Гиркана. Иосиф Флавий, иудейский историк, приводит много определений римского сената, благоприятных иудеям, и замечает, что они исходатайствованы Антипатром. Приязнь свою римляне перенесли и на сына его. Ирод прибыл в Рим, спасаясь от набега парфян. Здесь по определению сената он был провозглашен царем Иудеи и возвратился в Палестину в сопровождении римских войск. Во всю свою жизнь Ирод был предан Риму и старался распространить между иудеями римские нравы и обычаи: созидал в честь кесарей города (например, Кесарию), строил цирки и театры, учреждал праздники и т. п. Такое пристрастие его ко всему римскому, без сомнения, не нравилось секте фарисеев и было причиною кровавых столкновений. Впрочем, в правление его Иудея еще пользовалась тенью самостоятельности, но когда, по смерти его, сын его Архелай по жалобе народа был сослан в Галлию, Палестина сделалась римскою областью под главным начальством римских прокураторов, имевших свое местопребывание в городе Кесарии.
В воцарении Ирода церковные писатели видят точное исполнение пророчества патриарха Иакова о том, что иудеи будут иметь правителей и законодателей из своего рода только до времени явления на земле Примирителя (Быт. 49, 10).
«Пророчественные слова, – говорит Евсевий Памфил, – оставались без исполнения, иудейскому народу можно было находиться под управлением собственных государей, а они, начиная от самого Моисея, продолжались до царствования Августа, когда принял от римлян власть над иудеями первый иноплеменник Ирод, которого Иосиф называет идумеянином по отцу, аравлянином – по матери. Впрочем, Африкан (т. е. Юлий Африканский), также немаловажный историк, говорит, что те, которые тщательно исследовали происхождение Ирода, почитают его сыном Антипатра, а этого сыном какого-то Ирода аскалонитянина, бывшего из числа жрецов при храме Аполлона. Антипатр еще в отрочестве взят был в плен идумейскими разбойниками и находился у них долго, потому что отец его, по своей бедности, не мог дать им за него выкуп. Когда иудейское царство перешло к такому человеку (как Ирод), то чаяние языков, согласно пророчеству, было уже при дверях, т. к. чрез Ирода у иудеев произошло оскудение князей и вождей, следовавших преемственно от самого Моисея».
Секты, образовавшиеся в народе иудейском под влиянием политических обстоятельств свидетельствовали, что уже нет единства веры, нет полноты и чистоты ее. С повреждением веры соединялась совершенная безнравственность или же нравственность превратная, которая извращала смысл заповедей закона. Мессия, предвозвещенный пророками Просветитель и Учитель Истины, придя к Своему народу, нашел, что вожди слепые вели слепых (Мф. 15, 14) и что восседали на Моисеевом седалище (Мф. 23, 2) люди, взявшие ключ разумения и, между тем, сами не входившие и входящим возбранявшие (Лк. 11, 52).
Фарисеи (т. е. отделившиеся, избранные, ср. Лк. 18, 11) представлялись строгими ревнителями чистоты народной веры, но, ревнуя не по разуму (Рим. 10, 2), извратили Закон Божий своими ложными толкованиями. Они принимали для себя руководством не только закон Моисеев в письмени, но и устные предания старцев (Мф. 15, 2; Мк. 7, 3, 5) или, как выражается Иосиф Флавий, «предания отцев». Эти предания состояли иногда в объяснении общих положений Моисеева закона и касались как гражданской жизни, так и разных обычаев и обрядов в связи с вероучением. Фарисеи считались лучшими знатоками закона (Ин. 7, 48; Деян. 22, 3) и имели много учеников (Мф. 22, 16; Лк. 5, 33). Они были так многочисленны, что трудно было найти в Иудее город или селение, где бы их не было (Лк. 5, 17); они заседали также в синедрионе, высшем судилище (Деян. 5, 34; 23, 6). Значение их увеличивалось еще тем уважением, которым они пользовались у народа, так что участие их в делах государственных имело нередко решающее влияние. Но, сами потеряв дух благочестия (Лк. 11, 39), они не могли быть для народа учителями истины. Оставив в стороне существо закона, духовную сторону его (Мф. 23, 23), фарисеи исключительно старались о соблюдении внешних предписаний его, а также мелочных и маловажных преданий прежнего времени (ст. 24). Вместо того, чтобы, помня увещания древних пророков (Ис. 1, 10–18), соединить дела внешнего благочестия с чистотой души и святостью жизни, они мнилиугодитьБогу именно только внешними делами – постом (Мф. 9, 14), молитвою (23, 14), приношениями десятины в храм (ст. 23). К делам внешнего благочестия, которые не осуждаются безусловно (Мф. 23, 23), они привязали поистине бремена тяжелыя и неудобоносимыя (ст. 4), придав действиям безразличным в нравственном отношении или только полезным в житейском быту обязательную силу и значение обрядов, освященных отеческой заповедью, как, например, омовения рук, блюд, чаш, кружек, котлов и скамей (Мк. 7, 3–4; Лк. 11, 39). Понятие о хранении субботы, выраженное фарисеями во многих случаях (Мф. 12, 2, 10; Мк. 2, 23; 3, 2; Лк. 6, 1, 7; 13, 14; Ин. 5, 10; 9, 14, 16), было несогласно с Моисеевым законом и составляло для совести также бремя нелегкое. Вообще, отделяя в деле веры внешнее от внутреннего, фарисеи, при соблюдении приличной внешности, не гнушались порочных мыслей и желаний, даже более – безнравственных поступков и преступлений. Хотя они допускали бытие духов и бессмертие души (Деян. 23, 8), но это верование едва ли могло оказать благотворное влияние на нравственность, потому что они не признавали чисто свободных действий, подчиняя свободу судьбе, предопределяемой от Бога. Главной отличительной чертой фарисеев было лицемерие, которое заставляло их часто говорить одно и делать другое (Мф. 23, 3). Имея правду только наружную (5, 20), по внешности представляясь людям праведными, внутри они были исполнены лицемерия и беззакония (23, 28), хищения и неправды (ст. 25), уподоблялись, по выражению Господа, «окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты» (ст. 27). Свое благочестие они старались выставить напоказ, чтобы все видели и прославляли их (6, 1; 23, 5). Желая явить в себе ревнителей веры, они предпринимали далекие путешествия для обращения в иудейство хотя одного иноплеменника (23, 15), строили гробницы пророкам, украшали памятники праведников (ст. 29) и в то же время поедали домы вдов (ст. 14). Требуя от других безусловного покоя в субботний день, сами не считали грехом нарушение этого покоя в том случае, если грозил им вещественный ущерб (Мф. 12, 11; Лк. 13, 16; 14, 5). Строгие посты их, унылые и мрачные лица во время лощения (Мф. 6, 16; 9, 14), милостыни, раздаваемые в синагогах и на улицах (6, 2), продолжительные молитвы, совершаемые на виду всех в синагогах и на углах улиц (6, 5; 23, 14), – все это было одно лицемерие, без истинного сердечного благочестия, а посему Господь постоянно называет фарисеев лицемерами (Мф. 6, 2, 5, 16; 23, 13–14 и т. д.). С лицемерием эти вожди народа соединяли ненасытное честолюбие и духовную гордость, по которой они только себя считали святыми и праведными. И так как самомнение их опиралось на совершенства и добродетели только мнимые, то они выражали крайне щекотливое самолюбие, соединенное с полным презрением ко всем, не принадлежащим к секте их. Делая все для того, чтобы прославляли их люди (6, 2), они любили предвозлежания на пиршествах, председания в синагогах и приветствия на площадях, и чтобы люди звали их: учитель, учитель (23, 6, 7)! С тою же честолюбивою целью они расширяли хранилища свои и увеличивали воскрилия одежд своих (ст. 5) чтобы не смешаться с толпою. Надмеваясь своими мнимыми совершенствами, они считали себя далеко не такими, якоже прочий человецы (Лк. 18, 11), и ставили себя гораздо выше людей обыкновенных; с другими людьми – грешниками и мытарями – не входили в общение из боязни оскверниться (Мф. 9, 11; Лк. 5, 30), а на простой народ, обученный в законе, смотрели с глубоким презрением: народ сей, иже не весть закона, прокляти суть (Ин. 7, 49). Впрочем и между этими порождениями ехидны (Мф. 3, 7) встречались люди с неиспорченным сердцем и здравым смыслом, как, например, Никодим (Ин. 3, 1) и Гамалиил (Деян. 5, 34); из числа их некоторые впоследствии уверовали во Христа (Деян. 15, 5).
